Дарья Скворцова,
Керчь
Я жив.
Эти две с половиной комнаты – моя собственность.
Жизнь прекрасна.
***
Стоит ли говорить, что я не предрасположен к философии? Я вообще не люблю много говорить, предпочитаю думать.
Ах, да, я жив.
Я буду по нескольку раз повторять эту фразу. Просто иногда забываю.
Я малёвщик.
Кто-то называет меня художником. Но я-то знаю правду.
Эта маленькая душная комната – мой рай.
Окно без занавесок, выпуски старых газет рваным ковром стелятся по полу. Пыль кружится в воздухе, подобно сверкающей мошкаре. Этот воздух сухой и липкий, чувствуется запах масляных красок и гниющих фруктов. В вазе на небольшом столике несвежие хризантемы, лепестки которых под палящими лучами солнца превратились в сухие нитки. У ободранной стены развороченная постель с дюнами песочного одеяла. В углу этой компактной комнаты в кучу сброшена одежда, а точнее – комбинезон в цветных пятнах. Пол, в местах, свободных от рванины газет, облуплен и весь в трещинах и ложбинах, но ярко-медного цвета. За дверью в углу – снежный Эверест из мятых альбомных листов. Комната узкая, пыльная и душная, воздух в ней спёртый, токсичный, но разноцветный. Кроме того, тут, за дверью, урчит холодильник. Как старый трактор. Он напоминает мне о детстве. Я жив.
Моя тётка отдала Богу душу на том самом месте, где холодильник доживает свои дни. Ворчит, как моя тётка. Что удивительно – эта квартира, вернее, пакетик комнат, достался мне в наследство. Вы уже поняли от кого?
***
Я малюю картинки для «красных морд». Для тех, чьи стены рассыпаются от количества гвоздей, на которые нанизаны репродукции Рубенса, Рембрандта и Ван Гога. Для тех, кому нужно разнообразие, «свежая кровь», фреш, фешн и другие модные слова на букву «F».
Вот уже неделю я пытаюсь сотворить нечто «чертовски оригинальное». Мне нужны деньги. Пальто не сошьёшь из модных фраз.
Я гуляю по улицам моего туберкулёзного города, ищу глоточек воздуха. И не нахожу. Мне остаётся только разбить себе нос и ляпнуть своими лейкоцитами на холст – «свежая кровь».
Я жив.
Мне нужно что-то милое и чарующее. Что-то типа проститутки, читающей творения Блока. Хотя это банально. Чёрт…
В конце концов, я, заблудившись в поисках, забыл об этом заказе.
А потом мне подкинули халтуру.
Мои друзья часто так делали, в надежде, что я пущу их заливаться вином в мою квартиру. Мне несложно. «Друзья». Одно слово.
Как-то мой очередной «друг» притащил мне портрет. Портрет этот какой-то мужик нашёл в подвале своего дома.
Сырость и темнота сделали своё дело. Они буквально сожрали картину. Мне же предстояло данное произведение восстановить. Деньги предложили хорошие и я согласился.
***
На портрете была изображена то ли женщина, то ли девушка. Верхняя часть холста вздулась, в некоторых местах покрылась бархатистой изумрудной плесенью. Нетронутой оказалась часть, начиная с шеи и ниже. Больше всего пострадало лицо.
Барышня на портрете была одета в тёмное платье фасона XIX века с камеёй под горлом. Длинные рукава оставляли на виду только изящные, бледные кисти с тонкими пальцами. На безымянном - золотой ободок обручального кольца.
Он портрета веяло величественностью и статью. Хоть лица и не было видно, я был уверен – эта дама прекрасна и горда.
Работа захватила меня. Я не спал, перестал есть, проводил дни и ночи у мольберта. Вокруг меня образовалась река пролитой краски, цинковые тюбики горбатились, разбросанные по бумажной рванине пола.
Мне было тяжело, никогда раньше я не реставрировал такие раритетные вещи, я боялся испортить это безымянное творение. Автор был неизвестен, подписи не было.
И вот, спустя месяц, закончив работу около двух часов ночи, я курил и наслаждался плодами своего труда.
С холста на меня смотрела бледнокожая, изящная девушка, с правильными чертами лица и хрупкими скулами. Глаза сияли, как ртуть. Губы алели и манили.
Около часа я рассматривал картину под разными ракурсами и углами. Мне не хотелось её отдавать.
Я полюбовался своей красавицей ещё немного, в изнеможении упал на кровать и тут же уснул.
***
Солнце щекотало ресницы. Птицы рыдали у меня под окнами.
Я открыл глаза и снова их закрыл. Затем открыл и закрыл каждый по отдельности.
Лучи скользили по полированным ножкам столика, плавно перебегая на несвежее одеяло. Я вспомнил, что закончил работу.
Сейчас, утром, это показалось мне то ли сном, то ли болезненным бредом. Долгим и мучительным.
Я вскочил с постели и в два прыжка пересёк комнату.
Холст сверху был вздут.
Зелёная плесень расползлась по портрету.
Я жив?