В Москве по 1-му Краснокурсантскому проезду в дождь и снег шагают две бронзовые фигуры, два лётчика – русский и француз. Пилоты авиаполка Нормандия – Неман, единственной воинской части другой страны, воевавшей на территории СССР в годы Великой Отечественной войны.
Русский народ чтит память тех, кто помогал одолеть врага, но были и те, кто помогал врагу. Через две недели после нападения гитлеровцев на СССР их французские единомышленники создали Легион добровольцев против большевизма (Légion des Volontaires Franзais contre le Bolchévisme – LVF) и 8 июля 1941 года в самом центре Парижа, рядом с Гранд-опера, открыли вербовочный пункт. Из 12 тысяч волонтёров сформировали пехотный полк, которому в вермахте присвоили номер 638 (во время Первой мировой в полку с тем же номером служил Гитлер). Этот полк стал единственной ненемецкой частью в составе группы армий «Центр».
Перед отправкой на Восточный фронт легионеров привели к присяге. «Клянусь перед Богом беспрекословно подчиняться главе германских и союзных армий Адольфу Гитлеру в борьбе против большевизма и готов в любой момент, как храбрый солдат, пожертвовать своей жизнью», – произнёс перед строем их командир Роже Лябонн, а его подчинённые, вскинув руки в нацистском приветствии, подхватили: «Клянусь!» После этого полковник Лябонн, чей брат Эрик перед войной был послом Франции в СССР и дружил с Молотовым, объявил их наследниками Готфрида Бульонского и повёл в крестовый поход против «азиатов» и «зверья» (так он обозвал красноармейцев).
В начале зимы Легион волонтёров ещё надеялся
промаршировать по Красной площади
«Пропаганда французских нацистов рисовала СССР как «тюрьму народов», – пишет преподаватель университета Мельбурна, автор книги «Французский легион на службе Гитлеру» историк Олег Игоревич Бэйда. – Большевизм воспринимался лишь как продолжение всё того же русского империализма, но окрашенное в новые тона, с «еврейской закваской». Русское население... с одной стороны, страдает под игом «азиатского и еврейского варварства». С другой стороны, оно настолько нецивилизованно и вся история России (и СССР, как её продолжение) такова, что это вызывает не сочувствие, а скорее презрение».
Летом 1941 года гитлеровские полчища стремительно продвигались на восток, вглубь СССР, и Легион французских добровольцев (ЛФД) отправился им вдогонку с Восточного вокзала Парижа. На вагонах, которыми легионеров повезли на восток, было начертано: «Хайль Гитлер», «Париж – Москва» и «Смерть евреям». Ехали как на парад – вернее, ехали именно на парад, который пообещал вскоре устроить на Красной площади главарь Третьего рейха. Легионеры рассчитывали пройти по ней парадным строем в киверах, какие носили в наполеоновской армии.
А так весело отправлялись на парад в Москве в 1941 году
После войны французский фашист Марк Ожье, в рядах ЛФД побывавший на Восточном фронте, где он основал печатный орган легионеров «Le Combattant Europйen» («Европейский воин»), опубликовал под псевдонимом Сен-Лу («Святой волк») мемуары «Добровольцы». В них он воспроизвёл рассуждения легионеров по пути в нашу страну: «Нас прикрепляют к 7-й баварской дивизии, в которой служил сам Гитлер… Танки Гудериана вошли в Смоленск... Русским хана... Блин, война кончится без нас… Гитлер сказал, что мы будем участвовать в параде в Москве. Сам Гитлер сказал!»
В ЛФД, рассказывает в своей книге О.И. Бэйда, было несколько десятков белоэмигрантов – русских, грузин и украинцев: «Многие из них воевали на стороне белых армий в Гражданской войне в России, а в годы эмиграции служили во Французском иностранном легионе; некоторые даже участвовали в Гражданской войне в Испании на стороне франкистов. Накопленный ими обширный боевой опыт и знание языков превращали их в ценные кадры. Для многих из них главным мотивом для записи в ЛФД было желание продолжить неоконченную борьбу с коммунизмом, советской властью и большевистским государством». Среди них были потомок Голенищевых-Кутузовых с той же фамилией – Дмитрий Владимирович (Митя) и внук автора «Войны и мира» Иван Михайлович Толстой.
Осенью 1941 года французские легионеры в немецкой униформе прибыли в страну, которую вслед за Наполеоном взялся огнём и мечом покорять фюрер. В конце октября они добрались до Смоленска, откуда через неделю в пешем строю отправились к столице СССР той же дорогой, которой 129 годами ранее шла Великая армия двунадесяти языков.
Первые потери легионеры понесли ещё до боевых действий. Из книги М. Ожье «Добровольцы»:
«Майор Анри Лакруа взял бинокль. По дороге на Дютьково спокойно прогуливались русские солдаты. Кажется, мороз им нипочём. Кривоногие медведи в тулупах!
Лакруа обвёл взглядом легионеров и заметил, что все они придерживают руками штаны на уровне живота. Что с ними – больны?..
– При температуре ниже минус 20 они не в состоянии застегнуть и расстегнуть пуговицы, – пояснил Жоне. – У большинства дизентерия, и им приходится то и дело срочно спускать штаны. Вот они их и не застёгивают, придерживая локтями на поясе».
В конце ноября 32-я Краснознамённая Саратовская стрелковая дивизия полковника Виктора Ивановича Полосухина, на шесть суток задержавшая в октябрьских боях на Бородинском поле продвижение гитлеровцев, сошлась с французами лицом к лицу, когда те расположились под Кубинкой, готовясь атаковать деревню Дютьково. В ней, кстати, с 1821 года почти 100 лет служили мои предки Палладины.
В день рождения Гитлера его французские почитатели выпустили
серию марок в ознаменование 130-летия похода Наполеона на Россию
Накануне сражения к легионерам с духоподъёмной речью обратился командующий 4-й полевой армией вермахта генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге. 1 декабря в 5 часов утра подчинявшиеся ему немецкие части перешли в наступление по всему фронту. Через некоторое время легионерам зачитали приказ, и их 1-й батальон двинулся на Дютьково. Через два часа он достиг окраины леса перед деревней, но наткнулся на плотный пулемётный огонь и впервые применённые Красной армией фугасные огнемёты.
Ещё одна цитата из мемуаров «Святого волка» Ожье: «Наши идут не таясь… Внезапно вся передняя линия вспыхивает огнём. Тысячи искр летят с верхушек елей. Замаскированные среди берёз пулемёты русских открывают огонь. Только два легионера сумели вернуться в наши тылы. Остальным уже никогда не увидеть ни Москвы, ни Парижа».
Более обстоятельно в 1968 году на страницах «Военно-исторического журнала» об этом бое рассказал генерал-майор технических войск запаса А. Бабушкин, назвав, правда, французских легионеров немцами: «...для борьбы с танками наши войска использовали
различные средства, в том числе фугасные огнемёты… Они отличались простотой устройства и применения в боевых условиях. Резервуар огнемёта заполнялся специальной смесью с добавлением загустителя. Из резервуара огнемётная смесь выбрасывалась давлением газов, образующихся при сгорании порохового заряда, а при вылете из брандспойта она поджигалась небольшой зажигательной шашкой...
Первый опыт применения огнемётных подразделений был получен в декабре 1941 года под Кубинкой (выделено мной. – А.П.)… Когда около роты гитлеровцев подошло к огнемётным позициям на 50–60 м, был произведён одновременный подрыв 20 огнемётов… 60 гитлеровцев были уничтожены, остальные бежали… Немцы на этом направлении атак больше не повторяли».
В тот же день 2-му огнемётному взводу той же 26-й отдельной роты фугасных огнемётов пришлось принять бой у соседней деревни Акулово с вражескими танками и пехотой: «35 танков и два батальона мотопехоты, захватив Акулово и обойдя огневой вал, двинулись в направлении Кубинки... В результате огнемётного залпа три вражеских танка вместе с экипажами и значительная часть взвода были сожжены… Остальные танки повернули обратно».
Отто Вайдингер, штурмбанфюрер действовавшего на соседнем участке фронта панцергренадерского полка «Дер Фюрер», после вспоминал, что жуткие крики погибших в огне легионеров преследовали его всю жизнь и произвели на гитлеровцев деморализующий эффект.
Но 3 декабря немецкие танки всё же пошли в атаку на Дютьково, рассчитывая выйти на Кубинку и оттуда по Минскому шоссе устремиться к Москве. Поднявшись вместе с наводчиками на колокольню дютьковского храма, командир 154-го гаубичного артиллерийского полка майор Василий Кузьмич Чевгус стал руководить оттуда орудийной стрельбой. Немцы изрешетили пулями и осколками всю западную стену церкви; там и сям остались зиять пробоины от вражеских снарядов. «Но выстоял храм, – читаем в статье Екатерины Юрьевны Григорьянц (жена нынешнего настоятеля дютьковской церкви. – А.П.). – Пресвятая Богородица не оставила наш народ – тогда, поздней осенью 1941 года, на подступах к Москве ценой невероятных усилий, жертв и геройства враг был остановлен».
Недаром некоторые наши военные историки сравнивают роль огнемётчиков в обороне Москвы с подвигом панфиловцев. «Больше мы не продвинулись вперёд ни на миллиметр, – признаётся в своих мемуарах Марк Ожье. – То же касается немецкой 4-й армии. К вечеру пришла страшная новость: группа армий «Юг» оставила Ростов-на-Дону. Впервые с 1919 года немецкая армия отступает».
Впоследствии французские историки подсчитали: у Дютьково 44 легионера было убито и 150 ранено (в том числе Митя Голенищев-Кутузов, который от ран так и не оправился и два года спустя скончался в Бельгии). Ещё 300 стали жертвами «генерала Мороза».
Об успешных действиях красноармейцев-огнемётчиков доложили Верховному главнокомандующему, 15 огнемётчиков получили ордена Боевого Красного Знамени и Красной Звезды, а 26-я отдельная рота фугасных огнемётов первой из огнемётных частей Красной армии удостоилась ордена Красного Знамени.
Вскоре началось контрнаступление Красной армии, и недобитым легионерам пришлось вместе с фрицами уносить ноги из-под Москвы. «Отступление было очень тяжёлым: легионеры были сплошь больны, вши разносили заразу, мороз не ослабевал, – пишет Бэйда. – Слова команд на языке Наполеона уносились ледяным ветром во мрак ночи – точь-в-точь как 129 лет назад».
К фронтовой службе ЛФД больше не привлекали. Немцы сочли, что в дальнейших боях с Красной армией толку от легионеров будет мало, зато в тылу, на оккупированной территории, они – в самый раз. В период с лета 1942 года по август 1944-го гитлеровцы использовали наследников Готфрида Бульонского и наполеоновских завоевателей в карательных операциях против партизан и мирного населения Белоруссии.
ЛФД так там усердствовал, что даже германскому командованию, читаем у Бэйды, «крайне не понравилось то, что французы грабят и мародёрничают при любой возможности», они «убивали детей, насиловали женщин и воровали лошадей», «за постоянные грабежи их ненавидело население». Четырёх легионеров немцы даже расстреляли, «несмотря на бесплодные протесты французских офицеров, которые утверждали, что поведение их подчинённых совершенно не отличалось от поведения большинства немецких военнослужащих».
В январе 1943 года I батальон под командованием майора Симони «зачистил» две деревни в районе той самой Березины, где 130 годами ранее отступавшая Великая армия Наполеона потерпела тяжелейшее поражение. «Легионерами и полицией, – пишет Бэйда, – было убито и сожжено 52 человека, в т.ч. 24 мужчины, 12 женщин и 16 детей. Также было сожжено 65 домов».
Помогая устанавливать «новый порядок», легионеры обогатили французский язык глаголом «zabralizer» (от русского «забрать»). Один из них, приехав во Францию в отпуск, дал интервью журналисту Люсьену Ребаттэ:
– Вы проводите операции против партизан, не так ли? Как это происходит?
– Мы сжигаем деревни, откуда они пришли и куда могут вернуться за продовольствием. Горит хорошо, всё из дерева.
– А жители деревень?
– Мы их забрализируем…
– Как ты сказал?
– Как-как… Убиваем!
– Всех?
– Весь набор.
– И детей?
– Не оставлять же их лежать одних на снегу. Мы люди гуманные!
У «добрых французов» был девиз: «Пусть нас кастрируют, но не мешают делать то, что мы хотим!» Один из белорусских партизан вспоминал: «Распахнув дверь, Барбаш с автоматом и гранатой в руке ворвался в дом. За длинным столом сидели пьяные французы. В углу под иконами сидела старушка с отвисшей от страха челюстью. К ней прижались маленькие девочка и мальчик. На столе горели светильники, стояли бутылки, закуска вперемешку с окурками. В спальне, за дощатой стеной, оккупанты по очереди насиловали молодую хозяйку, которая, по-видимому, была без памяти. Насильники тыкали в неё сигаретами».
К карательным операциям на оккупированной территории СССР привлекались многие приспешники гитлеровской Германии, но, как правило, ненадолго. Французские же легионеры из четырёх лет в нашей стране три года занимались именно этим под «Песню дьявола», начальные строки которой звучали так: «СС идёт по вражеской стране, распевая песню дьявола». В припеве говорилось: «Мы сражаемся за Европу и свободу, и наш девиз – «Честь и верность!» (То же самое, но на своих языках горланили датчане, латыши и эстонцы, воевавшие в дивизиях СС.)
Свои «подвиги» легионеры увековечили надписью на полковом знамени и попытались отметить возведением двухметровой стелы, к которой прикрепили табличку на немецком (!) языке: «В этом месте Наполеон I, император французов, пересёк Березину во время отступления из-под Москвы 26–28 ноября 1812 г.».
В августе 1944 года легионеров включили в 33-ю гренадерскую дивизию СС «Шарлемань» (так её назвали в честь короля франков Карла Великого). В конце февраля 1945 года командование вермахта попыталось заткнуть ею брешь в Померании, но там ей крепко досталось от войск 1-го Белорусского фронта. Остатки дивизии перебросили в Берлин, где Красная армия добила их при штурме Рейхстага и рейхсканцелярии Гитлера. В числе последних погибших защитников Третьего рейха был внук последнего министра внутренних дел Российской империи А.С. Протопопова – штандартен-оберюнкер СС Сергей Протопопов.
Штандартен-оберюнкер СС Сергей Протопопов
…Русский народ незлопамятен и отходчив. Он хранит глубокое уважение к другим французским добровольцам – тем, кто в составе авиаполка «Нормандия – Неман» помогал Красной армии одолеть злейшего врага всего человечества. Около сотни французских лётчиков отважно сражались на наших истребителях, и все получили советские боевые награды, а четверо удостоились звания Героя Советского Союза.
Один из них, Марсель Альбер, всего за год с небольшим сбил 23 вражеских самолёта. После войны он женился на американке и вместе с ней уехал в Майами. Работая вашингтонским собкором «Известий», я позвонил ему и договорился о встрече в надежде подготовить материал к 40-летию Дня Победы. Американские власти, однако, запретили мне поездку во Флориду (в те времена советские граждане были обязаны запрашивать разрешение Госдепартамента на передвижения по стране), а затем из Москвы мне сообщили о тяжёлой болезни отца, и вскоре я улетел на его похороны. Так мне и не удалось очно, не по телефону, познакомиться с жившим в Соединённых Штатах французским добровольцем – кавалером Золотой Звезды Героя Советского Союза.
Остаётся добавить, что после войны правительство Франции вынесло ряд смертных приговоров и тюремных сроков участникам ЛФД. Так, полковник Лябонн, например, был осуждён к пожизненному заключению.
Александр Палладин
