Владимир Дьяченко. Дневник унтер-офицера: роман. – М.: Ассоциация «Русское литературное общество», 2024. – 264 с.
Литературный жанр, который сейчас принято называть «ретеллинг», переживает заметный подъём. Само слово можно перевести как «пересказ», а если немного пофантазировать – «рассказ заново». Переработка известного материала, будь то античный миф, сказка или программное произведение. Обычно авторы сохраняют сюжетную канву, но ведут повествование от лица второстепенных персонажей или кардинально меняют личность центральных. Другой популярный приём – скачок во времени или перемещение в параллельный мир. Наибольшую популярность жанр снискал у молодёжи: киберпанк-Золушек и серийных убийц Питеров Пенов на рынке представлено немало. Есть и более серьёзные произведения, вроде «Цирцеи» Мадлен Миллер, где автор через античный миф пытается рассказать о современном феминизме.
Кажущуюся невостребованность в этом ключе русской классики опровергает роман Владимира Дьяченко «Дневник унтер-офицера». Читатель заново переживает события пушкинской «Капитанской дочки» – теперь с точки зрения Швабрина. Главный антагонист обретает прошлое и возможность реабилитироваться в глазах читателя.
В отличие от Пушкина, Дьяченко мало интересуют события Пугачёвского восстания. Ключевой конфликт романа личный и разворачивается между двумя главными героями – Гринёвым Пушкина и Швабриным Дьяченко. Пока Гринёв руководствуется отцовским «береги честь смолоду...», Швабрин живёт по завету погибшего наставника: «Честь – это твой закон. <...> Ты всё время ловчишь, плутаешь, хочешь его нарушить, а честь тебе не даёт». В оригинальном романе читатель мало что мог знать о внутренней жизни Швабрина, а здесь она предстаёт во всей полноте. Поступки героя по отношению к Маше, предательство и совершённый уже в заключении навет на своего главного врага – всё получает объяснение. Оно не всегда идеально укладывается в «версию Пушкина», но с психологической точки зрения выглядит безупречно достоверным.
Отношения двух соперников действительно представляют в романе наибольший интерес, и «пушкинским» Гринёва хочется назвать не просто так. Хоть его образ в интерпретации Швабрина и претерпевает изменения, им в романе поверить сложнее всего. Не то печать школьного образования, не то авторитет великого классика, не то – авторский замысел. Форма дневников не предполагает объективности, и какими бы чёрными красками ни писал портрет своего врага рассказчик, увидеть в нём подлеца и негодяя упорно не получается.
Решение выбрать в качестве главного героя отрицательного персонажа нельзя назвать оригинальным, но автору удаётся избежать клише. Тщательно проработав мотивацию Швабрина и заполнив его дневники подробной рефлексией, Дьяченко даёт немало поводов посочувствовать своему герою. И всё же не превращает его в жертву – хотя сам Швабрин, несомненно, себя таковой и чувствует: «Я мог бы умереть на глазах любимой Маши. Мог хоть этим оставить ей о себе благородное впечатление. <...> Но подлый Гринёв лишает меня и этого». Не ставя под сомнение достоинств оригинала, Дьяченко создаёт интересную вариацию на тему – с задачей, обусловленной выбором жанра, он однозначно справился.
София Шпитонкова