Ему было семнадцать лет, когда он стал членом партии. Зрелость в ту эпоху наступала рано. В шестнадцать лет Фадеев – один из бойцов партизанского отряда, сражавшегося с японскими интервентами, и почти сразу после вступления в партию он уже делегат от Дальневосточного округа на Х съезд РСДРП(б). Здесь, конечно, и раннее осознание себя в этом мире, и невероятный для юноши опыт, и то, что мы сейчас называем харизмой, – особый человеческий дар вести за собой людей. Фадеев был самым молодым делегатом съезда.
Объяснить, почему один человек с избыточным жизненным опытом становится писателем, а другой не становится, почти невозможно. Даже когда, казалось бы, инерция работы и долга двигают к этому. Далеко не каждый журналист и рабкор, вдруг обнаруживший в себе дар зафиксировать мгновение и уловить в своей корреспонденции отблеск уходящего дня, становится классиком родной словесности и даже писателем. По собственному опыту и опыту многих своих коллег знаю, что это абсолютно разные профессии.
После ранения, госпиталя, после недолгой учёбы в Московской горной академии, когда жизнь вроде бы устоялась, Фадеев по ленинскому призыву отправился для партийной работы на Северный Кавказ, в Краснодар, в Ростов-на-Дону.
В Ростове-на-Дону Фадеев пишет свой первый замечательный роман «Разгром». Я хорошо помню этот роман по чтению в свои молодые годы. Эти дивные описания дальневосточной тайги, по которой отступает почти разгромленный отряд, замечательно выпуклые образы основных героев: командира отряда коммуниста и революционера Левинсона, слабого интеллигента Мечека с его некрепкой душой и простодушного и героического Морозко. Образ Левинсона в известной мере повторял действительного командира партизанского отряда, членом которого был шестнадцатилетний Фадеев, – Певзнера.
Собственно, здесь самое время сказать о том художественном методе, которым писатель пользовался при жизни. Как бы метод ни назывался – романтизмом, натурализмом, символизмом – а каждое из этих литературных направлений неизбежно включает в себя и элементы предшествующих – или даже социалистическим реализмом, литература всегда делилась и будет делиться на литературу, написанную ярко и хорошо, и литературу, написанную плохо. Маркировка не спасает. Хорошая литература – это что, природный дар, собственная взыскательность писателя, талант? Фадеев всю жизнь – начиная с вещей ранних, почти ученических – писал хорошо. Но если пристальнее взглянуть на его тексты, в них всегда будет чувствоваться влияние Льва Николаевича Толстого, великого учителя. Безошибочно широкое видение Львом Толстым человеческой натуры и её изображение угадываются в раннем «Разгроме». В «Молодой гвардии» эта привязанность утвердилась и стала ещё определённее.
Но «Молодая гвардия» ещё не написана, впереди расстилается жизнь, полная, казалось бы, радости, света и борьбы. Южнокавказский период жизни, по собственному признанию писателя, был «одним из самых счастливых». Как невероятно точно и исчерпывающе, интерпретируя это высказывание на всю жизнь писателя, сказали в совместной статье две исследовательницы творчества А.А. Фадеева – Н.И. Дикушина и Л.Ф. Киселёва: «В те годы ему удалось органически соединить и в реальности воплощать два нераздельных качества своей натуры: живую работу с людьми той организации, в которую он поверил с юности (Коммунистическую партию борьбы за права трудящихся), и творческое своё призвание, которое проявилось с детских лет».
Собственно, и семья, и обстановка, в которой жил и воспитывался молодой и юный Фадеев, не могли не привести к этому призванию и к обретённой судьбе. С юности помню А.А. Фадеева по газетным и журнальным снимкам, по скупым кадрам кинохроники всегда аристократически подтянутым, всегда одетым в элегантные костюмы. Я никогда не смог бы предположить, что судьба его, как, впрочем, практически и моя, восходит из самых социальных низов, из бесправного до революции крестьянства. Но это, скорее всего, была особая порода пытливых и ищущих людей.
Отец Александра Фадеева, происходивший из бедной крестьянской семьи, видимо, принадлежал к нередким в России самородкам. Но не всё в нашей стране и сегодня происходит по уму. Несмотря на настойчивое ходатайство школьного учителя, увидевшего в своём воспитаннике неожиданные задатки, ему не удалось – картина и для тех лет привычная – поступить в гимназию: «крестьян в гимназию не берём». И тем не менее (эту черту приходится выписывать, потому что она характеризует не только семейную талантливость, но и семейное же упорство) к тридцати годам отец будущего писателя Александр Иванович Фадеев сдал экзамены за курс гимназии и получил звание сельского учителя.
Встреча родителей – это тоже целый роман. Сельский учитель, вполне образованный по тем меркам человек и выходец из народа, то есть по тем меркам думающий человек, – это в предреволюционное время всегда некие протестные взаимоотношения с существующим строем. Сельский учитель Фадеев примкнул к известному политическому движению народников и после разгрома движения не смирился, оказался не в стане их либеральных преемников, а в стане революционного народничества. Сравнительно скоро учитель Фадеев попал в тюрьму в Петербурге. Любой строй не жалует агитацию в нижних, подверженных брожению слоях общества, свободомыслие, издание и распространение нелегальной литературы.
В это же время на фельдшерских курсах в Петербурге училась мать будущего писателя. Судя по семейным преданиям, зафиксированным в воспоминаниях сестры, мать Антонина Владимировна и отец Александр Иванович каким-то образом оказались знакомыми раньше. Именно поэтому не желавшие бросить «своего» революционеры упросили Антонину Владимировну «в качестве невесты» посетить товарища, чтобы передать ему необходимые вещи.
Опять типичная и знакомая ситуация. Надежда Крупская ведь тоже вначале ходила к В.И. Ленину в «Кресты», в знаменитую санкт-петербургскую тюрьму, «в качестве невесты», а вон как обернулось. Русская жизнь, как и литература, ходит знакомыми тропами. Через много лет в «Молодой гвардии» появится почти подобный эпизод, и внимательный читатель наверняка его встретит.
После революции 1905 года мать и отец Фадеева оказались по разным сторонам политического мейнстрима и революционной борьбы. «Он поддерживал эсеров, она – социал-демократов». Так пишет сестра писателя. Семья, после того как постранствовала по России после ссылки отца, окончательно, как говорится ныне, распалась, мать писателя вышла замуж за фельдшера Глеба Свитыча, моложе её на двенадцать лет. К этому времени у Антонины Владимировны уже было трое детей. Вскоре новая семья оказывается во Владивостоке, где уже давно обосновалась материнская родня. Возле своих всегда теплее. Чтобы окончательно проститься с Антониной Владимировной, замечательной матерью писателя, можно привести ещё одно её провидческое и обращённое к детям суждение, произнесённое в 1917 году: «Дети, большевики правы. Они за бедных. Хорошо хвалить Временное правительство тем людям, у которых всё есть».
«Мама, мама, помню руки твои…» – это уже из «Молодой гвардии». Шестнадцатилетний герой Олег Кошевой вспоминает свою мать.
Но снова вернёмся в самый счастливый период жизни писателя, в Ростов-на-Дону. Надо заметить, что Ростов, в ту пору южная столица России, был далеко не провинциальным городом. Сколько знаменитых писателей, артистов провожал Ростов в Москву искать славу!.. Здесь, совсем рядом, жил в станице Вёшенская Шолохов.
Фадеев работал заведующим отделом газеты «Советский юг», организовывал литературный журнал «Лава». Человек, особенно партийный, в то время не вполне свободно распоряжался собой. В одном из своих писем Фадеев сообщает адресату: «…я получил назначение заведующим партийным отделом…» Как пелось в песне: «Дан приказ: ему – на Запад, ей – в другую сторону». Лучше всего показывает и атмосферу, и людей, и характер тех дней фрагмент воспоминаний писателя Павла Максимова: «Вскоре из двери редакторского кабинета вышел высокий, очень молодой (лет двадцати–двадцати трёх), бритый парень в длинной серой суконной кавказской рубахе с высоким стоячим воротником, в скромных брюках-галифе и в мягких сапогах.
Он обвёл комнату светлыми глазами и, увидев над моим столом табличку «Техсекретарь редакции», подошёл ко мне.
– Ты секретарь? – спросил он.
– Да, я техсекретарь, – ответил я.
– Я ваш новый сотрудник… – продолжал он. – Оформи, пожалуйста, мой приём на работу.
И подал направление, выданное ему крайкомом партии, с резолюцией ответредактора о назначении тов. А. Булыги на должность зав. отделом партийной жизни газеты «Советский юг», и другие свои документы.
В направлении крайкома и во всех документах он значился Александром Булыгой, но тут же пояснил мне, что Булыга – это его подпольный и партизанский псевдоним, а подлинная его фамилия – Фадеев».
В это время, занимаясь организационной и партийной работой, он много ездил и волей-неволей приглядывался к открытому и открывшемуся ему быту юга России, видел просторные пейзажи и вплавленные в них рабочие посёлки, вслушивался в речь. В известной мере это отсюда, ещё из молодых времён, та удивительная, почти этнографическая точность в описании жилища, быта, образа жизни простых людей, населивших «Молодую гвардию».
Тогда же начала счастливо складываться и личная жизнь молодого писателя – состоялся его брак с писательницей Валерией Герасимовой, его невестой, приехавшей из Москвы. Правда, в начале 30-х годов, уже в Москве, куда Фадеева снова «затребовали», семейные отношения с Герасимовой распадутся. В 1938 году Фадеев женится на известной молодой актрисе МХАТа Ангелине Степановой, но человеческая дружба с Герасимовой сохранится на всю жизнь. После трагической смерти Фадеева Валерия Герасимова, его первая жена, издаст замечательные мемуары, в которых напишет о личности, молодости и смерти своего бывшего мужа и товарища. Читая эти страницы, невольно вспоминаешь ожесточённую Маргариту, никогда не забывавшую своего Мастера: «Когда я задумываюсь над судьбою Саши, мне вспоминается удивительная и простая, как почти всё у Чехова, фраза, что в жизни, так же как в искусстве, нет ничего случайного. Конечно, сейчас имеются иные объяснения: мол, причина гибели не в мгновенном психозе, она – результат былого «культа личности», и что крах этого «культа» в глазах такого безусловного приверженца Сталина, каким был, по их мнению, Фадеев, и привёл к страшному концу. Да, конечно, то, что называется «культом личности», сыграло зловещую, едва ли не решающую роль. Но не в плане чисто рационалистического построения: мол, человек «разочаровался» и вдруг один за всех решил не то себя «наказать», не то навеки уйти от «разочарования». Нет! В Саше слишком сильна была органическая, я бы сказала – биологическая, любовь к жизни, к природе, нечто, роднившее его с героями любимого им Льва Толстого, Джека Лондона».
Это трезвые и жёсткие суждения, тем более что основной документ, как-то освещавший эту смерть с другой стороны, нежели траурное уведомление в «Правде», ещё не был никому доступен. Посмертное письмо Фадеева было скрыто от общественности 35 лет.
В 1927 году Александр Фадеев снова возвращается в Москву. Ему 31 год, он уже автор «Разгрома», книги, которая сразу же после выхода её из печати была переведена на шесть языков. В это время Фадеев становится секретарём РАППа. Он уже глава литературной школы. Кстати, писатели, входившие в РАПП, относились к нему с большей симпатией, нежели к кому-либо другому из руководства. Опять же: для сегодняшнего читателя эту аббревиатуру необходимо расшифровать – Российская ассоциация пролетарских писателей. Если вдуматься в это название, то возникает в сознании некоторое сочетание писательских групп, соединённых декларируемым принципом: пролетарские писатели. Не просто писатели, а писатели, заострённые на новую, пролетарскую литературу. Но это можно было трактовать и по-другому: писатель, происходящий из пролетарских народных недр. И то и другое толкование давало возможность демагогически толковать и понятие «писатель», и понятие «литература». Последнее, впрочем, совершенно не означает, что среди членов РАППа не было писателей первой величины.
Вся пёстрая масса, составлявшая РАПП, делилась на несколько самостоятельных объединений, в которых были свои принципы и своё понимание, что в литературе плохо, а что хорошо. Одним из самых влиятельных объединений было «На литературном посту», печально прославленное В.В. Маяковским в его стихотворении «Сергею Есенину». В 1928 году Фадеев нападал на поэму Маяковского «Хорошо», а в 1938-м полагал, что она «историческое явление». Иллюстрация и к истории литературных нравов, и к эволюции со временем взгляда писателя.
Сейчас трудно представить эту писательскую жизнь тех времён, необходимым компонентом которой были партийные собрания, политические и критические разборки. По мере продвижения к знаменательному 1937 году рядовая проработка вполне могла стоить жизни. Политическая верхушка партии зорко наблюдала за процессами, проходящими в литературе. Во всей этой литературной каше, отвлекавшей от настоящей писательской работы, варился и Александр Фадеев. Идеалы революции и будущей счастливой жизни ещё поблёскивали впереди, пока не раздавленные набиравшей разгон политической машиной.
В 1932 году вышло постановление ЦК ВКП(б) от 23 апреля о ликвидации РАППа и других литературных организаций и о создании единого Союза советских писателей. Это постановление своим остриём было направлено против монополистического положения отдельных групп писателей в литературе. Ой, как не хотели, прижившись рядом с молодым государством, эти организации распускаться!..
После создания в 1932 году Союза писателей СССР Фадеев несколько раз подолгу начиная с 1939 года эту организацию возглавлял. Естественно, становится много шире круг его интересов, знакомств и обязанностей. После войны, когда был создан Всемирный совет мира и Советский комитет защиты мира, он становится одним из его лидеров, часто выезжает за пределы родины, знакомится с выдающимися деятелями культуры. Руководство союзом непосредственно связывает писателя с руководством партии и страной. И сразу заметим, что это были не лучшие времена для писателя.
Здесь необходимо несколько слов сказать о новом задуманном романе писателя «Последний из удэге». Он начат был вскоре после публикации «Разгрома». Это опять Дальний Восток, места родные и хорошо знакомые. Здесь удивление перед нашим миром, который вбирает в себя последние достижения цивилизации, с его удивительным социальным миростроительством, и существование чуть ли не первобытных очагов человеческой жизни. В отличие от «Разгрома» с его достаточно простой, событийной композицией это роман многоплановый, действие его происходит на разных социальных этажах. Роман, отдельные главы которого появлялись в печати и вызывали волнение читателя, так и не был дописан. Планка была поставлена слишком высоко, задача слишком всеобъемлюща. Крупнейший советский писатель Ю.В. Бондарев так писал, давая мимолётный обзор всего написанного А.А. Фадеевым: «Если вспомнить все произведения А.А. Фадеева, начиная от «Разлива», «Против течения», «Разгрома», «Последнего из удэге», то «Молодая гвардия» была книгой народной. Хотя она не столь блестяща в литературном плане, как «Разгром» и многие просто гениальные главы «Последнего из удэге» (смерть Андрея Птахи так написана, что эта глава могла бы украсить любую литературу мира)».
С позицией Бондарева в части, касающейся «Молодой гвардии», мне, его ученику, можно и не согласиться. Я вижу этот роман по-другому, как огромное эпическое полотно, и в силу этого иначе, чем «Разгром» или «Последний из удэге», написанное. Фрески по определению создаются иначе, нежели жанровая живопись. Но «Молодая гвардия» ещё впереди, а в стране – предвоенные годы.
Напомню уже известное. Фадеев возглавил Союз писателей в 1939 году. Однако – это совершенно обойти невозможно – основную вину за те репрессии сталинского времени, которые выкосили писательские ряды, уже много лет пытаются переложить на плечи автора «Разгрома» и «Молодой гвардии». Хорошо известно, что управление Союзом писателей всегда проходило коллективно, хотя роль и ответственность первого лица была высока. Но опять лучше, если здесь заговорит очевидец эпохи. В данном случае и заинтересованное лицо. Оставленные жёны всегда по-особому внимательны к своим бывшим мужьям. В «Беглых записках» Валерия Герасимова пишет о своём разговоре с Ильёй Эренбургом: «Стараясь быть внешне спокойной и логичной, но, собственно, даже не зная, что же от него хочу, я стала говорить о том, что всю тяжесть вины за ужасы террора в литературных рядах сейчас пытаются переложить на Александра Александровича, а он уже не может сказать в свою защиту ни слова. Что в 1937 году, когда, собственно, и был «гребень» репрессий, генсеком Фадеев не был, а Союз возглавлял Ставский, но этот факт замалчивают, умышленно путают даты и т.д., и т.д. Илья Григорьевич сказал, что, мол, странно: уже два человека волновались, говорили ему, чтобы он описал в своей книге Фадеева как можно объективнее, памятуя всё, что было в нём хорошего».
Конечно, были ошибки, ошибки роковые. Есть свидетельство, что впоследствии Фадеев был подавлен своим неверным видением романа Василия Гроссмана «За правое дело», первая часть которого подверглась резкой критике. Это было, может быть, ошибочное, но собственное видение. Известно, что Фадеев, когда дело касалось художественной стороны, мог противостоять и Сталину. Об этих случаях в своих мемуарах писал К. Симонов.
Идея предательства, «свой–чужой», витала в воздухе в русской советской литературе предвоенного периода. Булгаков называет в романе «Мастер и Маргарита» предательство худшим из пороков. Но за ошибки приходится платить. На классика советской литературы пытаются взвалить ответственность за арест вождей РАППа Л. Авербаха и В. Киршона, но сам талант классика, утверждавшего, что для того, чтобы стать писателем, надо сначала стать и утвердить себя человеком, протестует против этого. В конце концов не Фадеев подписал печально знаменитое письмо, адресованное Наркомвнудел тов. Ежову Н.И., которое стало причиной гибели О. Мандельштама, а Ставский.
Предательство ударило Фадеева с другой стороны.
Это были ошибки в романе «Молодая гвардия», первоосновой которого стала действительная ситуация. Ошибочно трагичным оказался оклеветанный в романе один из героев молодогвардейского сопротивления, комиссар организации Виктор Третьякевич. Это надолго отравило жизнь и психологическое состояние автора. Фадеев вывел его под именем Евгения Стахевича. На этот счёт есть рассказ поэта Евгения Долматовского, работавшего в войну фронтовым корреспондентом: «В 1946 году я привёз из Группы советских оккупационных войск в Германии весть, которую необходимо было сообщить Фадееву… …среди военных журналистов и политработников распространился рассказ о том, что один из фронтовых офицеров – брат краснодонца, выведенного Фадеевым под именем Стаховича, прочитав роман, добился долгосрочного отпуска и отправился на родину в Донбасс. Он не мог поверить, что его брат – прототип Стаховича – предатель. Он сам провёл расследование и даже раскопки. Собранные данные свидетельствуют, что Евгений был одним из руководителей организации и был замучен и расстрелян первым в застенках гестапо.
Фадеев слушал меня напряжённо, сурово хмурился. Он только сказал: «Он не должен принимать вымышленного персонажа за своего брата. Неужели это не ясно?» Нет, тогда это не было ясно.
А правота старшего брата утвердилась окончательно через пятнадцать лет, когда был пойман, разоблачён и судим один из главных палачей, лютовавших в Краснодоне. Он и новые, обнаруженные в ходе расследования документы выявили и назвали подлинного предателя.
В 1960 году Виктор Третьякевич был посмертно удостоен ордена Отечественной войны I степени. Мы не знаем, как бы встретил это известие Фадеев. Но в том, что образ Стахевича терзал его душу, можно не сомневаться».
По своему опыту знаю, как трудно писать роман с документальной основой. Здесь возможны разные казусы. В случае с Фадеевым роман, ставший народным, поверялся особой, народной поддержкой, не желающей никаких отклонений именно от правды жизни. Народу в конечном счёте наплевать на законы литературы и психологию творчества: он требует от романиста почти невозможного. Роман «зацепил», вот почему отклики давней литературоведческой истории дошли практически до наших дней.
В литературном плане роману вся эта история не повредила, не подорвала к нему доверие. Но по-человечески Фадеев, когда выплыла роковая ошибка, рефлектировал. Всегда не только читателю, но даже и профессионалу трудно объяснить разницу между творческим импульсом, материалом, героем, прототипом, точкой зрения автора и объективным содержанием. В «Молодой гвардии», написанной, так сказать, почти без дистанции, всё это намного сложнее. В работе над романом у Фадеева были свои соображения, при которых он иногда сохранял полностью имена прототипов, делая их персонажами, иногда менял одну или две буквы в фамилии, иногда заменял имена.
Повторюсь, «Молодая гвардия», так же как и «Разгром», так же как и последний неоконченный роман «Тяжёлая металлургия», создавался на документальной основе.
В войну Фадеев меньше, чем когда-либо, занимался общественной работой. Есть даже точка зрения, что огромное произведение и написано с такой уникальной быстротой – роман был создан за год и девять месяцев, – потому что именно в это время Фадеев был освобождён от руководства Союзом писателей. Отдельные главы романа появились в периодике ещё до Дня Победы. Сразу же «Молодая гвардия» стала наиболее читаемой, любимой книгой. Но общественная работа сжирала творчество. С самого начала войны Фадеев, как и многие другие писатели, стал фронтовым корреспондентом. Два раза он вылетал в осаждённый Ленинград, был на других фронтах.
Творческая история «Молодой гвардии» внятно изложена. Она началась с большой корреспонденции в «Комсомольской правде». Здесь было рассказано о подпольной организации, действовавшей в шахтёрском посёлке Краснодон в Донбассе. Указом от 13 сентября 1943 года пятерым комсомольцам посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, сорок пять были награждены боевыми орденами. Подвигов в войну было много. Здесь в первую очередь бросалось в глаза, что это был не подвиг одиночек, а явление массовое. Русское сопротивление. Случаем исключительным стала быстрая фиксация этого подвига. Для награждения нужны были документы и представления с описанием «заслуг», в данном случае – подвигов. К счастью, пока войска, освободив Краснодон, не ушли, взяв с собою в качестве нового призыва бойцов-добровольцев, сражавшихся с молодогвардейцами, пока у свидетелей событий были свежие воспоминания, пока предатели не успели замести за собой след и раствориться в общей суматохе, всё это каким-то чудом оказалось зафиксировано.
Это особое чувство, когда писатель выходит на свою тему. Фадеев работал над новым романом, который начал прямо в Краснодоне, стремительно. Мальчики и девочки «Молодой гвардии» так походили на бескорыстную и романтическую молодёжь, друзей его юности. Роман летел.
Сразу после публикации «Молодую гвардию» прочёл Сталин. Как один из немногих руководителей государства нового времени, как человек довизуальной эпохи, он внимательно следил не за Интернетом, а за литературой. Роман был удостоен Сталинской премии, и тогда будто бы у Сталина состоялся разговор с Фадеевым. Сталин советовал писателю упростить манеру, которая ему очень напоминала толстовскую. Во время этого разговора Фадеев будто бы стойко держался: мы, дескать, писатели, люди маленькие, пишем, как пишется. Большая литература всегда обрастает апокрифами. Но этот разговор, как я полагаю, не был памятливым вождём забыт. Собственно, он продолжился на уровне редакционной статьи в газете «Правда» от 3 декабря 1949 года.
К этому времени Сергей Герасимов, знаменитый советский кинорежиссёр, поставил по роману и с тем же названием фильм. Главные роли молодогвардейцев в нём играли студенты ВГИКа, с курса Герасимова и его жены – выдающейся актрисы Тамары Макаровой. Любопытно то, что в качестве детали эпохи здесь зрители впервые встретились с будущими звёздами советской кинематографии: Нонной Мордюковой, Татьяной Конюховой, Инной Макаровой, Вячеславом Тихоновым и многими другими. Фильм пользовался бешеной популярностью и получил престижную Сталинскую премию. Но Сталину фильм не понравился, кино выявило, по его мнению, недостатки романа: «Из романа выпало самое главное, что характеризует жизнь, рост, работу комсомола, – это руководящая, воспитательная работа партии, партийной организации. Партийная организация, по сути дела, целиком выпала из романа А. Фадеева. Автор не сумел проникнуть в жизнь и работу партийной организации, изучить её и достойно показать в романе…»
Идеология партии по всему периметру советского пространства вымощена роковыми ошибками, в конечном итоге приведшими к ощущению несвободы. Нет смысла их перечислять, они и так на виду.
Одни из самых сильных страниц «Молодой гвардии» как раз и связаны с осознанием себя молодыми ещё бойцами гражданами великой и непобедимой страны. Они самостоятельно, без помощи «учителя», созревают, чтобы бороться за свой уклад жизни и за свой русский, пусть и скудный, достаток. А может быть, «учитель» опоздал или здесь был нерасторопен? В конечном итоге именно таковыми – стойкими, самостоятельными и бескорыстными – их воспитала именно та страна и та власть, которая вдруг теперь требует выставить себя на авансцену. Какая ошибка!
В первых главах книги, переходя от одного героя к другому, писатель показывает, как постепенно, независимо друг от друга, повинуясь инстинкту, который зовётся чувством Родины, молодые люди, герои книги, приходят к общему выводу – бороться. По большому счёту здесь всё было реализовано в подтексте и с невероятным художественным тактом, необходимо было только это разглядеть. «Правда» зря горевала.
Я перечитывал «Молодую гвардию» по экземпляру 1946 года из библиотеки Литературного института. Вся книга была испещрена пометами. Я не подчёркивал здесь цитаты: все мои школьные сочинения и институтские работы были уже написаны. Чувствовалось, что за последние десять или пятнадцать лет я был первым читателем этого экземпляра: сладкая библиотечная пыль постепенно уходила с этих страниц.
По мере чтения я думал, что это огромный репортаж о немыслимом бедствии моей страны и её прекрасных и несгибаемых людях. Я думал, что это ещё и удивительное описание быта и бытия, в котором малое соседствует с великим. Неужели мы жили в это время и были счастливы? Я размышлял о том, что на каждой странице, написанной, казалось бы, быстро и хватко, всегда чувствуется властная рука мастера. Я думал о внутреннем мире и душах этих мальчиков и девочек, не доживших до своего двадцатилетия. Кто их воспитал и как смогли они дорасти до такого величия и бессмертия? Я думал, что это моя, наша земля. Я думал о том, что читаю сейчас эпос о столкновении двух величайших сил – добра и зла, и герои этого столкновения из пыльных донбасских степей со своими битвами, подвигами и влюблённостями стоят в моём сознании не ниже, чем герои старых поэм. Они, как и положено эпосу, встают то выпукло и отчётливо, как живые, а иногда мелькают, словно едва обозначенные эпические персонажи. Но разве в «Илиаде» мы помним всех царей, отправившихся воевать в Трою? Многие и здесь промелькнули как тени.
В этот раз я недочитал «Молодую гвардию». Я остановился на том месте, когда уже почти в конце книги полиция схватила мальчишек, торгующих на базаре ворованными немецкими сигаретами. Третий или четвёртый раз – включая кино – пережить смерть молодогвардейцев я бы уже не смог. Но я помнил, что тогда, раньше, при первом чтении, в книге был длинный, как прощальный реквием, список погибших. А рядом выписан список короче. Тех, кто остались вопреки судьбе в живых.
Для меня же все они в бессмертии, как греческие боги и герои.