«Я всегда в поиске вариантов, как шагнуть за какой-нибудь запретный порог», – признаётся Шварц Чорный.
– Философ, астроном, египтолог, психолог и инструктор йоги, сценарист, поэт и композитор... Как вам удаётся органично сочетать такое множество ипостасей? Нет ли некоей соревновательности внутри этих профессий, борьбы за первенство?
– Я мог бы начать вам нудеть про грамотный тайм-менеджмент, Канбан и Скрум или матрицу Эйзенхауэра. Таки да, но не в этом дело. Экзистенциальный страх ошибиться, не угадать, пролететь мимо истинной миссии своего появления в этом мире. Поиск и обретение себя, лейтмотива жизни, текста надгробной эпитафии. Кто я есть, кем я был. И был ли это настоящий я. Мне довелось многое попробовать, но оставался я лишь там, где высокие энергии и состояния потока, где был счастлив мой внутренний ребёнок или мой внешний нарцисс. Где бесстыдно проявлялась моя Тень. Я соткан из антиномий, апорий, софизмов и парадоксов. Принципы бизнеса и этика аштанга-йоги Патанджали. Эгоцентризм психологии и самоотречение буддийской садханы. В моих увлечениях нет борьбы за первенство, они просто не знакомы друг с другом, и если в данную секунду я астроном, то мне нет дела ни до чего иного, меня нет, я в моменте. В конце концов, все же видели фильм «Сплит». Я не один такой. Имя нам Легион.
– То, что вы создаёте музыку, несомненно, влияет и на ваши тексты: у них довольно сложная мелодика, интонационное богатство и весьма индивидуальный ритмический рисунок. Когда пишете стихи, что играет ведущую роль: звук или смысл?
– Никогда не задумывался об этом, ведь меня «просто прёт». Ведущая роль у «прёт». Будет ли звук или смысл, бессмыслие или игра теней, мне не важно. Но важно вовремя остановиться. Поставить точку. Поэтому раньше мои стихи пестрели многоточиями. Недосказанностями. А сейчас я везде расставляю точки. И избегаю даже запятых.
– Под вашу поэтику не подходят простые определения. Но если всё-таки попытаться, то можно определить её так: лирика с ярко выраженной звукописью, замешенная на парадоксальности, с обаятельной иронией и отзвуками абсурда... Как бы вы сами обозначили свой метод?
– Признаться, я всегда считал себя чьим-то эпигоном, без болезненных амбиций на создание авторского метода, жанра. Однако теперь меня терзают смутные сомнения. Что, если это будет лирика от эмпирика? Или парадоксы от ортодокса? У меня есть стих «Мы квантово запутаны с тобою». Вот и весь мой творческий метод: он такой – корпускулярно-волновой и запутанный, квантово.
– Мне очень понравилось высказывание о том, что ваша творческая цель – создание гармонических вибраций глубокого, осмысленного и значимого искусства, оставляющего след в душе и меняющего мир к лучшему... Вы действительно считаете, что высокое искусство способно изменить мир к лучшему?
– Полотно проявленной части нашей Вселенной (Вьякта) ткётся из вибраций, полей и волн. Мысль, слово, мелодия – это тоже волновые процессы, меняющие окружающий мир. Искажающие или проясняющие его. Моё творчество провокативно, и здесь я не изменяю себе и своим антиномиям, где когнитивные искажения моих стихотворных смыслов встряхивают и выводят читателя из эмоционального равновесия или ментального ступора, а мелодический строй моей музыки вызывает ASMR-эффект. Всё это и есть диалектика Гегеля, ибо единство и борьба противоположностей – основа любого эволюционного процесса.
– Поэзия – искусство для избранных. Вы согласны с этим? Какой она должна быть: элитарной или народной?
– Я больше про эгалите и против любого элите. Но мне не нравится слово «народная»: звучит обесценивающе, вульгарно. Просто, когда вам хочется то ли музыки и цветов, то ли зарезать кого-нибудь, открывайте Есенина. Или Арно, Бодлера, Верлена, Гийома и далее в алфавитном порядке. Потому что это оно – вдохновение. И оно приходит к каждому и вне зависимости от его социальной страты.
– Есть понятие культурного кода нации. Как вы его понимаете?
– Как русский человек узнаётся в мире по Достоевскому или Чехову, Пушкину или Бродскому, Чайковскому или Рахманинову, так и любой другой народ, нация узнаётся и распознаётся нами по именам таких же кодировщиков и разработчиков культурного кода. В нём прописываются цивилизационные ценности нации, про что она. Послушайте Вагнера и прочтите Гёте или Ницше. Удивит ли вас после этого роль немцев в мировой истории 20-го века? Меня – нет. По плодам их узнаете их.
– Многие литераторы считают, что писать в стол бессмысленно, произведение обретает смысл только в соприкосновении с чутким читателем. Но сегодня такие читатели в основном сами писатели. Какой вы читатель? Что сейчас на литературной повестке?
– Я более тридцати лет пишу в стол. Просто потому, что пишется. Без конъюнктурного плана встречи с читателем. Это делает меня честнее в своём творчестве. В нём только я, никаких примесей. Моя книжная полка про моё будущее. Сейчас это «Энциклопедия смерти», «Обряды перехода», «Танатотерапия», «Бардо Тхёдол», «Гаруда-пурана», «Танатонавты». Я всегда в поиске вариантов, как шагнуть за какой-нибудь запретный порог, – и в этом приближении к пониманию одной из самых главных тайн жизни, Смерти, я вижу свой новый проект. Эксперимент со Смертью. Это погранично смело. Но ведь десантники не умирают, а десантируются в ад. К тому же Hell is for heroes. А ещё, конечно же, томик Хармса. Он всегда со мной. Просто чтобы никогда не забывать об абсурдности этого мира. И улыбаться ему.
Беседу вела Алевтина Калязина
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Шварц Чорный. Поэт, сценарист, композитор, астроном. Кандидат философских наук. Окончил Государственный астрономический институт им. Штернберга, Российскую академию государственной службы (РАГС), МГАХИ им. Сурикова, аспирантуру философского факультета МГУ, ВГИК имени С.А. Герасимова. Знает несколько языков: английский, иврит, итальянский, монгольский.
Зима моя московская
Я прочту тебе на ночь Сартра
Не вчера. Не сегодня.
Не завтра.
А когда-нибудь,
Никогда.
Я прочту тебе на ночь Сартра.
И спрошу.
И услышу: да…
Где, не здесь. Там, где нет.
И вряд ли.
Но мы встретимся.
Иногда
Кину взгляд вскользь.
Глаза горят ли?
И пойму.
И увижу: да…
Там.
Однажды.
Возьму тебя в жены
Без надежды тебя угадать.
Полюбив
Душой обнажённой
Навсегда.
И нет у меня на тебя документов
Ты спишь где-то там,
За ночной тишиной,
В своём первозданном наряде.
Ты так безмятежна,
И пахнут весной
Волос твоих медные пряди.
Ты спишь где-то там,
На краю Ойкумены.
Желанная.
С небом повенчанная.
И нет у меня на тебя документов –
Лишь только любовь.
Бесконечная.
Баба ты
Баба ты.
Зима
Моя московская.
Слякотно в тебе мне
И тепло.
Не любил. Да стал тебе
Свой в доску я.
Всем твоим истерикам назло.
Стерва ты.
Зима.
С пургой расхристанной
По щекам зло хлещешь мне.
За что?
А потом в бокал
Плеснув игристого,
Вновь моей становишься
Мечтой.
Сука ты,
Зима.
К любви голодная.
Снег с дождём. Метели. Гололёд.
Верь мне.
Будем
жить с тобой мы в Лондоне.
А весна?
Она ещё придёт…
Твои глаза
Твои глаза.
Улыбку.
Плечи хрупкие.
Потерянные, дивные, ничейные.
С благоговеньем
Нежным
Взял бы в руки я
И целовал
До умопомрачения…
Как товарищ Брежнев
Скажи «прощай» –
Всему, что было прежде.
Всему, что было,
Было…
И прошло –
И на прощанье,
Как товарищ Брежнев,
Ты поцелуй
Меня,
Чтоб губы жгло.
Замкнулся круг
И порознь наши руки.
Нам порознь
Жить.
Нам порознь
Умирать.
Я вновь в седле,
Я затянул подпруги…
Прощай.
Нас ждёт дорога.
Нам пора.