ДРАМЫ «КЛУБА ДС»
Артисту Казачкину повезло, предел мечтаний любого лицедея – роль Гамлета, досталась ему, считай, сразу же после театрального училища. Умудрённый наставник напутствовал: «Ещё великий Евстигнеев говорил, что Гамлет сочетает в себе подвижность подростка с мудростью старца. С подвижностью подростка у тебя всё в порядке, а вот с мудростью старца намного хуже. Поэтому будешь слушать меня». И Казачкин слушал, слушал внимательно, раз от разу всё более вживаясь в трагическую роль мятежного принца.
Сменялись худруки, Офелии, Клавдии, Горации, Лаэрты, друзья, недруги, первые зрители Гамлета–Казачкина стали приводить на спектакли своих детей, а артист продолжал всё глубже вникать в суть образа и всё решительнее пытался отомстить вероломному злодею, влившему яд в ухо его отца. Неожиданно и самому Казачкину влили яд в уши. Это сделал новый главный режиссёр. Он говорил уважительно, но твёрдо: «Михаил Иванович, возраст стал мешать вам исполнять заглавную роль. Но было бы глупо с моей стороны не использовать ваш опыт, ваше тонкое понимание Шекспира, ваше глубокое проникновение в художественную ткань пьесы… Поиграйте Клавдия».
Не нужно было зубрить слова, не требовалось длительных перевоплощений. Казачкин вышел на сцену в роли Клавдия и снова был великолепен. Менялись Гамлеты, прислужники, Розенкранцы, Гильденстерны, а Клавдий–Казачкин кричал и кричал: «Не пей вина, Гертруда!» Кричал, пока не задрожал голос. Клавдий с дребезжащим голосом никуда не годился, и Казачкин сам попросил перевести его в Полонии.
И вот он уже таился за портьерой, ожидая неизбежного. С каждым разом стоять было всё тяжелее, болели ноги. «Скорей бы уж», – думал пожилой артист, слушая разговор Гамлета с матерью. Наконец крик: «Здесь крысы!» – и долгожданный, спасительный удар. Казачкин с удовольствием падал, переводя дух. «Прощай, вертлявый глупый хлопотун», – говорил Гамлет. «До свидания», – про себя откликался Казачкин–Полоний, загадывая следующее представление. А Гамлет всё продолжал бросать резкости матери. Казачкин с сожалением подмечал, что роль молодой исполнитель так и не понял. Он запыхался, заговорил быстрее, надрывнее. Первый учитель Казачкина, выпускник ещё той школы, наставлял: «Чтобы Гамлет не потонул в собственной трагичности, Шекспир сделал его циником. Он говорит пошлости Офелии, убив человека, он продолжает беседовать с матерью так, будто и не было рокового удара».
Роль Тени отца Гамлета пришла сама собой. Ходить было уже тяжело, а призрак, на счастье, был малоподвижен, да и обозначал себя по ходу действия нечасто. Говоря о геенне огненной, подсчитывая свои земные окаянства, Казачкин с удовлетворением отмечал про себя, что грехов на нём немного. Если плёл он интриги, то только на сцене, а что касается интрижек с молодыми актрисами, так с кем не бывало. В подсчётах своих Казачкин был недалёк от истины. Человеком он был не подлым, делу глубоко преданным, и если где и бросил тень на своё актёрство, то была это Тень отца Гамлета.
Пришло время – не стало и этой роли. Призрак–Казачкин истаял. О старейшем актёре стали поговаривать как об уходящей натуре, как об отработанном материале. Но он снова заставил говорить о себе. Хорошо зная, что череп бедного Йорика давно обветшал и прохудился, Казачкин завещал любимому театру свой череп. И не в качестве реквизита, а с обязательным указанием на афишах и программках: в роли черепа б.Йорика – заслуженный артист России М.И. Казачкин. Поставив свою подпись под соответствующим договором, мастер вспомнил некрасовское «всё, что мог, ты уже совершил» и отошёл навстречу неизвестности…
Когда гроб с телом артиста на руках вынесли из театра, раздались долгие аплодисменты. Хлопали в сухие, натруженные, пухлые ладони Офелии, Гертруды, солдаты, офицеры, гримёры, костюмёры, осветители и, конечно, три поколения зрителей.
Простились с Казачкиным тепло. Но ненадолго. Месяца не прошло, и он появился на сцене в своей новой ипостаси. Снова потянулись к театру поклонники Казачкина-артиста. Пришли и критики. Кто-то из них назвал обновлённый спектакль в целом неплохим, кто-то – посредственным. Было и такое мнение: «...действующие и злодействующие лица играли вяло, от них так и несло закулисной нежитью. Живее всех выглядел заслуженный артист М. Казачкин в роли черепа королевского шута. В свете софитов он просто блистал на сцене и, безусловно, во многом искупил очевидные промахи постановщика. Всем нам, живущим, задал в тот вечер Михаил Казачкин вопрос: а является ли смерть помехою для великого актёра?»
, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Помимо «Гамлета» М.И. Казачкин посмертно исполнил роли в следующих спектаклях:
Л.Н. Толстой «Живой труп» (эпизод);
мюзикл Э.Л. Уэббера «Призрак оперы» (призрак);
С. Моэм «Пироги и пиво, или Скелет в шкафу» (скелет);
О. Уайльд «Кентервильское привидение» (заглавная роль).
Обсудить на форуме