3 сентября директору Московского академического театра сатиры Мамеду Агаеву исполняется 60 лет. Более 30 лет он работает в этом театре. Начинал администратором, был заместителем, потом стал директором.
– Мамед Гусейнович, как вы попали в Театр сатиры?
– Попал почти случайно. После института я работал в Нахичеванском театре администратором. В 1979 году министр культуры СССР Демичев решил, что нужно сделать стажировку для директоров театров – тогда на эту должность попадали разные люди. К нам пришёл запрос, и я уговорил директора, чтобы меня отправили учиться.
Когда меня спросили, в каком театре я хочу стажироваться, я не знал ни одного московского театра. Но мне хотелось туда, где работал мой любимый актёр – Андрей Миронов. Меня направили в Театр сатиры, а руководителем моим стал А.П. Левинский. Он меня «прикрепил» к своему заместителю – Г.М. Зельману. К концу моей стажировки Зельман сделал всё, чтобы я остался в театре администратором. С первого появления здесь я понял: хочу работать только в этом театре. Мечта осуществилась.
– У вас есть любимые артисты?
– Конечно, вся труппа. В театре могут быть разные отношения, но нельзя работать с людьми, которых не уважаешь и не любишь. К старшим я отношусь с сыновним почтением – меня так воспитали родители, к молодым – с отеческой заботой. Я близко дружил с Г.П. Менглетом, в сентябре ему бы исполнилось сто лет. Очень любил В.Г. Токарскую, нашу дорогую театральную бабушку. Я не могу не любить и не заботиться о наших актёрах, которые всю жизнь отдали театру. Их отношение к профессии, к искусству – пример для нашей молодёжи. Мне очень дорого наше среднее поколение – А. Яковлева, Ю. Васильев, М. Ильина, И. Лагутин, Ф. Добронравов. Они все стали звёздами на моих глазах. Я не могу не восхищаться О.А. Аросевой и В.К. Васильевой. Они не скрывают свой возраст, но их работоспособности можно позавидовать – ежедневные репетиции, у каждой по 10—15 аншлаговых спектаклей в месяц. В конце сентября они сыграют премьеру – «Реквием по Радамесу» в постановке Виктюка.
А самый любимый актёр – Ширвиндт, здесь я не оригинален. И конечно, Державин. С ними я дружу уже тридцать лет.
– Чем отличается театр ХХ века от театра ХХI века?
– Отличается не только театр, сколько к нему отношение. В ХХ веке театр был и кафедрой, и трибуной. Когда играл Андрей Миронов, наш театр охраняла конная милиция. Публика рвалась и на «Горе от ума», и на «Ревизора», и на «Трёхгрошовую оперу», и на «Вишнёвый сад». Билет в наш театр был валютой.
Когда я был администратором, я знал наших постоянных зрителей в лицо, сегодня они по-прежнему ходят к нам в театр. Но сегодня наши зрители хотят получать в театре только положительные эмоции, хотят видеть медийные лица. У нас по-прежнему аншлаги, но не все спектакли. Среди московских театров у нас самый большой зал – 1206 мест, это в 2–3 раза больше, чем во многих других театрах. В пятницу, субботу и воскресенье мы собираем полные залы, в будние дни есть спектакли, которые продаются хуже. У нас был случай – мы отдали наш спектакль в другой театр. У нас были проблемы с посещаемостью – там билеты проданы на полгода вперёд.
Наше название требует особого выбора репертуара. Наша политика – сохранять демократические цены на билеты. На спектакль «Случайная смерть анархиста» билеты раскупаются за 20 минут, но мы не повышаем цены. Понравился «Анархист» – пришли на другой спектакль, потом на следующий.
– Насколько вы себя уютно чувствуете в этом времени?
– Я уверенно и уютно чувствую себя в своём театре. Через несколько дней после начала отпуска начал скучать по театру. Не выдержал, вернулся на работу. Теперь понимаю, что всё успели – и ремонт, и декорации к новому спектаклю, и рекламу обновили. Главное – работать. Мне комфортно, когда я успеваю сделать всё, что задумал.