В начале 80-х, в Одессе, этих вопросов не возникало в принципе. Хотя и тогда Одесса числилась за «советской Украиной». Я работал артистом в ТЮЗе, потом в Русской драме, снимался в маленьких ролях, эпизодах на Одесской киностудии, телевидении. Город влюбил в себя полностью. Из украинского в нём я вспоминаю только замечательные ресторанные вареники в горшочках и редкие выпуски украинского «телебачення» по местному ТВ, которые никто не смотрел. Лучшие друзья тех времён – Вася Пинчук, звукорежиссёр, родом из Ровно, его брат Пётр – художник, и Сергей Зинченко, одессит, прекрасный артист. И ещё полгорода добрых знакомых. Мы все так или иначе не воспринимали власть, хохотали над анекдотами о косноязычном генсеке, Ленине, Сталине. Но никаких унылых разговоров об исторической украинской «миссии» не было и в помине. Разве что анекдот о её «глобусе». При этом «кацап», «хохол», «москалюга» – звучало постоянно, без всяких обид, весело и с любовью. Всё что-то придумывали, устраивали вечера, выступали, пели... Но потом произошло событие, которое запомнилось.
Году в 82-м был объявлен всеукраинский конкурс самостоятельных театральных работ. Я написал свою первую небольшую пьесу. И мы её поставили. Работали ночами, естественно, бесплатно. Таскали аппаратуру, декорации, свет, звук. Все горели. Приехала комиссия из Киева. «Будет Стельмах. Это известный украинский литератор, но не отец, а сын», – пояснили мне. Пьесу смотрели вечером. Она одноактная, на двоих. Потом обсуждение. Помню тёмный зал, длинное лицо в очках. Это Стельмах. И нас, нет, не разнесли. Нас уничтожили. По сути пьесы не сказали почти ничего. Были монотонные, обидные оскорбления человека, защищённого властью Управления театров Украины. Конечно, я понимаю, работа была, может быть, наивной, автору и исполнителю всего-то двадцать два, а партнёрше и того меньше. Но это была работа. Можно было найти слова, подбодрить, направить. И снисходительно отпустить ни с чем. Но я почувствовал ненависть. Тяжёлую, тягучую. Это было что-то чужое и нутряно враждебное. Я неосознанно понимал, что мне, москвичу, посмевшему чувствовать здесь себя как дома, мстят. Стельмаху тогда было тридцать с небольшим. Следующий раз я о нём вспомнил в 2001-м, когда услышал, что он разбился на машине. Узнал, что он был драматург, борец за «мову» и «незалежность» Украины. И снова забыл о нём. Как и тогда, когда мы, ошарашенные, пошли, напились и забыли. Но это чувство беззащитности перед чужой, враждебной властью запомнилось накрепко.
В 93-м году на Первой программе «Останкино», прямо перед известными событиями, успел выйти последний из моих трёх выпусков цикла «Слово». Он был об Одессе, её основании, истории и назывался «Берег России». Меня пригласили к какому-то телевизионному начальнику. Смущаясь, показали письмо из посольства Украины. В письме возмущались, как по Первой программе смеют выпускать фильм о суверенной территории с таким названием. «Что отвечать?» – спросили меня. «Пошлите им копию и напишите, чтобы учили историю», – ответил я. Мы рассмеялись, и я ушёл. Но с годами всё оказалось серьёзнее и отвратительнее.
Тогда, в начале 90-х, нам в Крыму казалось, что скоро всё вернётся на «круги своя». У Крыма был свой президент, явно стремящийся быть ближе с Россией, потом юго-восток солидарно проголосовал за Кучму, депутата Рады, говорящего с трибуны только по-русски. Основной его лозунг: «Украина и Россия – меньше стен, больше мостов». Кучма стал президентом. И вместо русского стал говорить на украинском «суржике». А на границе стали как грибы расти стены таможен, контролей, шлагбаумов. Беззастенчивые взяточники в форме стремительно плодились, жадно выхватывая доллары из пересекающих границы людей. Президента Крыма упразднили, как и реальную автономию. Украинская «мова» начинала забивать все языковые щели, напоминая милую голосистую птичку, которую натужно раздувают через трубочку, превращая в уродливого, всепоглощающего монстра. Учителя школ тихо ругались страшными словами. Пришедший Ющенко добавил напора в «трубочку» и перевёл на украинский всё делопроизводство и суды. Наступил «рай» для переводчиков-толмачей, потому что мало кто мог в Крыму и на юго-востоке безупречно составить на «мове» жалобу или иск. Возникшая «нацрада» по телерадиовещанию, коряво, тупо и неуклонно, зачищала эфир, вводя обязательные украинские субтитры, а затем и дубляж на украинском. Оставалось ввести ещё украинские цифры. При этом ВСЕ всё прекрасно по-русски понимали, говорили и писали. Стало ясно, что время упущено, люди запуганы и разобщены. Каждую весну все меня спрашивали: «Приедет ли Россия, Москва?». Потому что именно мы «делали» сезон. Друзья-татары кляли деятелей меджлиса, которые «пилят» между своими деньги из Киева и устраивают перед сезоном всякие антироссийские шествия, отнимая их скромные доходы от туристов.
А потом все стали требовать, чтобы мы отдали им Путина. Потому что выбирать им не из кого, ненавидят всех. Они понимали, что Янукович – скорее всего, просто соломинка для утопающего. Которой он и оказался, к тому же ещё и гнилой. А вот за Путина почти все были готовы идти стройными рядами. Путина я им тогда пообещать не мог, пожадничал. Не прошло и полгода…
Малороссы, или украинцы, белорусы, великороссы и все, кто имеет одну веру, один родной язык и считает большую страну своим Отечеством, все мы – русские. Нам не быть вместе «в Украине». Потому что в родном языке нет такого словосочетания. «В Украине» – это проект. Проект создания злокачественного государственного «новообразования», где одна, меньшая, часть – сплочённые надсмотрщики, а другая – разобщённые покорные рабы. Надсмотрщики объединяются в ненависти ко всему русскому. Входной билет в это жалкое сообщество – признание первенства украинского во всём, включая язык. Ни один истинно талантливый или порядочный человек это никогда не признает.
Надсмотрщики будут радостно плодить своих «народных» артистов, «письменников», «героев», писать свою «великую историю». Раздувшиеся от спеси, алчные, вечно ноющие и считающие, что им все должны.
Первый раз в новой истории России наше ТВ выступило мощно и солидарно за правду. Причём – практически все каналы. И то, что их запрещают на Украине, – добрый знак.
Не надо «мантр» о недопустимости «раскола» Украины. Любое естественное её разделение неизбежно будет означать сближение и объединение. Понятно, кого с кем.
И не надо бояться злобных надсмотрщиков. Они уже показали себя как трусоватая шпана. Которая бьёт себя в грудь, вопит: «героям слава!» и грозно лезет в драку, когда их десять против одного. Когда есть гарантия безопасности, а если что, можно позвать «конкретных» людей «оттуда», которые раздавят. У нас, оказывается, тоже есть заступники. Только наши – за правду.
Стоило только одной стране перестать давиться «толерантностью» лжи на телеэкранах, внятно сказать: «Своих не сдаём», – как сразу плевелы полетели от зёрен в разные стороны.
И последнее: не надо никакого сурового «пафоса» по отношению ко всем этим жалким и напыщенным «секторам», дамам «с косой», небритым сайентологам, «пасторам» и шоколадным «зайцам». Им вполне достаточно анекдотов, их сметёт снисходительный смех. Ну и немного брезгливого презрения, если угодно…
А иначе и не может быть, если мы действительно хотим быть вместе. И в жизни, и на экране.