Беседу вела
Мария Низова
Летом 2024 года роман Александра Закуренко «Доброжелатель» вышел в московском издательстве «Русский Гулливер». Его высоко оценили критики, назвав текст и отчётом перед Богом, и полифонической поэмой, предполагающей многократные возращения. О религии в сюжете, связи чисел в нём и актуальности произведения мы побеседовали с автором.
– Александр, вы писали роман 20 лет. Это ваша первая настолько крупная работа? За время его создания менялась ли концепция, отношение к героям через изменение своего мироощущения? Или оно осталось тем же, что вначале?
– Это второй роман. Сейчас пишу третий. Первый роман я начал сочинять в 21 год. Он назывался «4 и 9». Но не завершил, потому что вдруг почувствовал себя старше и мудрее своих героев. «Доброжелателя» я писал с большими перерывами с 1994 г. Потом годами не писал. Потом писал и снова замолкал. И, как ни странно, герои не отставали от меня, я не чувствовал разрыва с ними. Концепция менялась – она расширялась. Если вначале я думал исследовать проблему только предательства, то в последней версии романа писал уже и о судьбе страны, народа, и о потере и обретении веры, и об измене и о верности вообще, в мировом контексте.
– Писали ли вы малую прозу? Хотелось когда-то отказаться от идеи издать роман?
– У меня напечатан ряд рассказов: «Вечер с одалиской», «Иринола», «Запах нафталина», «Звездочётец и нимфа», «Трупы» и др. А написаны четыре (неопубликованные) книги рассказов: «Белый снегирь», «Прощание с Колхидой», «Анекдоты и всматривания» (та самая малая проза), «Флешка».
Что касается издания романа, то, скорее, идеи его издавать не было, я не очень верил, что его возьмёт какое-либо издательство. Нынче сложное, многоуровневое, неоднозначное произведение – это «неформат», по словам редакторов и издателей. Как и серьёзный разговор с читателем без постмодернистских и журналистских заигрываний. Но неожиданно на мой юбилей – 60-летие – друзья и почитатели моих текстов, прозы и поэзии, решили собрать деньги и подарить мне возможность выпустить книгу стихов. Я решил на эту собранную ими сумму издать роман – слишком много сил я вложил в него.
Так что выход романа – это возвращение долга любви, это обязанность перед теми, кто присылал мне средства на издание книги.
– «Доброжелатель» состоит из семи книг. Есть ли в этой семёрке скрытый смысл или она случайна?
– В романе нет случайных чисел. Все продуманно. Вплоть до дней путешествия Петра. И связано, кроме светских дат, ещё и с церковными праздниками. И количество книг, и глав, и дни действий – находятся в определённом цифровом взаимоотношении с сюжетом и смыслом романа.
– В тексте часто встречаются христианские термины: архангелы, литургия; имя самого Христа... Какое место в сюжете занимает Бог?
– Бог занимает центральное место в мировом сюжете, так что было бы странно, если бы в моём романе Он занял другое место. Но одно дело – моё отношение к Богу, а другое – отношение моих героев. В жизни каждого из них у Бога своё место. Или нет места совсем, ведь не все мои персонажи – верующие.
Бог дал нам свободу верить и не верить. И я тут всего лишь подражаю Ему – давая моим героям свободу верить или проклинать, искать Бога или терять.
– Кажется, что на фоне любовного квадрата всё остальное декорации. Или нет?
– Думаю, что на фоне крушения страны, эмиграции, возвращения, предательства и любви, творчества и плагиата, воспоминаний о трагическом прошлом Отечества, – квадрат становится лишь одной из многих геометрических фигур. Скажем, Гамлет возвращается в Эльсинор и отказывается мстить за отца – чем не новый вариант шекспировской трагедии?
То ли Гамлет стал гуманистом, то ли христианином. А квадрат: Гамлет – мать – отец – Бог.
– Как вы думаете, роман вышел вовремя? То есть готова ли аудитория именно сейчас осмыслить диалоги оттуда, язык общения персонажей, исторические события, описанные вами?
– Скорее, я боюсь, что роман вышел вовремя. Я надеялся, что пишу о прошлом, увы, оказалось – о настоящем. Но как отнесутся к роману читатели – мне сказать сложно. Роман читало человек 100–200. Это капля. Да и тираж – 207 экземпляров. Так что надеяться на массовый отклик нелепо.
Было бы лучше, если бы я мог сказать о том, что роман опередил время или опоздал, и стал всего лишь историей о прошлой трагедии и настоящем возмездии.
– Гошины заметки в тетради («Ходил-бродил молодой сочинитель с пятью пядями во лбу – мечтал сочинять великий космос», «УЖЕ НИКОГДА НЕ БУДЕТ ВЕЛИКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ никогда никогда никогда потому что писать не для кого и некому …»…) – о Вас?
– Нет, хотя я бы подписался под некоторыми его мыслями и эмоциями. Но стоит отметить, что мысли моих героев могут не совпадать с моими или даже вступать с ними в конфликт.
– Почему в тексте появляются строки из Достоевского?
– Ну, там ещё и Пушкин, и Моцарт, и Сальери, и Баратынский, и Платон, и много других прямо или косвенно упомянутых важных авторов. А письма к Достоевскому (или его собственные) – о том, может ли обычный человек вырваться из своей обычности и стать субъектом истории. Волевым участником изменений. Это одна из тем Достоевского – человек и границы его свободы. Кроме того, Достоевский много думал о будущем России и предсказал и бесов, и кровь, и разгул тёмных стихий в скором будущем его родины. События 1917 го, потом 1991 го, а потом 1993 го показали, что Достоевский во многом был прав, считая в его времена грядущую русскую революцию результатом хтонических сил, духовной болезни (кстати, я разбирался в её феномене в диссертации «Русская революция в поэтике акмеизма»). Достоевский продумывал причины русской смуты. Он смотрел как бы снизу истории вверх – в гору. Мои герои смотрят с вершины этой горы вниз, и их взгляды могут встретиться. Взгляд пророка и взгляды жертв и палачей.
– Элегия ближе к финалу – вашего авторства?
– Мне не хотелось бы раскрывать интригу. По сюжету романа – у «Сальери и Моцарта», элегии, писем Достоевского, отзывов на элегию критиков есть авторы. А вот кто именно – Гоша, Баратынский, Закуренко – пусть понимается читателем исходя из логики романа. Это осознанная часть фабулы, важный элемент общего смысла. Я не люблю объяснять свои произведения, так что пусть загадка авторства остаётся. Загадка в квадрате, причём не любовном. Рад, что вы засомневались.
Может, если роман дойдёт до разумных критиков, появятся ответы на этот и другие вопросы к тексту.
– Судя по концовке, ощущается, что счастье и лёгкость можно обрести только соединясь с эфиром или став им самим?
–Думаю, что достаточно стать танцующим темнокожим на берегу Гудзона и эфир сам найдёт вас…
А вообще счастье и лёгкость – это результат умения прощать и просить прощения, осознавать вину и ответственность, а радость возникает от того, что в каждом фрагменте бытия можно остановиться, подумать – «зачем я живу так нелепо и грустно?» — и запеть песню Авраама.