К двухсотлетию со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева в Пушкинской библиотеке-музее (г. Белгород) прошёл вечер, посвящённый теме «Тургенев и Пушкин». С Белгородчиной имена обоих связывает общая история: предки писателей служили в этом порубежном крае воеводами. В предлагаемых заметках нет ни научных откровений, ни даже нового взгляда на тему «Пушкин и Тургенев». Это статья-напоминание, дань памяти двум гениям русской словесности.
Не будет преувеличением сказать, что вся творческая жизнь И.С. Тургенева прошла под знаком Пушкина. Встречей с Поэтом ознаменовалось её начало, а речью на открытии памятника Пушкину в Москве запомнился Тургенев в один из последних своих приездов в Россию.
Памятная встреча состоялась в тот момент, когда молодой Тургенев едва вступил на поэтическое поприще. На первом же литературном вечере у П.А. Плетнёва в прихожей судьба словно бы благословила его: «…как молния сверкнул ему Пушкин». «Остались в памяти живые глаза, столь быстрые! – да белые зубы» (Б. Зайцев «Жизнь Тургенева»). К сожалению, случая познакомиться лично так и не представилось, однако Иван Сергеевич уже за несколько дней до дуэли Пушкина всё же успел воспользоваться счастливой возможностью вглядеться в столь значимое для него лицо, чтобы запомнить его на всю оставшуюся жизнь: на утреннем концерте в зале Энгельгардта «Пушкин стоял у двери, скрестив руки, хмурый и мрачный. Тургенев кружил как влюблённый, рассматривал и так, и этак». Позднее, доросши до «Литературных и житейских воспоминаний», Тургенев признает, что для него и его сверстников Пушкин был «чем-то вроде полубога».
С тех пор многое в жизни и творчестве Тургенев «поверял» Пушкиным, ставшим для него настоящим мерилом поэзии, её высшим проявлением, зенитом. Обращение к строкам любимого поэта для Тургенева во всех литературных спорах всегда было незыблемым аргументом. Показателен эпизод, описанный в мемуарах сестрой Л.Н. Толстого Марией Николаевной (в пересказе М.А. Стаховича). Мария Николаевна не любила и не читала стихов; Тургенев, разумеется, «волновался и спорил… «даже до сердцов». Особенно из-за Фета, которым он тогда восхищался и часто цитировал, добавляя: «Под таким стихом ведь Пушкин подписался бы. Понимаете ли, – Пушкин! Сам Пушкин!» Однажды, во время такого спора, Тургенев вскочил и выбежал из дома Толстых, долгое время отсутствовал и наконец приехал с «одной вещицей» – повестью «Фауст», сказав при этом: «Никогда так не пишется, как «в сердцах» («И.С. Тургенев в воспоминаниях современников»). Нетрудно догадаться, что считавший себя последователем Пушкина писатель был деятельным популяризатором творчества самого русского поэта не только на родине, но и на Западе. Он часто читал и разъяснял стихи Пушкина и в оригинале, и в собственном переводе на французский язык своим друзьям – писателям Флоберу, Мопассану, Золя, Доде и другим, стал автором предисловия к французскому переводу драматических произведений А. Пушкина.
Надо заметить, что хотя Пушкин для Тургенева был «недосягаемым образцом», а сам прославленный романист всю жизнь полагал себя учеником великого поэта, талант Тургенева никогда не был подражательным, всегда – самобытным, лишь проявлявшимся в том же, пушкинском, русле. Хорошо выразил эту мысль В.Г. Белинский: «Быть под неизбежным влиянием великих мастеров родной литературы <…> и рабски подражать – совсем не одно и то же <…> В стихах г. Т.Л. (псевдоним Тургенева. – Н. И.) столько жизни и поэзии, в созерцании его столько истины и верности, что тут всякая мысль о подражательности нелепа». Нет нужды говорить о следах творческого воздействия Пушкина на Тургенева: об этом было и, несомненно, будет написано множество статей и исследований. Можно лишь заметить, что и Пушкин, и за ним Тургенев представляли собой аполлоническую линию русской литературы.
Знаком отличия и признания считал Иван Сергеевич обращение к нему младшей дочери Пушкина, графини Н.А. Меренберг, которая выбрала именно его в издатели писем поэта к невесте и впоследствии жене: «Быть может, я до некоторой степени заслужил это доверие моим глубоким благоговением перед памятью её родителя, учеником которого я считал себя с «младых ногтей» и считаю до сих пор...» Честь быть издателем и автором предисловия к «Новым письмам Пушкина» стала предметом особой гордости для Тургенева.
Волею судьбы Иван Сергеевич оказался хранителем того самого талисмана А.С. Пушкина, о котором сложены бессмертные строки «Храни меня, мой талисман», а именно сердоликового перстня, подаренного молодому ссыльному поэту Екатериной Воронцовой в Одессе в 1824 году в знак любви. После смерти Пушкина перстень остался как знак памяти у В.А. Жуковского, а его сын, Павел Васильевич, в 1875 году подарил его Ивану Сергеевичу. Тургенев очень дорожил этой реликвией: «У меня тоже есть подлинная драгоценность – это перстень Пушкина, подаренный ему кн. Воронцовой и вызвавший с его стороны ответ в виде великолепных строф известного всем «Талисмана». Я очень горжусь обладанием пушкинским перстнем и придаю ему так же, как и Пушкин, большое значение». Однако если в жизни последнего перстень был призван уберечь «от преступленья, от сердечных новых ран, от измены, от забвенья», то уже Жуковским этому талисману было дано символическое предназначение: он должен был из раза в раз передаваться «достойнейшему последователю пушкинских традиций между новейшими писателями» (Тургенев, в свою очередь, завещал перстень Л.Н. Толстому). Этому благому начинанию, увы, не суждено было сбыться: перстень был украден из Пушкинского музея Александровского лицея, куда его передала Полина Виардо.
Ещё одной реликвией, сейчас находящейся в Музее-квартире Пушкина на Мойке, 12, стал локон А.С. Пушкина в серебряном медальоне. После смерти кумира тогдашней поэтической молодёжи третьекурсник Иван Тургенев упросил камердинера срезать прядь волос с головы поэта, уплатив ему золотой, и всю последующую жизнь бережно хранил этот локон. Впервые публика увидела медальон на выставке в Петербурге в 1880 году с сопровождавшей его запиской Тургенева. После кончины обладателя реликвии она так же, как и перстень, была передана Полиной Виардо в Музей Александровского лицея и, к счастью, уцелела.
1860–1870-е годы были достаточно нелёгкими как для самого И.С. Тургенева, так и для всей литературы пушкинского толка. Литературой и общественными настроениями завладели деятельные и необычайно «практические» люди, столь блестяще предугаданные первым романистом России. Именно и прежде всего на него и оказалась обращена резкая, зачастую несправедливая критика; темы, поднимаемые Тургеневым, герои и самый тон повествования признавались устаревшими и ненужными современной жизни и литературе; прежние друзья становились недругами. Тургенев тяжело переживал происходящее. Да что Тургенев!.. Сам Пушкин едва не был свергнут с пьедестала («Так пускай толпа его бранит / И плюет на алтарь, где твой огонь горит, / И в детской резвости колеблет твой треножник»). Однако к началу восьмидесятых ситуация переменилась. Одним из самых важных событий 1880 года в России смело можно назвать открытие памятника А.С. Пушкину на Тверском бульваре. Тургенев, уже на закате жизни, но всё ещё великолепный, статный, седовласый, приехал из Франции на пушкинские торжества. Речь его о Пушкине в Дворянском собрании вызвала овации. Увенчание Пушкина обернулось триумфом самого Тургенева, да и всей русской литературы.
Быть похороненным в ногах своего Учителя – затаённая мечта Тургенева. Однако он осознавал, что желание это – дерзновенно, поэтому завещал похоронить себя в Петербурге рядом со своим другом и соратником Виссарионом Белинским. Похороны И.С. Тургенева прошли при огромном стечении народа.
Надежда Ипатова,
ведущий библиотекарь Пушкинской библиотеки-музея