Воспринимать чужую беду как собственную – дар. И он даётся немногим. Избранным. Не по рождению, а по сердцу, отзывающемуся на боль. Мы холодны и равнодушны. Тащим усталое тело из офиса в постель с короткой заправочной остановкой у стола и конечной – за телевизором. Мы так привыкли видеть боль по ту сторону экрана, что только на неё и отзываемся. Плачем над выдуманным горем, как налог, отчисляя обязательный процент сострадания с нашей, в общем-то, благополучной жизни. А отчитавшись, выходим на улицу, готовые к новому дню и равнодушные сегодня так же, как завтра, вчера и третьего дня…
Если я гореть не буду…
Объявление: «ПРОПАЛ РЕБЁНОК!» скользнуло по краю сознания привычным «бедный!» – удобным безразмерным словом, приложимым к собаке, которой холодно (но не впускать же её в подъезд, такую грязную), к заболевшему коллеге и бомжу на начинающей таять земле. Таких объявлений по Москве сотни. Всё равно всем не помочь.
С минуты на минуту должна была приехать сестра с мужем и дочкой – четырёхлетней Анечкой. Предстояло встретить, накормить, уложить, а ведь завтра опять вставать в семь. Когда встреча сестёр перешла из застольной стадии в диванную, почему-то вдруг вспомнилось объявление. Подумалось: наверное, обращались с ним плохо. Дети просто так не пропадают.
На следующий день была планёрка. Всю планёрку в сумке жужжал телефон. Пятнадцать пропущенных звонков… Пропала Анечка.
Лифт кто-то держал наверху, и Лана помчалась пешком на пятый этаж. Там её встретил муж сестры. Он пытался казаться спокойным, но видно было, как дрожал телефон в его руке. Через семь минут они были в отделении. Лана никогда не видела сестру такой: вся красная, в слезах, она тонким голосом кричала на молоденького участкового: «Сделайте что-нибудь! Что вы стоите! Каждая секунда дорога!» Участковый испуганно пятился.
Оказалось, Анечка вылила воду от краски на мамин загранпаспорт, и Люба впервые в жизни ударила дочку. Потом они вроде бы помирились, и Люба побежала в магазин – через десять минут должен был прийти Валера, а Анечку они уже один раз оставляли ненадолго одну. Когда вернулась, дверь была открыта, а Анечки не было. Непонятно только, каким образом она дотянулась до замка…
«Мы ищем девочку, – пытался успокоить рыдающую Любу участковый и посоветовал: лучше развесьте объявления по району. Этим вы больше поможете».
Следующие три часа были как в тумане. Звонки, Интернет, объявления и – нарастающий ужас. Анечка такая маленькая и доверчивая. Господи, только бы нашлась! И озарение: «Это я виновата! Прошла мимо объявления. Какой-то малыш пропал, а я не остановилась!»
Около пяти позвонили в дверь. Девчонка лет семнадцати. «Я – Вета. Из волонтёрского содружества «Поиск пропавших детей». Про организацию эту Лана слышала в связи с акцией, которую те готовили. У коллеги на сумке была их синяя ленточка, и Лана тогда подумала: ну что может ленточка дать? Нацепил ты её, а дальше? Сочувствующих больше станет?
Несмотря на бросающуюся в глаза молодость, Вета оказалась неожиданно деловой. Накапала валерьянки Любе, записала всё, что могло помочь в поиске – адреса мест, в каких побывали, и даже какую книжку Анечка читала последней. Распечатала пачку «ориентировок» с фото, часть отдала Лане, остальное сунула в холщовую сумку с синей ленточкой. Потом оставила номер своего телефона и умчалась.
Через час позвонила. Сказала, что видела похожую на Анечку девочку в зоопарке. Но там была группа маленьких школьников, и девочка затерялась. Вскоре Вета позвонила снова: «Анечка вошла в метро с какими-то мужчиной и женщиной. Похоже, добровольно». Позже рассказала, что успела заскочить в соседний вагон и встала так, чтобы не выпускать из виду девочку. Доехала с ними до Выхина, где на выходе их встретили подоспевшие сотрудники полиции.
6 декабря 2011 года в 16.30 Паша Костюнин, 2004 г.р., вышел из школы № 2 (Ленинградская область, Кировский район, Отрадное, ул. Железнодорожная, 20) и пропал без вести. Приметы Паши на момент пропажи: на вид 7 лет, рост 120 см, глаза голубые, волосы светло-русые, отсутствуют передние зубы. Всех, кто может сообщить какую-либо информацию о Паше, просим написать на poiskdetei@yandex.ru или позвонить по тел.: 8(904)616-29-85.
Местонахождение Паши до настоящего времени НЕ УСТАНОВЛЕНО. |
…Плачущая Люба схватила Анечку на руки. «Я на тебя обиделась и ушла, – сказала та маме. – Та тётя из зоопарка, у неё дома в ванне дельфин, она мне его покажет». Тётя с дельфином оказалась гражданкой Молдавии без прописки и дельфина в ванной. На вопрос, зачем увела чужого ребёнка, ответ был один: «Шла сдавать её в милицию». Почему в Выхино, вразумительного ответа не последовало.
В общем, история со счастливым концом. Анечку через неделю увезли, а Лана стала волонтёром. «Люди приходят сюда по-разному, – смущённо улыбается она. – Вчера мы нашли Даню. Стоит один раз взглянуть в глаза матери, потерявшей ребёнка, и ты уже не пройдёшь равнодушно мимо слова: «ПРОПАЛ!». Это же человечек. «Один дома» – ничто по сравнению с тем, с чем сталкивается малыш – один в большом городе».
Почему уходят дети
Почему уходят дети? Случаи похищения бывают не так часто. Почему сбегают дети из интернатов и кадетских корпусов, ещё можно понять, но почему то же самое делают наши накормленные, долюбленные, балованные дети?
Этой проблемой давно занимаются детские психиатры. Есть даже такой термин – синдром уходов и бродяжничества. Причины этого заболевания, – а именно так, считают психиатры, к этому следует относиться – очень разнообразны, внешние же проявления синдрома довольно схожи. Он встречается у детей в возрасте от семи до семнадцати лет, а более всего ему подвержены мальчики препубертатного возраста. Проявления синдрома зависят и от индивидуальных особенностей, и от окружения. Порой нам трудно повлиять на характер ребёнка. На его ранимость, вспышки гнева, агрессию. Но мы должны вовремя увидеть одиночество ребёнка, его обиду, непонятость. Сверхценное ощущение обиды свойственно многим подросткам.
Причиной может быть и рассеянность матери. До сих пор не могу забыть трёхлетнюю девочку в торговом центре на Войковской. Она плакала и звала маму, которая, как объяснила малышка, «покупала платья и потеряла меня». Потом доверчиво пошла «на ручки» – совсем маленькие людей не боятся. Незадачливые родители про девочку вспомнили не сразу. Дожидались мы их у стойки информации больше получаса.
Часто дети уходят от насилия, агрессии. Уже четырёхлетние малыши остро чувствуют несправедливость, порой проявляющуюся так неявно, что взрослый может всерьёз недоумевать: кормили-поили же, а если наказывали, так ведь для его же блага. Подумаешь, сорвались разок. Домой приходишь, хочется тишины, а тут ор, гам.
Или всё хорошо, но ребёнок чувствует себя ненужным, а реакция всё та же – побег. Малыш вспоминает о доброй бабушке в деревне, которая обнимала его и кормила ватрушками, и уходит из дома на поиски бабушки.
Любой уход – это всегда протест. Его провоцируют обида, страх наказания, ответственности за проступок. Иногда даже «двойка» в дневнике.
Существует и другой тип уходов, который встречается реже и обычно у детей с выраженной эмоционально-волевой неустойчивостью. Такой уход в меньшей степени зависит от нас, взрослых, и обычно говорит о «сенсорной жажде» – потребности в новых впечатлениях, повышенной жажде удовольствий, бесконтрольной свободы.
Ребёнок может захотеть посмотреть на реакцию родных на его исчезновение. Но такие дети обычно далеко не уходят. Далеко уходят малолетние авантюристы в поисках приключений. Но и такой начитавшийся книг ребёнок не отправляется в путешествие сразу. Его побегу предшествуют сборы. На Северный полюс или в джунгли. Внимательный взрослый это заметит. Бывает, «бегунка» находят в течение часа, а иногда поиск занимает недели и месяцы…
Семнадцатилетний москвич Саша З. пять лет регулярно сбегал из дома. Ольге – матери Саши – пережить его уходы помогла… литература. Свой дебютный рассказ «Путешественник» она написала после первого ухода сына из дома, когда тот провёл на улице три дня, пока не нашли его, сонного, на заснеженной скамье. С тех пор жизнь Ольги стала подчиняться непредсказуемому ритму «путешествий».
Такое неудержимое влечение к перемене мест психиатры называют дромоманией. Дромоманы на холод и голод не обращают внимания. Их влечёт дорога. И вылечить их очень и очень трудно. Но в случае с Сашей всё случилось само собой. Теперь он оказывает неоценимую помощь в поиске таких же «бегунков». Первым его заданием была расклейка «ориентировок» на Настю К., похищенную собственным отцом. Добровольцы нужны всегда. А на путешествия Саше времени больше не хватает.
Чья хата не с краю
Согласно официальной статистике, в России в год пропадает 20 000 детей, 18 000 находят живыми или мёртвыми, 2000 не находят никогда. Четыре ребёнка в день пропадают навсегда. Только вдумайтесь в эти цифры!
«Меня часто спрашивают о том, зачем мы это делаем, – говорит редактор сайта (информационного агентства содружества волонтёров) Гаянэ Степанян, – почему тратим время, силы на поиски чужих детей вместо того, чтобы заниматься обустройством собственной жизни? Вопрос непростой, потому что тогда нужно говорить о том, о чём между порядочными людьми говорить не принято: ведь быть добрым, сопереживать чужому горю – это так же естественно, как дышать. Поэтому я скажу словами великого Назыма Хикмета Ран:
Если я гореть не буду,
если ты гореть не будешь,
Если мы гореть не будем, –
кто тогда рассеет тьму?
Статистика неумолима, но мы всё ещё верим, что «так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети».
Волонтёры содружества участвовали более чем в восьмистах поисках, из них каждый десятый – успешен.
А, действительно, если не они, не мы – тогда кто? Кто будет возвращать – снова и снова – наших детей? Кто будет искать их даже тогда, когда скажут страшное: «Поиск не дал результатов»? Но и мы – те, кого беда пока не нашла, обошла стороной, – не должны проходить равнодушно. Сделать хотя бы посильное – напомнить, спросить, перепостить на своей страничке. Мир так тесен, – стоит лишь захотеть, кто-нибудь, да откликнется, кто-нибудь, да подаст весточку. Вот для чего синие ленточки. Синий звоночек-напоминание о том, что кому-то в мире сейчас очень страшно.