Светлана Сырнева,
Киров
Побег поэта
Человек тридцати пяти лет,
проживавший похмельно и бедно,
потерялся в райцентре поэт –
просто сгинул бесследно.
А друзья его, сжав кулаки,
всё шумели, доносы кропали –
дескать, парня убили враги,
а потом закопали.
Перерыты все свалки подряд,
перекопан пустырь у вокзала.
А жена собирала отряд
и в леса посылала.
Пить за здравие? За упокой?
Мужики не находят покоя:
эх, талантище был, да какой!
Он ещё б написал не такое!
На поэтов во все времена
не верёвка, так пуля готова.
Зазевался – придушит жена,
как Николу Рубцова.
Может, снятся им вещие сны,
может, ангел встаёт у порога:
«Ты поэт? Убегай от жены!
Убегай, ради Бога!»
Так у нас глубоки небеса
и бездонные реки такие,
а вокруг всё леса и леса –
вологодские, костромские.
И земля не закружится вспять,
и где надо лучи просочатся.
Можно долго бежать и бежать,
задыхаясь от счастья!
Посреди необъятной земли
вне известности и без печали
сбросить имя, чтоб век не нашли
и пожить ещё дали!
Он бежал, никого не спросив,
мир о нём никогда не услышит.
Он исчез, и поэтому – жив,
и ещё не такое напишет.
Фернандо Рендон,
Колумбия
Это люди
Лес.
Очарованный
Подрубленный под корень
Невинный лес.
Это люди
Лес превратили в полчище стульев.
Стадо кроватей.
Свору шкафов.
Лес гробов.
Лес зеркал, отражающих
срезанный под корень лес.
Лес копий со стальными
наконечниками.
Лес топоров и секир.
Лес животных,
приносящих в жертву животных.
Средневековый лес Боско,
нестареющий,
из него и сейчас добывают дрова
для костра, где горят приговорённые.
Современный лес.
Лес восставших еретиков,
которые горят в борьбе.
Лес любви и сопротивления.
Чтобы не скудела земля деревьев,
воды, животных и людей.
Лес огня, восстание любви
против врагов леса.
Перевёл с испанского Вячеслав Куприянов
Андрей Бениаминов,
Псков
* * *
И человек сказал: «Я – русский»,
И Бог заплакал вместе с ним.
Николай Зиновьев
Не надо плача, я ещё живой,
Назло кликушам, в пику лжепророкам,
Живу в краю лесов, озёр и сопок,
В краю полей с нескошенной травой.
Не надо жалости, не надо лишних слёз,
Ведь это я держал штурвал «Варяга»,
С Победой я стоял у стен Рейхстага,
И первым я рукой коснулся звёзд.
Я утопал в болотах и в песках,
Я строил БАМ, я мастерил ракеты,
Я исполнял в обители обеты,
Я был распят за веру на штыках.
Я здесь во всём, в берёзах, в ковыле,
В моих сынах и дочерях, во внуках,
Я выжил в них, и в счастье или в муках
Они есть я. Мы живы на Земле.
Не прав поэт. По нам не плачет Бог.
В годину смут крепчает русский норов,
Мы будем жить! И, как сказал Суворов:
Мы – русские!
Горжусь!
Какой восторг!
Елена Фролова,
Москва
* * *
– Здравствуйте, мне бы телефон Сары.
Мы в юности с ней в порту
обсуждали товары,
на моряков смотрели,
подбирали себе пару,
ну, такие, девичьи тары-бары.
– А Сара наша давно уже Серафима,
с того дня, когда пуля
не пролетела мимо.
Русская бабушка крестила её в детстве
на всякий случай,
ведь не важно какая вера,
главное – доли лучшей.
Вот в тот день, когда пуля её нагнала,
Сара красиво шла,
а потом красиво лежала
посреди площади любимой,
сбесившейся вдруг Одессы,
улыбалась, подобная
спящей из сказки принцессе.
А вокруг, как будто
из старой книжки картинка,
ягоды-фрукты лежали
выпавшие из корзинки.
И все по ним куда-то бежали, бежали,
давили, подскальзывались, угрожали…
А может, вам лучше дать
телефон её мамы?
Поговорили бы с ней
да узнали всё сами.
– Нет. Лучше схожу в храм…
или синагогу...
Серафима-Сара, какому ты теперь
улыбаешься Богу?
Светлана Размыслович,
Великие Луки
Круговерть
Опоздать на рейс, перепутать порт,
Разрыдаться в голос,
что грош в кармане.
Выдающих за экстра третий сорт
Наконец-то вслух уличить в обмане.
Завалить делами никчёмный быт,
Обрасти бугристой мозольной кожей,
Оказаться в тех, кто уже забыт,
Отразиться в тех,
кто на жизнь моложе.
Обессилев, стихнуть, найти тетрадь
Где-то между прошлым
и новым веком.
Что-то очень нежное написать
Одному уставшему человеку.
Заключить круги в квадратуру дня,
Низложить случайное,
вспомнить Кафку,
Обвести число, времена дразня,
И пойти уверенно на поправку.
Преуспеть лишь в том,
что с лихвой принять
Для сторон неравных –
линейность друга.
Заказать билет, чемодан собрать
И опять попасть
в неразрывность круга.
Захотеть зимы. И, украсив дом,
В новогоднем шаре увидеть чудо,
И, подобно сердцу, дышать с трудом,
И, подобно жизни, светиться всюду.
Вадим Терёхин,
Калуга
* * *
И когда ты себя исчерпал
И уже всё не будет как прежде,
Возвращаясь к началу начал,
Из последней и робкой надежды,
Подводящей последний итог,
У тебя появляется Бог!
Непонятный людскому уму,
Он стоял за невидимой шторой.
Оказалось, ты нужен Ему!
В этой жизни туманной, в которой
Ты бродил по углам как слепой,
Он всё время был рядом с тобой!
Ты у мира уже не в чести.
Ходишь тенью немого укора.
Всё отдать, чтоб Его обрести, –
Непременная часть договора.
Алина Котолевская,
Тверь
* * *
И вот опять стеной идут дожди,
Промокла деревенская дорога,
Её и до дождей было немного,
Теперь же только слякоть впереди.
Найти, лишь только зная, можно сруб
Чернеющего деревом колодца,
Где звонкою струёю в вёдра льётся
Вода совсем не из железных труб…
Скорей вернуться бы к избушке старой,
Где воздух пахнет свежею опарой,
Где занавески в кружевной метели,
Где лавка древняя из дуба или ели,
Кровать с подзором,
с ветхим покрывалом,
Часы, что завести я забывала,
С остановившеюся стрелкой
циферблата,
Как будто время движется обратно.
А на полу для вдруг возникшей кошки
Налито молоко в ненужной плошке.
Какой здесь век прошёл,
какой приходит?!
Лишь сарафан мой по последней моде
Напоминает о пришедшем веке –
Единственная в этом доме веха…
Спасительной стеной идут дожди,
Даруя неизвестность впереди,
Нас замыкая в безвременный круг,
Где важны только кошка, дом и сруб.
Полосу подготовил Владимир Смирнов, член Союза писателей России