Игорь Мощицкий
В начале двадцатых годов прошлого столетия Н. Акимов, будущий театральный режиссёр с мировым именем, приобрёл известность в городе на Неве – как талантливый портретист, карикатурист, иллюстратор, но более всего как сценограф. В 1932 м, уже оформив более восьмидесяти спектаклей в театрах Ленинграда и Москвы, он впервые выступил как режиссёр: поставил «Гамлета» в Театре им. Вахтангова. А ровно 90 лет назад, в 1935 году, Николай Павлович стал художественным руководителем Ленинградского театра комедии, который сегодня носит его имя.
Акимов так объяснял свой приход в режиссуру: «Выяснилось, что я хронически задавливаю режиссёра, и, даже если мне удавалось обеспечить спектаклю успех, из строк рецензий вставала моя зловещая фигура, вытирающая руки от режиссёрской крови…»
К тому времени публика привыкла видеть в Гамлете героя, полного мистики, с суровым взглядом. Акимовский же Гамлет (его роль исполнял артист Анатолий Горюнов), видимо, учитывая слова Гертруды: «He’s fat and scant of breath» (то есть «он толстый, и у него одышка»), представал толстяком, весельчаком и шутником; Клавдий в исполнении молодого Рубена Симонова оказывался ровесником Гамлета, а Гертруда (Анна Орочко) годилась Клавдию в матери, что подчёркивало его суть кровавого интригана. Офелия (Валентина Вагрина, самая красивая актриса труппы), опьянев, пела под джаз фривольную песенку. А хлопотуна Полония явил Борис Щукин, позже прославившийся исполнением в кино роли Ленина. Разумеется, Акимов в том спектакле выступил и как художник: занавес был выполнен в виде кольчуги, а городская панорама напоминала полотна Брейгеля.
Чтобы купить билет на акимовского «Гамлета», люди занимали очередь с ночи. И всё же через год спектакль был снят. Акимов писал: «Я был признан режиссёром самыми широкими слоями критики и зрителей. Это было хорошо. Одновременно было решено, что я злейший формалист опаснейшего толка…»
Тем не менее в 1933 году Акимов получил должность главного режиссёра Ленинградского мюзик-холла, а в 1935 м возглавил Ленинградский театр комедии, где первой его режиссёрской работой стала «Собака на сене» Лопе де Вега. И произошло чудо: в театре, имевшем репутацию чуть ли не худшего в Ленинграде, спектакль Акимова прошёл за первые два года более 250 раз.
Естественно, на первом этапе высокая зарубежная классика стала определяющей в репертуаре театра: «Школа злословия» Шеридана (1937 г.), «Двенадцатая ночь» Шекспира (1938 г.), «Валенсианская вдова» Лопе де Вега (1939 г.), и под эти постановки Акимов собрал превосходную труппу: Л. Сухаревская, Б. Тенин, И. Суханов, А. Вениаминов, Л. Колесов, С. Филиппов (лектор из «Карнавальной ночи, если кто забыл), другие блестящие актёры. Сценографом и художником по костюмам выступал сам Акимов, жалуясь при этом, что критика «источает мёд по адресу моих декораций... утверждая, что раз я художник, то, конечно, режиссёр липовый».
Он ставил пьесы и советских драматургов: В. Шваркина, М. Зощенко, Ю. Германа, но любимым его автором всегда оставался Е. Шварц. Их совместная работа началась в 1933 году, когда Акимов организовал экспериментальную студию при Ленинградском мюзик-холле и молодой Шварц написал для него свою знаменитую в будущем пьесу «Голый король». Увы, спектакль этот при жизни Шварца поставлен не был и прогремел только через почти тридцать лет на сцене театра «Современник».
В 1940 году Николай Павлович поставил «Тень» Шварца. Значение этого спектакля для его театра сравнивают с вахтанговской «Турандот» и мхатовской «Чайкой». Акимов писал: «Шварц категорически не признавал составления предварительного плана пьесы, говоря, что это – французский способ, а он – русский драматург. Обвинял меня в пристрастии к французам, а французов в том, что они едят лягушек!» Позже, когда Шварц во время эвакуации в Ашхабаде писал свою знаменитую пьесу «Дракон», Акимов запирал его в номере гостиницы на ключ и прятал ботинки (наверно, чтобы тот не ушёл через окно). Пьеса получилась блестящей, однако судьба её ждала печальная – «Дракона» дважды (в 1944 и 1962 годах) снимали с репертуара по требованию властей.
Самая драматическая история случилась с театром в 1949 году, когда шла кампания по борьбе с космополитизмом. Как выразился Акимов, «одна из самых неудачных выдумок, которые можно себе представить». Театр гастролировал в Москве, и однажды из-за ошибки кремлёвского шофёра вместо спектакля про революцию на основной сцене МХАТа Политбюро (как говорили, во главе с самим Сталиным) оказалось в филиале МХАТа на водевиле акимовского театра «Путешествие Перришона» Э. Лабиша. Члены Политбюро покинули зал через семь минут, Николая Павловича окрестили западником, формалистом, космополитом и на следующее утро сняли с главных режиссёров.
Некоторое время он работал как театральный художник, писал портреты знаменитых друзей, а в 1951 году его назначили главным режиссёром ленинградского Нового театра (ныне Театр им. Ленсовета). И произошло то, что должно было произойти, – публика, любившая спектакли Акимова, переместилась из Театра комедии в Новый театр, где на всю страну прогремели «Тени» М. Салтыкова-Щедрина, «Дело» А. Сухово-Кобылина, другие акимовские спектакли.
То был период «малокартинья, и в советском кинематографе появился новый жанр – фильм-спектакль. На основе спектаклей Нового театра «Тень» и «Весна в Москве» на экраны вышли фильмы, снятые Н. Акимовым и Н. Кошеверовой. А в 1956 м, через три года после смерти Сталина, Акимова вернули в Театр комедии, и зритель вслед за режиссёром потянулся назад, из Нового в театр на Невском. Свою новую деятельность на старом месте Акимов начал с постановки одного из лучших созданий Е. Шварца – «Обыкновенное чудо».
В последующие годы Николай Павлович мобилизовал в своих целях молодых авторов, до знакомства с ним пьес никогда не писавших. Так, в его театре появился спектакль по пьесе историков Д. Аля и А. Ракова «Опаснее врага», имевший фантастический успех.
Появились замечательные пьесы адвоката В. Левидовой, инженера Б. Рацера и школьного учителя В. Константинова, врачей Г. Горина и А. Арканова. Вслед за Акимовым их поставили в Москве и многих городах страны. Был момент, когда в репертуаре театров страны Рацер и Константинов обогнали по популярности Шекспира и Чехова. Похожее происходило и с зарубежными авторами. После постановки в акимовской «Комедии» по театрам страны пошли «Деревья умирают стоя» А. Касоны, «Милый обманщик» Д. Киглти, «Физики» Ф. Дюрренматта, пьесы Эдуардо де Филиппо.
Последней этапной работой мастера стало открытие для театра гениальной поэмы Байрона «Дон Жуан» в переводе Т. Гнедич, где философские раздумья, сарказм и весёлость героя освещались выразительными сценическими средствами.
Рассказывают, что как-то Николай Павлович сказал: «Знаете, как я умру? Я приду после спектакля домой, надену пижаму, лягу в кровать, почитаю французский роман – и умру». Так и случилось. 6 сентября 1968 года во время гастролей в Москве, после его любимого спектакля «Тень», восторженно принятого зрителями, Акимова наутро нашли в гостинице лежавшим в постели в ночной пижаме, с номером «Иностранной литературы» в руках, открытом на романе Жоржа Сименона…
Прошло почти шестьдесят лет. Афиши Санкт-Петербургского театра Комедии по-прежнему украшает большая буква «К», придуманная Акимовым, а театр носит его имя. Но это уже совсем другой театр. Сам же Николай Павлович превратился в легенду, интересную не только студентам театральных вузов.