ДОМ, ГДЕ ЖИЛ ТЮТЧЕВ
Смеркается. Как наваждение
В морозном мареве огней
Проспекта сонное движенье,
Реклам дрожащее свеченье,
Мерцанье тусклых фонарей…
Иду по Невскому. Знакомо
И всё почти известно мне…
На миг остановлюсь у дома,
Увижу яркий свет в окне.
Напряжены, в морозной пыли,
Гудят чуть слышно провода.
Здесь жил поэт. Давно забыли,
В какие именно года.
Уже пустеют мостовые.
Смотри, из этого окна
Ему видна была Россия,
Была судьба её видна…
* * *
А всё-таки спеши, спеши,
Пусть даже ошибаясь снова,
Всю боль мятущейся души
Вложить в трепещущее слово!
Когда молчания печать
Твои уста сомкнёт навечно,
Ему – звенеть, ему – звучать,
То дерзновенно, то беспечно.
Но, покорясь своей судьбе,
Не ожидай вознагражденья:
Нет ни спасения тебе,
Ни состраданья, ни прощенья.
Сомнений чашу ты испил
И не тверди молитв упрямо.
Ведь всё равно не хватит сил
Изгнать торгующих из храма.
ПТИЧЬИ ПРАВА
Не имею – как маленький птах
Ничего – только небо да ветер.
Я живу здесь на птичьих правах,
Улечу – и никто не заметит.
Самолёты летят высоко,
Неизбежно надёжны турбины,
Бороздить им привычно легко
Высоты голубые глубины,
А меня – не встречают. Не ждут.
Нет надежды – но нет
и сомненья,
Не имеет значенья маршрут
И отсутствует пункт назначенья.
Как мне дороги эти права.
Пусть они называются –
птичьи –
Я лечу – и небес синева
Кружит голову вечным величьем.
А когда я однажды умру,
То душа рассмеётся на воле,
Где печалью звенит поутру
Васильковое звёздное поле
* * *
Застыл на распутье – не знаешь,
Проблемы – куда ни пойдёшь:
Налево – коня потеряешь,
Направо – любовь обретёшь…
Но ты молодой и упрямый,
Уверенно выбрал свой путь,
Решаешь – всё прямо и прямо
Вперёд – ни на шаг не свернуть!
Ни недруга рядом, ни друга,
Молчанье – зови не зови.
В тумане промозглом округа,
И нет ни коня, ни любви…
И нет ни привала, ни крова,
И нет ни покрышки, ни дна.
Тебе лишь дорога – основа,
Тебе только вечность дана.
И дали, туманные дали,
Где края достигнешь едва ли…
* * *
Из человека жизнь уходит,
А он, сердечный, мельтеша,
Ещё по жизни колобродит
Не чуя, как скорбит душа.
Ещё он женщин ловит взоры,
Ещё он весел, жив-здоров.
Ещё не знает приговора
Уже бессильных докторов.
Ещё он сам – сама беспечность,
Ещё не ведом смерти страх…
Но вот уже застыла вечность
В его тускнеющих глазах.
И он ещё не понимает
В своей избушке ледяной,
Что постепенно убывает,
Что завершает путь земной.
Друзей в застолье угощая,
Смеётся – всё пройдёт и пусть,
Но с удивленьем ощущает
Ещё неведомую грусть.
И зрелищ требует, и хлеба,
Но путь земной с трудом верша,
Уже готовится на небо
Его мятежная душа
* * *
Исчерпан февраль без остатка
До самых последних снегов,
Слабеет привычная хватка
Звенящих морозных оков.
Лишь солнце пригреет – синицы
Поднимут неистовый гам,
И отблеск лучей заискрится,
Скользя по лиловым снегам…
Но это – лишь завтра. А ныне –
Промёрзшие клочья небес.
И стонет под ветром и стынет
Не к сроку разбуженный лес.
* * *
В нашей жизни
всё предельно просто:
Вечность спрессовалась
до минут –
От роддома жизнь и до погоста,
Как один автобусный маршрут.
Всё размыто – судьбы, даты,
лица…
Жизнь, как неизвестная игра.
Школа, институт, завод,
больница,
Кладбище – конечная – пора!
И греша, вздыхаешь виновато, –
Эта жизнь даётся только раз,
Но об этом всем уже когда-то
Мудро написал Экклезиаст.
В час, когда нагрянет
смерть-старуха,
Подведёшь черту под «итого»…
Суета сует. Томленье духа,
Пустота и больше ничего.
В поднебесье тускло тают звёзды,
В темноте круги сужает бес,
Но поверь, что никогда не поздно
Будет достучаться до небес.