Надежда Болтянская
(1963–2015)
Родилась в Москве. Поэт, была членом Союза писателей Москвы. Публиковалась с 1992 года в газетах «Гуманитарный фонд», «Неделя», «ЛГ» и журналах «Сельская молодёжь», «Грани», «Нева», «Москва», «Континент» и «Кольцо А». Автор многих книг стихотворений.
В 2017 году решением Московской городской организации Союза писателей России была посмертно награждена медалью «За верность слову и делу» имени А.С. Пушкина.
* * *
Преодолев барьеры дней холодных,
Пришла весна, немного усыпляя
Погодой и нехваткой витаминов.
Я выпью чашку кофе по-турецки
И напишу вам длинное письмо,
Где расскажу все мелочи, детали
Своей обычной, немудрёной жизни,
Нанизав мысли бисером на строчки.
Надеюсь, что письмо до вас дойдёт
И что-нибудь хорошее напомнит.
* * *
Вишня расцвела, как на подмостках,
Кажется, растает лёгкий снег.
На неодолимых перекрёстках
Продолжаем свой неровный бег.
Губ дрожанье, майские восходы.
Прихотлива, долгожданна лесть.
Тёплой сныти резаные всходы –
Хочется траву живую есть.
* * *
Запылилось пианино
В обстановке небогатой.
Спят этюды сном невинным,
Спят ноктюрны и сонаты.
Запылилось пианино,
Вновь оно не заиграет.
Больше руки не раскину,
Чуда просто не бывает.
Запылилось пианино.
Пусть оно тебе напомнит,
Как мелодией старинной
Был наш добрый мир наполнен.
* * *
Когда ты счастлив – счастлива и я,
У нас с тобой особые законы.
И кажется, что смыслом бытия
Стал тихий голос твой по телефону.
И как молиться на тебя посметь?
Твоя душа за гранью пониманья.
А мне бы на мгновенье замереть
И слушать шорох твоего дыханья.
* * *
В обыденности время постигая,
Мы забываем истины простые,
Но разобьётся вдребезги минута,
И упадут слова летящим звуком,
Как тихий выстрел: ревность, смерть, любовь.
Солнце сквозь облака
Воздуха суть,
Через небо брод,
Пьяная ртуть,
Жидкое серебро.
Купол ли, склеп ли?
Глаза ослепли.
* * *
Яркие, цветные вина
Мы, собравшись, снова пили,
Как грузины на картинах
Нико Пиросманишвили.
Едкой снеди всем хватило,
Было сказано немало,
И московская квартира
Горным воздухом дышала.
Перед Пасхой
Выжег слёзы палестинский зной,
Нет любви ни братской, ни земной;
Волосы покрыть невмоготу,
И уже прибит Господь к кресту.
Два тысячелетия прошло,
Плащаницу пеплом занесло,
В суете оглохни и смирись…
Почему же шепчем мы: «Вернись!»
Весна
Девчонки с модною завивкой,
Мужчины в шляпах, пиджаках.
Сижу на папином загривке
С воздушным шариком в руках.
Колонной мы идём на праздник.
Не помню, пять мне или шесть.
Ах, папа, ты большой проказник,
Не смей мороженое есть!
Беда – час от часу не легче:
От страха лопнул шарик мой.
Держи, держи меня покрепче,
Слезаю с плеч. Ура, домой!
* * *
Режет бритва всё подряд –
Наважденье злое;
Мы с тобой сплетём канат –
Хоть пили пилою!
Вьётся вслед за паучком
То, что так непрочно;
Мы с тобой построим дом –
Выстоит он точно!
* * *
Под обвальным напором дождя
Бесприютные плачут машины;
Посигналив, чуть-чуть погодя
Вытирают промокшие шины.
Май кончается. Надо успеть
Все дела подпоясать ремнями.
Надоевшая, душная клеть
Расширяется летними днями.
Дождь прошёл. Тротуары блестят.
Тихо падают капли с балкона.
Проницательный, вдумчивый взгляд
На меня устремлён благосклонно.
* * *
Мы живём, свернувши перья,
Потихонечку сникая,
Не грусти, родной, теперь я
Стала мудрая такая.
Вы такого не ищите
В фантастическом гротеске,
Но судьбы цветные нити
Потускнели, словно фрески.
* * *
Хорошо спалось в мансарде
Без посадочных огней.
Я ищу тот дом на карте,
Вся Германия на ней.
Ах, Бад-Фильбель, город водный,
С позолотой ангелок,
То ли йогурт черноплодный,
То ли наш московский смог.
Ковыляя и хромая –
До посадочных огней.
Видно, карта-то плохая –
Нет Бад-Фильбеля на ней.
* * *
Собирали в дорогу
Вновь мальчишечью рать.
На афганских отрогах
Им теперь умирать.
Цвет и юность народа
Ляжет в тесную тьму,
Добывая свободу
Непонятно кому.
* * *
Распахнутая безнадёжность
Раскрыла лающую пасть.
Не позабыть бы осторожность
И на колени не упасть,
И не бежать с бедой – к беспечным,
И не кричать «Спаси!» – глухим.
Неодолима бесконечность.
Спасусь лишь именем Твоим.
* * *
Маняще-тревожные звуки чисты,
И тембр здесь иной невозможен.
Рождается музыка из пустоты,
Но смысл в ней вселенский заложен.
Распятие Бога и мира исход,
Крик боли, мгновения страха –
Имеющим душу услышать даёт
Орган, нам играющий Баха.
* * *
Небо стало просторным, глубоким.
Отступила снегов белизна.
Цвет земли и древесные соки
Я могу наблюдать из окна.
А весна для меня как молитва.
Потихоньку уходит болезнь.
С удовольствием слушаю «Beatles»
И кошачью апрельскую песнь.
* * *
Счастья нет на этом свете,
Есть звериная тоска.
Солнце тускло, слабо светит,
Зарываясь в облака.
Воет дикая собака,
Чёрт хохочет, ведьма ржёт.
Бережёного, однако,
Бог, как видно, бережёт.
Я оденусь потеплее,
Засвечу поярче свет,
А судьба ко мне добрее
То ли будет, то ли нет.
* * *
Когда растеряются строчки,
Услышав насмешливый свист,
Останутся лишь многоточья
И белый нетронутый лист.
Но символов неоднозначность
Наполнит бумагу теплом,
А странных созвучий прозрачность
Останется мне на потом.
Молитва
Боже святый, Боже крепкий,
Триединый Бог бессмертный,
Мы – пожизненные слепки
Панорамы безразмерной.
Не карай меня, помилуй
За хулу и за гордыню,
Дай хотя б немного силы
Вечно, присно и отныне.
Приведи меня вначале
К постоянству и покою…
Храм застыл и не качает
Богатырскою главою.
* * *
Отчаянно молюсь глубокой ночью,
Разглаживать устав морщины лба.
Что не приснилось, видится воочью,
Как тело у позорного столба.
Гордыней слов лаская жалкий разум,
Я каждый день прощения прошу.
Взахлёб решая все проблемы разом,
Уже который месяц не пишу.
Помилуй и прости, о Матерь Божья,
За суетность и слов коварных лень.
Пластом паду у твоего изножья,
Ещё немного. День, и ночь, и день.
* * *
Туча подставляет небу спину,
Жизнь уже зашла за половину,
Свищет ветер в голубом просторе,
Это и не город, и не море.
Волосы обросшие поправлю,
Буквы наберу, письмо отправлю.
К бабке не ходи – она не скажет,
Тот проклятый узел не развяжет.
Стисни кулаки, скрипи зубами…
Гравий и щебёнка под ногами.
* * *
Друзья пакуют чемоданы
И уезжают на Восток,
Их ждут полуденные страны,
Горячий вечер и песок.
На брошенное оглянуться
Не даст стальная кутерьма,
И в апельсиновом кибуце
Не будет места для письма.
Свой путь они осмыслят сами,
И в этом нет ничьей вины,
А мы с постылыми делами
Теперь им просто не нужны.