Беседу вёл Иосиф Райскин
Сто лет назад, в 1925 году, родился композитор Вениамин Ефимович Баснер. Семья еврейских ремесленников, бежавших во время Первой мировой войны из Двинска (ныне Даугавпилс), обосновалась в Ярославле. Здесь Вениамин, старший из трёх сыновей, проявивший с детства интерес к музыке, учится игре на скрипке в музыкальной школе, а затем в музыкальном училище имени Л. Собинова. Война, начавшаяся в 1941 году, прерывает карьеру 18-летнего скрипача. Его призывают в армию и определяют в 3-е Ленинградское артиллерийское училище, готовившее фронтовых офицеров, но, узнав о музыкальном таланте юноши, отправляют в музвзвод. В 1944-м, демобилизовавшись, Баснер поступает в Ленинградскую консерваторию. С тех пор вся его жизнь в течение полувека была связана с городом на Неве.
Здесь рождаются его первые сочинения, здесь он вступает в Союз композиторов, наконец, главное – здесь он знакомится с Шостаковичем, ставшим его старшим другом и наставником. Продолжая традицию своего кумира, Баснер пишет «Поэму об осаждённом Ленинграде», симфонию № 2 «Блокада», кантату «Вечный огонь», музыку к фильму «Бессмертный гарнизон» о защитниках Брестской крепости и к фильму «Ленинградская симфония» о блокадной премьере шедевра Шостаковича.
Вениамин Баснер – автор симфоний: Первой, посвящённой Шостаковичу, Второй – «Блокада» на стихи Михаила Матусовского для баритона, хора и оркестра, Третьей – «Любовь» на текст Эмиля Верхарна для тенора и оркестра. Среди его сочинений Симфониетта для флейты и струнных, Концерт для скрипки с оркестром, Концерт для виолончели с оркестром «Царь Давид», пять струнных квартетов, романсы и вокальные циклы на стихи русских и зарубежных поэтов. Для музыкального театра Баснер создал балет «Три мушкетёра», оперу «Вешние воды» (по Тургеневу), оперетты, мюзиклы…
Но подлинно всенародную любовь принесли Вениамину Баснеру песни, впервые зазвучавшие с экрана. Композитор написал музыку почти к сотне кинолент, мелодии из которых стали буквально «народными» (кавычки так хочется убрать!). Какие-то из этих фильмов забыты, а песни по-прежнему звучат – и в концертах, и по радио или на телевидении, но самое дорогое – на туристских привалах, в дружеском застолье. Стоит назвать только первую песенную строку, и тотчас отзовётся каждое чуткое к красоте и душевной открытости сердце: «На безымянной высоте» (из фильма «Тишина»), «С чего начинается Родина» («Щит и меч»), «Берёзовый сок» («Мировой парень»), «Это было недавно, это было давно» («Друзья и годы»), «Целую ночь соловей нам насвистывал» («Дни Турбиных»)… Секрет популярности этих песен – нет, больше: искренней любви к ним – в несравненной красоте мелодий, просто и естественно сливающихся с поэтическим словом. Большинство самых ярких песен написано в содружестве с поэтом Михаилом Матусовским. Песенные мелодии Баснера вплетены в ткань его крупных сочинений, таких как Вторая симфония или Пятый квартет.
В ноябре 1995 года, меньше чем за год до ухода Баснера, я встретился с ним на даче в Репино. Тридцать лет спустя предлагаю читателям «ЛГ» фрагменты нашей беседы.
– Вениамин Ефимович, что за музыка, по-вашему, ждёт нас в будущем веке?
– Делать прогнозы – самое неблагодарное занятие. Но если браться за это, то уж начинать с «погоды» в культуре. Сегодня она благоприятнее, чем полвека назад, когда окончилась страшная война и мы так надеялись, что всё изменится к лучшему. В музыкальном взводе, куда меня, курсанта Третьего Ленинградского артиллерийского училища, перевели по приказу начальства, я не разлучался с партитурой Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича. Впрочем, моим богом Шостакович стал раньше, когда в 1939-м я услышал Пятую симфонию в Ярославле на гастролях Госоркестра под управлением А. Гаука. Симфония меня потрясла, и с тех пор я собирал всё о Шостаковиче – статьи, рецензии, покупал ноты, пластинки. Мне было 15 лет, когда я купил грампластинку с записью Первого квартета Шостаковича. Ноты никак не удавалось достать, и мне пришлось по слуху записать с пластинки нотный текст. И мы с соучениками сыграли Квартет в Ярославском музыкальном училище, куда я поступил как скрипач в последнем предвоенном 1940 году. На занятиях по истории музыкальной литературы я должен был рассказывать о редакционной статье газеты «Правда» под страшным названием «Сумбур вместо музыки». А когда уже в Ленинграде в 1944-м купил у букиниста клавир «Леди Макбет Мценского уезда», чуть ли не заплакал от обиды: ну где же сумбур в этой гениальной, за душу берущей музыке?!
В 1948 году – в это трудно поверить, нельзя пережить – Шостаковича, автора победной Седьмой (Ленинградской) симфонии, опять заклеймили… «антинародным формалистом»! А я к тому времени – к началу 1948 года, – учась в консерватории в классе скрипки у М. Белякова, посещал занятия по композиции у Шостаковича, показывал ему свои эскизы. Для меня было особой честью сыграть на предварительном прослушивании сольную партию Скрипичного концерта Дмитрия Дмитриевича.
Честь-то честью, а когда я захотел поступить на композиторский факультет, профессор Шостакович уже был уволен из консерватории приказом ректора. На вступительном экзамене исполнили первую часть моего Первого струнного квартета, а в ней, конечно же, обнаруживалось явное влияние Шостаковича. Нетрудно догадаться, каков был приговор экзаменационной комиссии: «Композиторских данных нет!» И мне пришлось по окончании консерватории ограничиться дипломом скрипача.
Хочется верить, что музыка ХХ века, та великая музыка, которую мы здесь поминаем добрым словом, станет в следующем веке непререкаемой классикой. А вот какую музыку будут сочинять наши внуки – подчёркиваю, внуки! с детьми мы не так сильно разнимся, – можно только гадать.
– Но скажите, Вениамин Ефимович, можете ли вы и ваше поколение каким-то образом влиять на этот процесс – не прогнозировать, а проектировать, готовить музыкальное будущее?
– Вот точное слово: готовить, растить музыкантскую, композиторскую смену. Я ещё в 70-е годы был председателем комиссии по работе с молодёжью нашей Ленинградской композиторской организации. За скучным названием стояло живое дело – проведение смотров творчества композиторской молодёжи, продвижение партитур и клавиров в театры, филармонии, издательства, рекомендации новых имён композиторов на радио, на студии кино и телевидения.
– Должны ли мы снова принять на вооружение «всеобщую музыкальную мобилизацию», объявленную в двадцатые годы наркомом Луначарским? Сегодня, во времена тотального засилья масскульта, нам надо озаботиться новыми поколениями слушателей классической музыки.
– Начинать надо с детства. Я благодарно вспоминаю своего педагога в музыкальном училище Всеволода Петровича Задерацкого. Какой это был удивительный музыкант – композитор, дирижёр, теоретик, он учил нас всему! Я думаю, так, наверное, учил своих сыновей Бах, не отделяя уроки игры на инструменте от занятий гармонией и сольфеджио, от практики в хоре и оркестре, да просто от слушания музыки. На репетициях школьного оркестра мы переиграли кроме классики и доступную нам современную музыку, в том числе и некоторые произведения самого Задерацкого. Я тогда, конечно, и подумать не смел, что спустя почти полвека прикоснусь к произведению своего учителя на равных, как автор оркестровой версии. В этом году я оркестровал три части вокального цикла В.П. Задерацкого на стихи А.Т. Твардовского «Поэма о русском солдате».
– «В начале жизни школу помню я...» Вернёмся вслед за поэтом в школьные годы. Детское восприятие ещё не сковано предрассудками, устоявшимися стереотипами, детям легко привить вкус к новой музыке. А исполнители, куда же без них – их ведь тоже надо «приручать», приобщать к ХХ веку…
– Вы правы, среди музыкантов немало так называемых лабухов, не любящих вообще музыку и лишь зарабатывающих ею на жизнь. Но речь не о них – а о талантливых музыкантах, ориентированных поначалу, увы, только на классику. Мой чудесный друг, блистательный скрипач Михаил Вайман в первые консерваторские годы весьма прохладно внимал восторгам по поводу творчества Шостаковича. Я старался приохотить его к современной музыке, и именно Первый скрипичный концерт Дмитрия Дмитриевича помог мне: Михаил Вайман стал одним из лучших его исполнителей. А потом сколько незабываемых премьер прошло с участием Ваймана – тут и концерты Бориса Клюзнера, Бориса Арапова, Виктора Волошинова, и Соната для скрипки и фортепиано Галины Уствольской (в незабываемом дуэте с роялем Марии Карандашовой).
– Вашим соавтором может назваться и слушатель, в особенности квалифицированный. Сегодня в социологии музыки об этом говорят всерьёз (читатель – соавтор поэта, зритель – соавтор драматурга). С соавтором принято, по крайней мере, считаться, не так ли?
– Тут я позволю себе вернуться к высказанной ранее мысли о том, что композитор обязан думать о тех, для кого он пишет. Чем привлечь? Глубиной – да, яркостью и новизной средств да! Но ведь и доходчивостью, «докладностью», по слову Глинки (только не подумайте, что я клоню к дешёвой доступности!). А здесь, я убеждён, на первом месте – живая человеческая интонация. Мы упиваемся чудесными песнями Дунаевского, Соловьёва-Седого, Гаврилина. Мне, начинавшему работу в кино, Василий Павлович Соловьёв-Седой сказал как-то, что песня должна дать слушателю «под дых» – тогда он её запоёт!
Да разве мы с вами, будучи профессионалами, искушёнными ценителями, не радуемся мелодическим «оазисам» в иной суперсовременной партитуре? И если меня попросят в единственном слове выразить своё видение будущего музыки, я не стану искать это слово среди терминов, означающих то или иное художественное направление, среди всех этих бесчисленных «-измов».
А повторял бы как заклинание, как пароль композиторского сообщества, как вечный символ музыкального искусства великое и гордое слово «мелодия»!