Ирина Рысь,
Москва
Научи меня танцевать
Научи меня танцевать
Так легко, чуть касаясь земли,
Чтоб без крыльев свободно порхать,
Ощущая лишь руки твои.
Чтобы музыка нас унесла,
Подняла над мирской суетой,
Пусть секунды застынут, когда
Мы закружимся в вальсе с тобой.
Буду я повторять все шаги
За тобою опять и опять.
Обещаю старательной быть.
Научи же меня танцевать.
Сергей Попов,
Воронеж
* * *
Нет башке натруженной покоя –
отменяет разум без труда…
По легенде жили-были двое,
лобызались в парке иногда.
Сердце с лавок прыгало на ветки,
бесновалась общая слюна.
Умопомрачительной расцветки
красовалась наглая луна.
И при распадающемся свете
прорастали праздники из тьмы,
где на соблазнительной планете
от сумы рукою до тюрьмы.
Нагота цвела напропалую,
ночь ложилась на аттракцион,
чтоб телеграфировать «целую»,
ладилось затмению вдогон,
чтобы работяги зелентреста
до крутых зазимков берегли
самое безбашенное место
по раскладу стынущей земли,
чтоб на почте тётки не скучали
средь заносов пасмурной Москвы
и не хороводились печали,
разрастаясь выше головы,
выше лесопарковых посадок
и светил в космическом снегу…
На переживания не падок,
мир двоится через не могу.
И не выгорает воедино
ярусы разъятия свести
из очередного карантина,
непреодолимого почти.
По пятам запальчивого смеха
со слезами-вспышками внахлёст
бродит неуступчивое эхо
средь опавших к заморозкам звёзд.
Поздний лёд, прозрачная облатка,
списанная махом на ковид,
низвести до нервного припадка
нынешнее небо норовит.
Но двоим, из времени приличий
вечно вылетающим в трубу,
и садовник машет, и лесничий
со звездой безвременья во лбу.
Татьяна Царёва,
Москва
Я – то, чему пока не названо здесь имя
Я – ветер, я – печаль,
незримая душа,
Из глубины зрачка летящая по миру.
Я – ниточка Судьбы,
её воздушный шар,
И вдохновенья песнь, терзающая лиру.
Я – вечер и зима,
я – таинство дождя,
Капели перезвон и радуг разноцветье,
Я в шорохе шагов. Неслышно уходя,
Вновь остаюсь с тобой
всем, что живёт на свете.
Я – зеркало небес и холод родника,
Я – вера и любовь,
и что-то между ними.
И привкус горьких слов,
и талая строка…
Я – то, чему пока
не названо здесь имя.
Юлия Мельник,
Свети-Влас, Болгария
Художники
Заданье, что дал художник
Ученикам своим,
Кому-то казалось сложным,
Кому-то – совсем простым.
Прозрачною сигаретой
Задумчиво подымив,
Сказал он: «Одним лишь цветом
Сегодня рисуйте мир.
Вы в красок безбрежном море
Сумейте найти одну.
Рисуйте».
Никто не спорил,
Все вслушались в тишину.
Один рисовал всё чёрным –
И снег, и летящий лист,
Другой окунал проворно
В зелёную краску кисть.
Третий бунтарским алым
Отчаянно гарцевал,
Четвёртый вздыхал устало
И серую выбирал.
Пятый взглянул на небо
И синим мазнул, шестой,
Душе повинуясь слепо,
Жёлтый зажёг свечой.
И только один, что звонких
Крыльев услышал свист,
Кисть положил тихонько
И чистым оставил лист.
Сергей Панфёров,
Кораблино, Рязанская область
Божьи воды
Мест заветных у природы
Что слезинок у реки.
Божьи воды, Божьи воды –
Вековые родники.
Деревенька – неказиста,
Да округа хоть куда.
Вот смотри: чиста, искриста,
Из земли спешит вода.
Средь лесов, на дне оврага,
В стороне от злых очей
Богом посланная влага
Собирается в ручей.
Он бежит, лучист и звонок,
Меж деревьев и камней,
Словно в поле жеребёнок
К милой матушке своей.
Не ленись, склони колено,
Вышний дар губами тронь,
И узнаешь непременно:
Есть у холода огонь.
Есть в душе у русских тайна,
Неподвластная векам:
Как бы исподволь, случайно
Поклоняться родникам.
Вот и я на склоне лета
Здесь устроил свой привал.
Нет, вкусней воды, чем эта,
Я на свете не пивал.
Пью, и словно счастья всходы
Прорастают – с той водой.
Благодатью Божьей воды
Щедро делятся со мной.
Юлия Александрова,
Москва
Санки памяти
Шаги чарующей зимы
В воспоминания уводят,
Где были искренними мы
И одевались по погоде.
И связанный с любовью шлем
Надёжно защищал от ветра.
И варежки на зависть всем,
Что на резинке больше метра.
Рейтузы, валенки... Тепло.
Везут родители на санках.
Дорогу с ночи замело,
Но горка манит. Хулиганка.
А время быстро так летит,
Когда прогулка эта в радость.
Хоть в детство нет назад пути –
На санки памяти усядусь.
Мне, пережившей столько бед,
Зима вручит заряд эмоций
Для взрослых творческих побед,
В которых есть мороз и солнце.
Игорь Тюленев,
Пермь
Открытие памятника Достоевскому в Перми
Сказал: – До сердца промерзаю!
Под звон уставших кандалов…
Он шёл сквозь Пермь! Я тоже знаю
Морозы в сорок сороков.
Сумел в России отогреться!
Сумел узнать её народ!
Всемирным скоро станет сердце,
Когда он лист перевернёт…
Шёл юным в форме инженерной
По петербургским площадям.
Свободный, радостный, наверно,
Примкнувший к русским бунтарям!
За всех радея оскорблённых
И всех униженных любя,
Он шёл, стихами окружённый.
Их много... вот пишу и я!
В каморке молится блудница,
Сама собою стать решив.
И вот она уже девица!
Вот мать – богатыря родив!
Хохочем там порой, где плачем,
Жизнь глупо превратив в дурдом.
Но правды слов в душе не прячем
И злобу называем злом.
Смиреньем велика Россия,
Писатель русский говорил!
Умрёт зерно, а всходит сила,
Как хлеб ржаной из мышц и жил.
Что делать, многие не знают,
Покуда бесы там и тут
Спецбортом над Москвой летают,
Но их пугает наш – Капут!
Плывёт страна в дыму табачном,
Лишь Пушкин знал, куда нам плыть,
И Достоевский стал прозрачным,
Чтоб чистоту души открыть!
Унёс с собою Пушкин тайну,
Когда его Господь призвал…
Лишь Достоевский, не случайно,
Поэта тайну разгадал!
Александр Вепрёв,
Киров
Снежный пир
Сады белы, и птицы – ни гугу.
Такие дни тишайшие настали.
Давно ли здесь в осипшую пургу
ветра окоченелые свистали.
И мой сосед, притихший у окна
встревоженной гостиницы районной,
смотрел на вихрь метели
беспокойной,
где кувыркалась бедная луна.
И слышал он, качая головой,
не вой собак напуганных, бездомных,
не хохот ветра в переулках тёмных,
а снежный пир над грешною землёй.
Качалось небо, слышались щелчки,
звенели звёзды, и орали мыши,
плясали за окном снеговики
и валенками топали по крыше.
Он ликовал, тот страстный
снежный пир,
он грохотал железом леденистым,
серебряным размахивал монистом...
И наконец затмил собою мир!
Ни страха, ни тоски – и никакой
другой стихии, только ветер белый
свистел впотьмах, гудел во все пределы,
кружил, сверкая крошкой ледяной.
И гарцевал, как конь, среди равнин,
где от мороза дерево трещало
и небо, опрокинувшись, лежало,
как на боку заброшенный овин.
А мне казалось, сдвинулись века,
что сгрудились во мраке очумелом
иных времён ливонские войска.
Ледовое сражение гремело!
Там русский витязь жизнь свою ковал,
там слава вознеслась о нём мирская.
Кровавый пир на копьях кочевал,
горой вставал, века пересекая!
И за стеной гуляли. По-людски...
Носились звуков праздных отголоски:
ходили там вприсядку мужики
и сапогами топали по доскам.
А мой сосед поднёс себе огня
и закурил табак: – Вот это сила!
Не та, что нынче
кружит над Россией... –
И вновь затих у белого окна.
Ангелина Лесная,
Курск
* * *
Вдребезги вся наша прошлая жизнь,
Вдребезги детские сказки о мире.
Лето две тысячи двадцать четыре
Размолотило огнём рубежи.
Помнишь, братишка,
что было здесь «до»,
Как беззаботно чирикали птицы,
Помнишь, как пахнет родная землица,
Как согревает родительский дом?
Помнишь из детской большое окно,
Как за стеклом любопытно дрожали
Листики яблонь, когда на рояле
Я выбивала этюд озорно?
Помнишь с рисунком
причудливый тюль,
Как сквозь него угрожающе тени
Нам рисовали кривых привидений,
А за окошком смеялся июль?
Помнишь, как старое кресло-кровать
Мягким велюром всегда обнимало
И от обиды пружины сжимало,
Если из кухни прикрикнула мать?
Память жива. Слава Богу, и мы.
Жизнь соберём, как разбитую вазу,
Склеим осколки, пускай и не сразу –
После холодной тяжёлой зимы.
Елена Крикливец,
Витебск, Беларусь
* * *
Пересохшие губы раскрыли колодцы.
Не сыскать уголька
в прошлогодней золе.
Но весна по привычке сюда доберётся,
улучив своё время на этой земле.
Будет солнце упрямо на запад катиться.
Будет слышаться
ставни отчаянный всхлип.
И, как прежде, опустится
глупая птица,
заприметив дрожащие остовы лип.
Закричит, закурлычет,
зайдётся по-вдовьи,
заслоняясь от горя усталым крылом.
Это – время стенать
над погибшим гнездовьем.
Время строить, наверное, будет потом.
Долгий клёкот
в закаты бездонные канет.
Во дворах по-собачьи завоют ветра…
На церквище темнеет
нетёсаный камень –
сколько их по Отчизне ещё собирать…
А земля налилась
бабьей нежностью вешней,
в первоцвет, как невесту,
себя обрядив.
В небе новенький серп
на гвоздочек подвешен.
Время сеять… А жатва ещё впереди.
Ирина Сливцова,
село Павловск, Алтайский край
Зимние мечты
Вяжет белая метель кружева,
Подпевая, подвывая в ночи.
А в печи догорают дрова,
И огонь недовольно ворчит.
Все тропинки замело во дворе,
Как большой медведь,
сугроб у ворот…
Может, встретимся с тобой в январе?
Мы не виделись, считай, целый год!
Пусть морозным будет этот январь,
Пусть метель от дел-забот отдохнёт,
Пусть, как в сказку,
нас январь-государь
В заколдованный свой лес позовёт.
Там услышу я такие слова,
Что в груди сердце, ох, застучит…
Вяжет белая метель кружева
И наряды шьёт из царской парчи.
Анатолий Подольский,
Никольск, Вологодская область
Никольску
Поменял своё обличье
На Увалах городок,
Стал другим и непривычным,
Только прежний говорок.
Как и раньше, прибаутки,
Говор северный, родной,
К вам приеду хоть на сутки,
Здесь народ славянский, свой.
Пусть теперь под радиолу
Не танцуем у реки,
Поменяли квас на колу,
Только говор, вопреки
Интернету, иномаркам,
Опустевшим деревням,
Близок так же всем товаркам,
Крёстным, сватьям, кумовьям.
Я и сам не понарошку
Говорить могу на «о».
Нараспев сказать лукошко,
Баско, знамо и гумно.
К вам приеду, обещаю,
Ни к чему давать зарок,
И опять, – уж точно знаю, –
Наш услышу говорок.