Известному артисту Александру Цуркану 2 января исполнилось 60 лет. Воспользовавшись юбилейным поводом, мы задали Александру Ивановичу несколько вопросов «о времени и о себе».
– В 80-е годы вы работали на аэродроме где-то далеко в Сибири, как случилось, что в довольно солидном возрасте вы всё-таки «приземлились» в театре на Таганке?
– Если бы я не оказался в Сибири, то меня бы в театре не было. Больше скажу, если не было бы города Орехово-Зуева, откуда я родом, то и этого театра не было бы.
– Почему?
– Потому что однажды Савва Тимофеевич Морозов (он тоже родом из Орехово-Зуева, где была его фабрика), Константин Сергеевич Станиславский и Владимир Иванович Немирович-Данченко решили организовать товарищество. Савва Тимофеевич был в нём бессменным директором, и именно он дал деньги (полмиллиона рублей!) на строительство театра. Если бы этой встречи не было, то не было бы в Москве Художественного театра. А если бы его не было, то не было бы ни Мейерхольда, ни Вахтангова… и Любимова с его театром, как ответвления великого вахтанговского, тоже не было бы. То есть без моего земляка не было бы Таганки. А если бы я не попал в Сибирь, то меня бы не было на Таганке.
– Но слышали про театр, вы, надеюсь, раньше?
– Помню, под Новый год прибегаю домой весь мокрый после хоккея, а родители смотрят телевизор. И голос оттуда льётся необыкновенный, таких тогда не было, голос, в котором звучала правда. Высоцкий, «Вертикаль», и это было потрясение и для родителей, и для меня. А на Севере я встретил женщину-филолога, и у неё были замечательные студийные записи Высоцкого, и вот мы с ней на почве любви к нему, театру на Таганке и схлестнулись – я и сам тогда начал писать, и длилось это года два, пока я не понял, что с профессией строителя аэродромов надо заканчивать…
– А сколько вам тогда было?
– Двадцать восемь.
– И в этом возрасте вас приняли в Щукинское училище?
– Нет, когда я поступил, мне уже было тридцать с хвостиком – уникальный случай! Театр на Таганке проводил набор в Щукинское училище, триста человек на место, и Любимов меня взял. Так я попал на Таганку.
– Высоцкого тогда уже не было?
– Конечно, это был 1990 год, но я ещё застал старую гвардию, у меня сложились прекрасные отношения с Шаповаловым, Фарадой, Золотухиным. Валерий Сергеевич смотрел «Москва–Петушки», где я играл Веничку, и ему спектакль очень понравился, а в занятую в нём Иру Линдт он просто влюбился…
Вообще, это уникальный случай, когда фактически сольный спектакль, который поставил не Любимов (режиссёр Валентин Рыжий из Белоруссии), он принял и дал ему жизнь. Конечно, проза Ерофеева – материал для Таганки, великолепный, взрывной, эпатажный, русский. После сдачи Любимов сказал: «Ты меня убедил, что ты едешь, – там же герой ехал в электричке, – самое главное – ощущение дороги, береги это!» И сыграл я «Петушки» сто раз…
– Когда это было?
– 1996 год, как раз полный упадок был на Таганке.
– История театра разделяется на две части: необыкновенный взлёт до отъезда Юрия Петровича и – быстрый спад после возвращения.
– Я считаю, вершиной творчества Любимова является «Борис Годунов». Величайший спектакль – никаких технических ухищрений, «голый человек на голой сцене», замечательное оформление Давида Боровского, гениальное музыкальное сопровождение, в котором участвовала вся труппа с хором Дмитрия Покровского, – потрясающее воздействие. И «Владимир Высоцкий», великий спектакль-поминовение… Такая низость, что эти спектакли запретили играть, что и явилось причиной отъезда Юрия Петровича.
– А почему вы ушли из театра?
– Интриги. Многие хотели поставить «Петушки», но не получалось, а у нас получилось. И огромный успех! И жена сказала Любимову: «Убирай ты этого Рыжего! Зачем тебе в репертуаре не твои спектакли?» И «Петушки» закрыли. А потом, когда я отпрашивался у Юрия Петровича на съёмки – семью-то кормить надо, – он не отпускал, столько съёмок сорвалось, и тут у нас произошёл конфликт. А я пахал как никто, главные роли: Митя в «Карамазовых», Марат в «Марат и маркиз де Сад», «Петушки». А сейчас этот спектакль вычеркнут из истории театра, как будто его вообще не было. И это сделала Каталина.
– То есть роль супруги Любимова очень неоднозначная?
– Однозначная. Она убила его дело. Да, заботилась о здоровье, лечила от всех болезней, как жена она божественная, но как человек… Эта история в Чехии, когда она пыталась забрать деньги, которые чехи предназначали артистам (каждому по 500 долларов в качестве гонорара). Скандал завершился уходом Юрия Петровича из театра. Таганка начиналась с «Доброго человека из Сезуана», гимна бескорыстию, самопожертвованию, а закончилась чем? Стяжательством, обворовыванием актёров. Любимова Каталина сберегла почти до ста лет, а дело его было угроблено.
– А как вы оцениваете последние годы любимовской Таганки?
– Театр ещё держался, пока был жив Валерий Золотухин. Потом… Не хочу говорить. Знаете, что сейчас в гримёрке Высоцкого? Бухгалтерия. Остался только Володин гримировальный столик, на нём вшивенькие цветочки, а рядом два стола бухгалтеров, и женские сапоги сушатся. Ни фотографий, ничего, что напоминало бы, что в этой гримёрке готовились к спектаклям Высоцкий, Шаповалов, Смехов, Соболев… Сюда приходило множество великих людей всего мира!
– Уйдя из театра, вы много снимались, какие работы в кино для вас наиболее важны?
– «Багровый цвет снегопада» Владимира Яковлевича Мотыля, это его последний и недооценённый фильм, как бы завещание. Уникальный был человек и режиссёр, пророк, он предсказывал «неслыханные перемены, невиданные мятежи» (его любимый поэт Блок): например, тогда, десять лет назад, – то, что сейчас происходит на Украине.
И картина «Прорыв» Виталия Лукина – в феврале будет отмечаться двадцатилетие подвига десантников шестой роты Псковской дивизии – я сыграл там роль комбата. Десантники эту ленту приняли, куда бы в войска я ни приехал, в Сирию, например, чувствую, что они относятся ко мне как к родному, как к брату. Путин в Кремле, когда вручал Звезду Героя матери погибшего комбата, который был прообразом моего героя, сказал, что десантники тогда спасли Россию от раздробления. Это был поворотный момент. К сожалению, подобных картин делается мало.
– А что сейчас мешает развитию нашего кино?
– Покойный Владимир Мотыль говорил: «Ньюпродюсерство и откаты убили советское кино!» Продюсеры, поскольку они достали деньги на фильм, считают, что это им даёт право диктовать режиссёру, что, как и кого снимать. Пропадает индивидуальность, личность творца. Вспомним, как великому Бондарчуку навязали актёра на роль Мелихова, а это режиссёр с мировым именем, что же делать молодым, начинающим?
– Но поставили недавно «Движение вверх» и другие фильмы, где режиссёры сохранили свою индивидуальность и работали в союзе с продюсерами.
– Я говорил о роли Саввы Морозова в истории театра. Да, такие союзы бывают, и успех будет, но только не тогда, когда оплёвывается Россия, её история, русский человек, а сейчас тенденция: чем больше ты охаиваешь нашу жизнь и историю, тем больше шансов получить главный приз на фестивалях. С этим надо что-то делать.
Но я не только снимаюсь, в последнее время я стал много писать. Планирую издать книгу, в которой будут стихи и воспоминания. Это для меня сейчас самое главное.
Вот одно стихотворение:
Сквозь войны, бунты, мятежи, чуму,
Сквозь засухи, землетрясенья, бури, штормы,
Сквозь миллионы лет и вопреки всему
Она несёт свой бег, беспечный и задорный...
Любовь... Всему причина и Исток
Чистейших мыслей, слов и чувств Благословенных,
Живой родник деяний Вдохновенных...
Бессмертной жизни несгибаемый росток...
Редакция «ЛГ» поздравляет Александра Ивановича с днём рождения и желает исполнения всех его заветных желаний.
Александр Цуркан родился 2 января 1960 года. Работал инженером аэродромной службы Кежемского авиаотряда в Красноярском крае, с 1990 года – в Театре на Таганке. Исполнял центральные роли в спектаклях «Москва–Петушки», «Мастер и Маргарита», «Братья Карамазовы», «Марат и маркиз де Сад», «Владимир Высоцкий», «Шарашка», «Пять рассказов Бабеля». Снимался в фильмах «Тайный знак», «Карпов», «Громовы», «Штрафбат», «Прорыв» и других.