Если горячие головы в 1920-е годы ниспровергали всех непролетарских писателей вплоть до Пушкина, то ныне расчётливо-холодные умы стараются не вспоминать классиков советской поры – таких, к примеру, как Гладков. Попробуйте найти сегодня книгу этого писателя, изданную у нас в последние двадцать лет. Уверяю: не найдёте. Иное дело – иностранцы: скажем, одно американское издательство в 1994 году выпустило полный вариант романа «Цемент» Фёдора Гладкова.
–Эта книга на сегодняшний день последняя из числа опубликованных произведений деда, – сказал внук писателя Андрей Гладков, демонстрируя издание литературной общественности Пензы. – Позвольте, я прочту вам рецензии…
И Андрей Борисович легко переводит с английского на русский лестные слова заокеанских критиков о том, что первый роман молодого в ту пору писателя раскрыл главный секрет столь быстрого возрождения экономики России после гражданской междоусобицы: устав от войн, разрухи, голода, народ «жилы рвал», дабы вернуть себе прежнее благополучие. И хотя позже, по воле Сталина, автору пришлось неоднократно переписывать своё самое известное 
произведение, оно уже было переведено на все основные языки, издано в 52 странах, раскрыв миру характер нового человека в России. Он ради высокой мечты способен преодолеть всё на свете, собственной жизни не жалея! «Похоже, что Гитлер не читал роман моего дедушки, иначе никогда не пошёл бы на нас войной», – констатировал внук.
Кстати, сам Андрей родился в Нью-Йорке: отец его, Борис Фёдорович Гладков, был военным атташе, капитаном первого ранга. С детства освоив английский язык, Андрей Борисович был координатором полётов крупной европейской авиакомпании, сейчас живёт в дачном посёлке под Москвой на улице Гладкова.
– Однажды, когда надоело отвечать, что улица названа в честь моего деда и пояснять, кем он был, брякнул: мол, подкупил кое-кого, записали улочку на мою фамилию. Глядели с изумлением: Гладков с улицы Гладкова, да за «бабки» – это круто!
И только в Пензе никому не надо объяснять, кем был Фёдор Васильевич Гладков. Он родом из этих мест, из села Большая Чернавка ныне Малосердобинского района. Читали пензенцы и «Цемент», и «Энергию», но особой популярностью пользуется здесь его автобиографическая трилогия «Повесть о детстве», «Вольница», «Лихая година». И в названиях сёл, и в фамилиях действующих лиц земляки без труда узнают родные корни.
– Я сам познакомился в Пензе с четой Гладковых, своих дальних родственников, как оказалось, – сказал мне Андрей по дороге в Малую Сердобу. – Узнал о них столько интересного, что диву даёшься. Хорошо, что взял с собою видеокамеру, дома будет что вспомнить.
Впрочем, впечатлений у внука хватило и в ходе самой поездки на родину деда. Начнём с того, что на трассе Пенза–Саратов нас остановил суровый с виду сотрудник ДПС, но, как только узнал, что «Ниссан» с московскими номерами ведёт внук Фёдора Гладкова, подобрел лицом:
– Как же… «Цемент» читал. Проезжайте! – и отдал честь.
Тёплой, с хлебом-солью, была встреча на границе района с его руководством, с главой администрации Ключевского сельсовета Николаем Горыниным.
– Я сам родом из Чернавки, и хотя дедушку вашего видеть не довелось, но торжества по случаю 100-летия писателя помню, – сказал глава. – Приезжал тогдашний редактор «Нового мира» (Фёдор Гладков многие годы был членом редколлегии этого журнала), а с ним ваш папа Борис Фёдорович. Теперь вот видим третье поколение нашего славного земляка.
Увы, от того села, что было в детские годы писателя, уже мало что осталось. С болью показывает Николай Горынин пустырь, где была школа имени Фёдора Гладкова, лужайку, где находилась одноимённая библиотека, развалины церкви, дома помещицы, которая поощряла ранние литературные опыты Феди Гладкова, давала ему книги. Кстати, первый рассказ он опубликовал ещё в 1900 году, когда ему едва исполнилось 17. И назывался рассказ «К свету»…
Сохранился лишь холмик, на котором стоял дом Гладковых, да родник в овраге, куда ходили они за водой.
– Хороша! – отведал внук. – Вот коснулся её губами, и будто прикоснулся к тем временам, когда жили здесь предки мои, прототипы «Вольницы». Как пишет дед, село было большим, ремесленным, торговым. По случаю малоземелья всяк находил себе работу помимо хлеборобской. Кто горшки обжигал, кто платки вязал, кто валенки катал. На многолюдных весёлых ярмарках всё это продавалось, обменивалось, скреплялось дружескими вечеринками с песнями и плясками (спиртного и табака не было: старообрядцы!).
– Лидия Русланова – тоже из наших мест, – напомнила одна из старушек, пришедших посмотреть «Федькиного внука».
– Я вам больше скажу, бабушка. В Москве мы жили с ней в одном доме, через стенку.
– А я помню, как приезжал ваш дедушка, – говорит другая старушка, Александра Степановна Рулёва. – Было это как раз перед войной, в мае. Я ещё в школе училась. Пришёл к нам Фёдор Васильевич в светлом костюме, с орденами на груди. Принёс большую стопку новых книг, попросил сфотографироваться на память…
Для многих это была первая и, увы, последняя фотография в жизни. Две трети юношей, мужчин, ушедших на фронт, не вернулись в родную Чернавку. И тогда уже наполовину обезлюдело село, а хрущёвская теория неперспективных сёл довершила дело…
– Газа нет, дороги нет, работы нет. Кто сюда поедет? – вздохнул один из немногих оставшихся жителей. – А какие места здесь, какая земля! Недаром назвали Чернавкой: сплошные чернозёмы кругом!
И подумалось мне: поставить бы на прежнее место дом Гладковых (он ещё цел, как ни странно), да обиходить звонкий ключ, да провести приличную дорогу, неужто никто не свернул бы с саратовской трассы к гладковскому роднику?..
В том, как чтят писателя на Родине, убедились, преодолев несколько километров грунтовки и вернувшись на прежнюю трассу. Здесь, возле дорожной стелы с барельефом писателя, ждали нас юные малосердобинцы с букетами цветов, учителя…
– Это место – святое для нас, – говорили они. – Даже свадебные кортежи останавливаются «возле Фёдора Васильевича».
– Жалею, что не смог приехать сюда прежде, – сказал Гладков-младший по дороге в Малую Сердобу. – Но теперь я человек свободный, хочу побывать всюду, где бывал дед. Я уже был в Новороссийске, где он редактировал газету «Красное Черноморье», собирал материалы для «Цемента», теперь вот в Пензе… Очередная поездка запланирована в Забайкалье: в Читу, где он учительствовал, в Ейск, где был арестован… В Манзурку близ Верхоленска, куда был сослан на три года… Ну а Москву, где дедушка прожил без малого сорок лет, я знаю, слава богу, хорошо. В нашем доме в Лаврушинском переулке жили многие известные писатели. С кем-то дед дружил, с кем-то по должности сотрудничал: ведь занимал серьёзные посты вплоть до директора Литературного института им. М. Горького («Буревестника» считал другом и наставником, ездил к нему в Сорренто)… Но никогда дед не использовал свои возможности в личных интересах, никогда не наушничал. Если с кем-то был не согласен, говорил об этом не шёпотом, а громко и прямо, с трибуны писательских съездов…
В Малой Сердобе, в музее, Андрей видит фотографию, на которой седовласый мужчина в круглых очках держит на коленях одного мальчонку лет трёх, а рядом стоят двое ребят постарше.
– Это же я! – восклицает Гладков-младший, указывая на того, кто на коленях. – Фёдор Васильевич со своими внуками незадолго до смерти… К сожалению, и братьев уже нет сегодня в живых. Один отравился в юности, другой погиб в Афганистане. Служил в ГРУ, занимался стратегической разведкой…
– Но если вы один остались и время у вас есть, сама судьба велит стать подлинным наследником своего деда, – говорю Андрею. – Кому, как не вам, убрать все белые пятна с его биографии? Почему, к примеру, в Литературной энциклопедии 1964 года соседствуют две разные цифры: «В 1906-м вступил в члены РСДРП» и «Член Коммунистической партии с 1920 года»? Что за этим стоит? Временный отход от большевизма или происки врагов?.. Ведь известно, что во время сталинских чисток больше всего пострадало партийцев с дореволюционным стажем… Кому, как не вам, выяснить подлинное отношение Фёдора Гладкова к собственным произведениям? Говорят, что он «отрёкся» от двух своих рассказов: «Огненный конь» и «Пьяное солнце», изданных отдельными книжками на рубеже 1920–1930-х годов. С тех пор их никто в глаза не видел…
– Я слышал об этом от отца и знаю от него же, что никакой особой «крамолы» в них нет. В одном сюжет до боли прост: в родное село возвращаются два воина, один – бывший белогвардеец, другой – красноармеец. Споры между ними – вот и весь рассказ. В другом матрос-большевик влюбляется в еврейскую девушку, комсомольскую активистку. Тут тоже всё кончается благополучно, но критика вылила на автора ушат грязи, обвинила «в излишней натуралистичности» и заставила его «признать свои ошибки». А как не признаешь, когда родственники деда, люди трезвые, а потому зажиточные, – в списках подлежащих к раскулачиванию?..
Так мы беседовали по дороге в районный Дом культуры, где должен был состояться праздничный вечер, посвящённый 125-летию Ф.В. Гладкова. В фойе, как положено, выставлены книги славного земляка – и местные, и привезённые из Пензы. Каково же было удивление, оторопь, восторг Андрея Гладкова, когда среди библиографических редкостей Пензенской областной библиотеки им. Лермонтова он увидел скромную книжицу выпуска 1929 года… «Огненный конь»!
– Вот же она – одна из пропавших!
– У нас ничего не пропадает, – улыбнулась гостю директор библиотеки Марина Осипова. – Лермонтовка существует с XIX века, и все эти годы друзья библиотеки регулярно пополняют её фонды книгами. Так попал к нам и «Огненный конь» вашего дедушки, включённый позже в «запрещённый список».
Договорились, что библиотека сделает для гостя достойную копию.
Дань памяти прекрасному писателю и земляку отдали в этот вечер руководители Пензенского министерства культуры, администрации района, Малосердобинского землячества и, конечно же, артисты. Жарких аплодисментов заслужил пензенский ансамбль «Реченька»: он участвовал в праздновании 100-летия со дня рождения Фёдора Гладкова в 1983 году, празднует и четверть века спустя. «Готовы сделать это традицией», – с улыбкой сказала руководитель ансамбля Алла Тархова.
Когда же она пригласила на сцену внука юбиляра и задорно сплясала с ним казачка’, восторгу зрителей не было предела.
, ПЕНЗА – МАЛАЯ СЕРДОБА
Новороссийский исторический музей-заповедник располагает значительной мемориальной коллекцией вещей и документов Фёдора Гладкова. Здесь представлены уникальные фотографии и документы, произведения писателя, воссоздан интерьер рабочего кабинета и гостиной его московской квартиры, бюст Ф. Гладкова работы Вучетича.
К юбилею писателя в музее был проведено несколько мероприятий. Среди них заседание в литературной гостиной «Имена в истории города Новороссийска. Ф.В. Гладков (1883–1958 гг.)». Студенты педагогического колледжа в интерьере рабочего кабинета и гостиной семьи Гладкова узнали о жизни и творчестве учителя, педагога, общественного деятеля, писателя, прослушали его пластинки с любимыми мелодиями, которые часто звучали в доме.
Л. СТЕПКО
В Новороссийском музее «Цементная промышленность» состоялось празднование юбилея Фёдора Гладкова. В здании, где расположен музей, в 1919–1921 гг. Фёдор Васильевич жил, будучи организатором местной системы народного образования и редактором городской газеты «Красное Черноморье». С 1979 года в музее открыта мемориальная квартира, где воссоздана обстановка, в которой Гладков проживал со своей семьёй в Новороссийске. Работники музея «Цементная промышленность» бережно хранят память о классике советской литературы, который особенно близок новороссийцам как автор романа «Цемент».
На встрече выступили члены Новороссийского городского исторического общества Сергей Санеев и Сергей Шило. Краеведы поделились малоизвестными штрихами из новороссийских страниц биографии Гладкова. Историк Галина Крымпоха рассказала о том, как создавалась экспозиция мемориальной квартиры. С большим интересом участники мероприятия посмотрели и документальный фильм, посвящённый жизни и творчеству писателя. Был представлен буклет, специально подготовленный к юбилею Фёдора Гладкова директором музея Валентиной Барановой и старшим научным сотрудником Антониной Мельдзер. В этом издании представлены, в частности, редкие фотографии и документы.
Олег КИСЕЛЬ