Придумал тут для одного конкурса эту тему. «Внутренняя рыба». Что она есть в нас – изначальная, та, непонятная, древняя, тёмная: не знаешь даже, можно ли её съесть?
Вообще, та доисторическая рыба, которая живёт в нас, – какая она была? Может, и правда, ядовитая. Что кистепёрая, двоякодышащая – это понятно. Но вдруг ещё и ядовитая?
И потом это ушло, вся ядовитость, – миллионами лет, ветвящимися тропками – в нашу то ли добрую, то ли злую, то ли никакую, ни рыба ни мясо, в ересь вздорную, именуемую душой.
Хотя иногда кажется, что нашим предком было какое-то дерево – невозможное, ненаучное. А иначе как объяснить, что вот шелестел раньше, покрывался пунцовыми точками подростковых прыщей, потом возмужал, стоял, крепко расставив наглые ноги, потом дупло в зубе, потом второе, потом слегка покренился, ветку в бурю оторвало, а теперь, чтоб поднять упавший на пол листок, сперва подумаешь: «Может, и фиг с ним? Пусть лежит», – всё скрипит, болит, поясницу тянет, лишний раз и не наклонишься.
...Проснёшься утром, пройдёшь на кухню – пока кофе журчит из кофеварки, выдавливает жизнь из капсулы (кофеварка стала хуже работать, постарела чуток: ну сколько можно пыхтеть?), сядешь на диван, прислушаешься к себе. Ну что ж так всё болит? Тут побаливает, тут побулливает, тут пощемливает, тут пошеймивает, тут устроили тебе дискриминацию по суставному признаку, а там, за пределами квартиры, вообще устроили, понимаешь, харассмент, но не тебе.
А это рыба болит. Твоя рыба болит. Внутренняя рыба твоя.
...Наконец кофе добулькал. Взял его, плетёшься обратно в кровать – пока идёшь, в телефоне пикнуло: сообщение с номера 900 (хорошо, что не с 666): «Автоплатёж
«МОСЭНЕРГОСБЫТ» не исполнен: нет счетов к оплате».
А у нас исполнен. А у нас есть.
Есть древние жабры в виде ушей, есть рыбий пузырь в виде лёгких. За них и придётся платить. И зеваем мы, хотя рыбы, конечно, не зевают, потому что даже они, при отсутствующих лёгких, иногда резко и широко открывают рот, а потом схлопывают.
В общем, мы какая-то вывернутая наизнанку рыба. Вывернутая не до конца.
Как написала моя знакомая, вспомнив сперва Пришвина – «Весенняя ветка, распуская свои смолистые почки, не помнит, что она умирала осенью»: «А представляете, как больно почке, когда она рвёт себя, чтоб стать чем-то больше себя. Это должно быть реально больно, когда твой мир трещит по всем смолистым зелёным швам. И тебя рвёт тобой же».
Шумит, шумит Мировой океан, омывает жабры глухой рыбе, шепчет, если бы был смысл шептать: «Хватит уже тут быть. Выползи когда-нибудь – ну пусть не ты, а твои дальние тени, тени детей, внуков, будущими тенями праправнуков – выползи на берег, потом дальше, дальше, изменись, приложи ухо к земле».
Что услышит поздняя, изменившая сама себе рыба, в другом неузнаваемом теле, выползавшая через миллион лет после этого неуслышанного шёпота на спокойный берег? Что услышит она ещё через миллион лет, приложив несовершенное пока ухо к уже тревожной земле?
Что кто-то идёт, тяжело ставя лапы: тоже когда-то разорвал свою внешнюю рыбу, выпустил наружу своего внутреннего зверя. А может, сперва была не рыба, а иголка? Потом её проглотила яйцевидная клетка? Потом стала клетка птицей, потом птица стала зайцем. Но иголка смерти всё равно во всех них сидит. Это и есть яд.
А внутренняя рыба плывет. И ей не надо кофе.
Редакция «ЛГ» поздравляет нашего автора Дмитрия Борисовича Воденникова с 55-летием! Желаем крепкого здоровья, новых поэтических откровений и вдумчивых читателей!