Наталья Савватеева «ЛГ», 2019, № 10
Кажется, совсем недавно в день её рождения, 22 января, «ЛГ» вышла с удивительным портретом на обложке и большим разговором. Так мы поздравили народную артистку России Валентину Талызину с красивыми цифрами юбилея... Экземпляры газеты отнесли ей домой за несколько часов до бенефисной «Пиковой дамы» в родном и единственном её театре – Театре им. Моссовета. Тем более что идти далеко не пришлось – Валентина Илларионовна долгие годы жила на Большой Никитской, напротив нашего здания. Соседством была довольна и говорила: «Литгазета» – самое близкое ей издание.
Теперь В.И. Талызиной не стало. 90 лет – такую короткую долгую жизнь – судьба отмерила этой поистине народной артистке, чьи роли будут помнить. Непростой характер, острый язык, бескомпромиссность на телеэкране и жизни забудутся, а героинь из «Зигзага удачи», «Иронии судьбы...» и ещё из 137 (!) фильмов не забудут. Как и театральные работы (одна «Васса» дорогого стоит), её неповторимый голос, звучавший даже в мультфильмах, прекрасно выстроенные чтецкие программы – как умудрялась выучить огромное количество стихов?
Наш последний поклон Валентине Илларионовне Талызиной – публикация фрагментов её откровенного разговора с «ЛГ» шестилетней давности. Давайте перечитаем…
– Валентина Илларионовна, как вы думаете, что наиболее востребовано публикой в разные времена?
– Человеческая душа. Мировоззрение человека, его духовный мир. Публика чуткая, её не обманешь! Она видит, что в театре настоящее, а что нет. И когда смотрит телевизор, вцепляется в это лицо, потому что оно притягивает и не отпускает от себя. А если это не так, переключает кнопку.
– Между настоящим искусством и успехом всегда можно поставить знак равенства?
– По опыту знаю: со временем всё устаканивается, и все, кто выходит на сцену, равны. Но к концу спектакля оказывается, что не все.
– Зрители изменились в связи с пришедшим к нам капитализмом?
– Нет. Зал либо затихает и хлопает, когда ему нравится, или шуршит бумажками и разговаривает. Это всегда живое, и всегда так будет – большой зал, маленький или площадь посреди города.
– Что для вас значит русский психологический театр?
– Это основа, плацдарм, мировое открытие и наше национальное достояние, как нефть и газ. Школа Щепкина, Станиславского – наше всё! А сегодня это моя боль. Слава богу, я пришла в театр, когда там были Мастера. Театром руководил Завадский, служили Марецкая, Плятт, Раневская, Сошальская, Любовь Орлова, Серафима Бирман, Мордвинов, Валентина Серова, Оленин, Консовский, Борис Иванов… Именно они были моими университетами в профессии и в жизни. От каждого я что-то взяла. Они тепло, по-отечески, с любовью относились к молодёжи, отдавали всё лучшее, что было в их душе. Но больше всего меня воспитывали актрисы, которые не были известны широкой публике: Сара Брегман, Наташа Ткачёва, Ира Соколова, Нелли Молчатская. Им не удалось засветиться в кино, но именно они были добрее и щедрее всех, и я им до конца дней благодарна за науку. Театр жил творческими идеями Завадского, который каждую неделю встречался с труппой, читал нам Пушкина, говорил с нами о поэзии, театре, жизни. Весь театр дышал творчеством: были внеплановые работы, какие-то показы. Когда встал у руля Павел Иосифович Хомский, мы с ним тоже прекрасно работали 30 лет: никаких скандалов, разделов, всё честно, по справедливости. Он был величайший профессионал и деликатный человек.
– А почему вас сейчас терзает боль, что изменилось?
– Я против самодурства. Например, Кончаловский убрал двух артисток из своего спектакля, сказав, что они якобы исчерпали творческий ресурс. Но не означает ли это, что исчерпал ресурс сам спектакль? Ведь если он крепко сделан, в нём появляются и воздух, и глубина, что позволяет расцвести артистам!
– Что-то подобное случалось у вас в театре?
– Да, у Завадского. Он одну актрису не просто снял с роли, а перевёл в помощники режиссёра. Она согласилась, но начала готовить моноспектакль и потом показала ему. Он смотрел и плакал. Признал свою ошибку и снова перевёл её в артистки. И она ещё долго играла в спектаклях театра. И конечно, при Завадском и Хомском никогда не было такой пошлости, цинизма и бесстыдства, как в спектакле «Великолепный рогоносец» в постановке Чусовой.
– У нас сегодня всё заточено на молодость. Не боитесь, что бросят в ваш адрес «Ваше время прошло, настала пора молодых»?
– Я ничего не боюсь. Когда пришла на первую репетицию «Вассы», сказала: «Я очень рада, что здесь нет мегазвёзд. Я себя такой не считаю: я старая театральная лошадь, давайте начнём работать».
– «Вассу» хорошо принимают зрители. Аплодируют, кричат «Браво!», забрасывают цветами. А как всё шло во время постановки?
– Мы с Серёжей Виноградовым встретились и нашли потрясающее решение. Я смотрела три раза «Вассу»: с Пашенной и два современных варианта. Скажу честно: так, как в нашем спектакле, никто никогда не ставил и не играл. Очень интересно было работать с Юрой Черкасовым, Сашей Бобровским! Лиля Волкова просто расцвела, которая играет невестку старшего сына. Ира Климова блестящая, Марина Кондратьева. Да все они близкие мне партнёры по духу, родные, любимые. Каждый подходил, целовал меня, когда были премьерные показы, и говорил в темноте за кулисами: «Не волнуйся». А как гениально работал Серёжа Виноградов! У нас в него все влюблены. За его спиной потрясающая школа: Щукинское училище, он воспитанник Романа Виктюка, ученика Анатолия Эфроса. А какой он скромнейший человек, спокойный, трудолюбивый, терпеливый. И молодой: ему всего 53 года. Вот кто мог бы возглавить наш театр!
– А вы чувствуете себя молодой?
– Я чувствую себя самой собой. Меня никогда не волновали возраст и красота.
– От чего, по-вашему, зависит молодость души?
– У каждого своё. Здесь и образ жизни, и природа, и талант не дают расслабиться.
– А таланту всегда дают в театре зелёную улицу?
– Нет, конечно. Надо доказывать на каждом спектакле и себе, и зрителям, что ты это можешь! Я никогда не обольщалась и часто переживала: «Сегодня тут чего-то не хватило, там не получилось. В «Мамаше Кураж» Хомский мне говорил: «Валя, больше!» Я и сама чувствовала, что надо больше. Но, думаю, ключик какой-то мы всё-таки не нашли. Хотя играла я всегда по-разному.
– Как вы относитесь к партнёру?
– Обожаю, когда он талантливый: мне с ним интересно. В «Егоре Булычове» я играла роль Ксении, жены Булычова, и спросила Виктюка: «Что мне играть?» Он говорит: «Как что? Она – купеческая дочка, он – первый и единственный мужчина в её жизни. Она влюблена в него, а он на неё не смотрит и ноги об неё вытирает». И я решила играть, что мне всё в нём нравится, и от этого счастья стала всё время смеяться. И когда гениальный артист Леонид Марков, который Булычова играл, увидел, что я смеюсь, а зрители смотрят на эту дурочку и тоже хохочут, он взял и передразнил меня. А я от этого ещё громче засмеялась, и было смешно по-настоящему. Вот так роль и выстроила.
– Вы ещё делаете чтецкие программы. Когда стали этим заниматься?
– Давно. Завадский как-то предложил нашим мэтрам стать наставниками, и каждый взял себе ученика. Меня выбрала Марецкая и была со мной жёсткой. Я к ней пришла однажды, рыдая, и говорю, что у меня два года нет работы. «Ну и что? – сказала она. – И у меня не было! Что ревёшь? Делай так, чтобы твои золотые всегда блестели! Не стой на месте, работай над собой!» И я сделала одну чтецкую программу, потом другую...
– Я была недавно в Театре Сац, где вы в концертной программе прекрасно читали стихи Бродского. Кто создатель этого действа?
– Миша Славкин. Как-то в Доме Пушкина я читала стихи в концерте и вдруг услышала его хор «Преображение» и просто сошла с ума. В жизни никогда ничего ни у кого не прошу, а тут подошла к нему и, потупив глаза, сказала: «Если вам нужна чтица, я готова». Он посмотрел на меня, как сквозь стекло, сказал: «Угу», повернулся и ушёл. Прошло два года, он мне не позвонил. И тут в костёле на Большой Грузинской я читаю рождественские стихи, в том числе Бродского, в сопровождении органа и двух хоров, один из которых Славкина. После концерта подхожу к Мише и говорю: «Ну, и как я читаю стихи?» Он: «До слёз! Приглашаю вас в свою программу о Бродском». И когда мы выступили, я сказала: «Миша, я готова читать твою программу под лестницей и без гонорара».
– Для вас есть разница, где играть, в кино или в театре?
– Везде надо выкладываться. Но важнее для меня театр: там всё живое. Вот они сидят в зале и тебя слушают. Сегодня, сейчас. И дышат. И смеются. Никогда не смеялись, а сегодня вдруг раз и засмеялись на реплике. И ты думаешь – почему?
– В театре Моссовета вы служите ровно 60 лет. Отмечать будете?
– Зачем?! Прошла уже дата. Да никому и в голову не пришло. У меня только одно желание – сыграть комедийную роль у Островского в постановке Сергея Виноградова к своему юбилею. Я попросила Панфилову об этом, она категорически против: нет денег. Для циничной, пошлой и бесстыдной Чусовой, которую никто в Москве уже не приглашает, деньги есть, а для талантливого режиссёра Виноградова – нет.
– Является ли возраст причиной не получать роли или главное всё-таки талант?
– Только талант. Возраст ни при чём. Можно быть молодым человеком, а в душе старым, а можно быть старым, но оставаться молодым. Главное – то, что внутри тебя.