Олег Дзюба
Михаил Булгаков и его первая любовь ожили на сцене «Школы драматического искусства»
Ничуть не сомневаюсь, что автор пьесы «Таська» Малика Икрамова и Глеб Черепанов, поставивший по ней спектакль в театре «Школа драматического искусства», прекрасно представляли все ловушки, которые ставила перед ними предпринятая и обречённая на сенсационность попытка представить на сцене молодые годы и первые литературные шаги Михаила Булгакова.
Его творческое наследие заметно распределено по времени между тремя женщинами. Не вдаваясь в детали, напомню, что третья жена писателя – Елена Сергеевна Булгакова ассоциируется у большинства его поклонников с романом «Мастер и Маргарита». Её предшественница Любовь Евгеньевна Белозерская была спутницей его жизни в пору расцвета драматургического дара Михаила Афанасьевича. Притом пьеса «Бег» вряд ли появилась бы на свет без её рассказов об эмиграции. А вот «Записки юного врача» и «Белая гвардия» полностью связаны с пережитым вместе с Татьяной Николаевной Лаппой, в которую Булгаков влюбился ещё безвестным студентом и с которой расстался, уже познав поразивший современников успех и окончательно уверовав в своё литературное будущее.
Как ни суди и ни ряди, но с высоты лет, минувших после всех этих перипетий, отношение писателя к «Таське» отнюдь не выглядит идиллически-благонравным. Авторы спектакля и не пытаются обелить своего героя. Он расставался не просто с женой, он уходил от женщины, спасавшей его от провинциальной беспросветности в забытой богом земской больнице. Лаппа буквально оттянула его от края могилы во Владикавказе, когда тифозная горячка вкупе с голодом почти не оставляли надежды на выздоровление. Она избавила его от пристрастия к морфию, что мало кому удаётся… Ко всему прочему, она никогда не пыталась напомнить о себе и скромно таилась в Туапсе, пока её не отыскала у Чёрного моря Мариэтта Чудакова и не выпытала у неё воспоминания о давно минувшем.
Показать всё это подвижничество на сцене – задача архитрудная, но, как выясняется после спектакля, вполне достижимая. Александре Гладковой в роли Татьяны Лаппы пришлось буквально пройти на сцене путь от трогательной барышни «из хорошей семьи» до женщины, отстаивающей у судьбы право быть со своим избранником. Её героиня возложенную на хрупкие плечи ношу несла до конца. Но что поделать, если тяжесть оказалась непосильной?! А замерцавшее впереди счастье остаётся миражом?! На мой взгляд, Гладковой удаётся особенно сохранять естественность в сцене с продажей обручального кольца владикавказской хабалке-вымогательнице, эффектно сыгранной Анной Пик, и в эпизоде, в котором выясняется, что обещанное ей посвящение романа переадресовано новой избраннице мужа.
Этим непростым поступком Булгаков невольно пошёл по стопам Маяковского. Тот ведь тоже создал «Облако в штанах», будучи очарован Марией Денисовой, но печатно даровал свои ощущения Лиле Брик, с которой познакомился уже после завершения поэмы и которую своим посвящением фактически обессмертил… Объяснение столь щедрым и двусмысленным дарам сам Михаил Афанасьевич доверил Воланду, изрёкшему во время сеанса «чёрной магии» на сцене варьете: «Ну что же, они – люди как люди… и милосердие иногда стучится в их сердца»… Другое дело, что милосердие само по себе благодатно к одним, но бывает жестоко к другим. Но с этим ничего не поделаешь!
Говоря о спектакле, не обойти непростую миссию Вадима Дубровина в роли самого Булгакова. Показать во плоти литературного отца Воланда, Понтия Пилата, Мастера, Маргариты и сонма прочих некрупных, но незабываемых персон – задача, как любил выражаться знаменитый основоположник, архисложная. Хорошо знавший Михаила Афанасьевича писатель Валентин Катаев вспоминал в мемуарном романе «Алмазный мой венец»: «…он не был особенно ярко-синеглазым. Синева его глаз казалась несколько выцветшей, и лишь изредка в ней вспыхивали дьявольские огоньки горящей серы, что придавало его умному лицу нечто сатанинское». В Булгакове Дубровина люциферово начало если и присутствует, то надёжно замаскировано. Он больше похож на Максутова из «Театрального романа»: мятущийся, склонный к рефлексии человек, отталкивающий от себя всё дорогое в недавнем прошлом, но ещё не осознавший в полной мере настигающего его грядущего. К нему вполне приложимы гумилёвские строки: «Летящей горою за мною несётся Вчера, / А Завтра меня впереди ожидает, как бездна»…
И не случайно в финале спектакля Булгаков в прямом смысле слова возносится к театральным небесам. Его прощальный призыв к оставшейся за кормой жизни «Таське» уже ничего не может изменить. Он в отличие от Мастера не дождался покоя, но завоевал свет! А какой ценой? Пусть кто-то безгрешный рассудит!