В эпоху потребления, породившую массовую культуру, поэзия стала «играть на понижение» – «глаголом жечь сердца людей» многим кажется слишком старомодным, слишком сложным… Об этой и других проблемах современной литературы размышляет Марина Кудимова.
– Ощущаете ли такую субстанцию, как «предстихи»? Из чего она состоит?
– Не стану традиционно ссылаться на «изкакогосора». Сор отсеивается достаточно быстро. Возникает смутный образ. Часто он выражен единственным словом. Слово разрастается во фразу – или строку. А там уж как пойдёт. Некоторые слова и строки висят в пустоте десятилетиями. Этот гештальт далеко не всегда легко закрыть. Писатель состоит из ненаписанного.
– Когда стихи написаны, что происходит сразу после этого?
– То есть переходим к «послестихам»? А что особенного происходит? «Ай да Кудимова!» и т.д. не кричу. В транс не впадаю. Легко возвращаюсь к обыденному. Стараюсь никого не отягощать своими странными упражнениями и состояниями. Писать стихи всего естественней между делом, именуемым жизнью.
– Как различаете хорошие стихи и не очень? А хорошие и великолепные?
– Хорошие стихи мастерски сделаны. Великолепные – нерукотворны. То есть создают полноту иллюзии, что человек так написать не мог.
– Сегодня во многих сферах вербальное вытесняется визуальным. Как часто сталкиваетесь с этим?
– Спор «визуалов» с «вербалами» продолжается века. Вспомним иконоборчество. Или эпоху Реформации. Лютер говорил: «Царство Божие есть царство слушания, а не созерцания». Культуролог Маршалл Маклюэн считал письменность визуальным кодом речи и ставил книгопечатание на высшую ступень культурной эволюции. Но «вытесняется» – точное слово, если мы имеем в виду инфантильное, интерфейсное, антиобразное восприятие мира, когда картинка равна реальности, а подпись под ней заменяет мысль. Сатирик Ювенал создал, используя современный язык, мем «Хлеба и зрелищ!». Это древнеримское крылатое выражение можно признать формулой массовой культуры и эпохи потребления, эту культуру породившей.
– С чем связано отсутствие новых архетипов в поэзии – со времён дяди Стёпы?
– Первый «Дядя Стёпа» написан в 1930 г. Как быть с Василием Тёркиным? «Реквиемом» Ахматовой? Бетонщицей Нюшкой из «Братской ГЭС» Евтушенко? А Резанов и Кончита в «Юноне и Авось»? Литературовед Алла Большакова называет литературный архетип «порождающей моделью». Порождающей что? Смыслы и ценности. Они возникают внутри крупной формы и великого эпического замысла. У лирики другие задачи. Кто из поэтов сегодня потянет эпос? И какой читатель его одолеет? Я сама написала гору прочитанных единицами поэм и знаю, о чём говорю. С тех пор как поэзия начала играть на понижение, архетипом стал приговский «милицанер» и антрепризные пародии из «Гражданина поэта».
– Что относите к системе табу в литературе – и искусстве в целом?
– Только успешную бездарность! А если серьёзно, то искусство до поры обладало способностью к вырабатыванию антител, к самотабуированию, в разные эпохи пряча под спуд или отторгая то, что вредит культурной идентичности, разрушает культурное ядро. Как ни печально, поэзия такие антитела вырабатывать перестала и была вынуждена уйти на самоизоляцию.
– Поэзия – это метафоры, неологизмы, афористичность, авторская интонация. А что ещё?
– Это лишь некоторые признаки поэзии. Набор не является обязательным – для гения, во всяком случае. У Тютчева найдём единственный окказионализм, то бишь авторский неологизм: «громокипящий». Его потом взял на вооружение Северянин. Александр Межиров любил повторять, что поэзия на вершинах обходится без метафор. Думаю, поэзия предполагает системность мышления, о чём говорил ещё Кант. И, конечно, не лишне обладать даром – ныне самой дискредитированной, но от этого не менее необъяснимой изначальной данностью для творчества.
– Как вы думаете, возможна ли интеграция писательских сообществ? Если да, то на какой платформе?
– На экономической. И только сверху – иначе неизбежны скандалы, интриги и подтасовки. Литераторы – едва ли не самая незащищённая группа «самозанятых». Государство не вспомнило о ней даже в связи с пандемией. И это не случайно. Кому, с кем и на каких основаниях объединяться? За последние десятилетия сделаться не писателем, конечно, но членом писательского сообщества стало легче, нежели выпить воды. И разномастных сообществ развелось, как клещей в подмосковном лесу. Куда девать всю эту беспросветную массу? Какая экспертиза поможет отделить зёрна от плевел и согласятся ли с этим плевелы? Думаю, что те, от кого могло бы зависеть подобное решение, озадачены аналогичными вопросами. Им не позавидуешь!
– Лучший способ монетизации литспособностей – это…
– Иметь профессию, приносящую стабильный доход. Литература уже никогда не будет кормить досыта. Касса закрылась, кассир уволился.
– Видите ли вы региональных авторов, способных продолжить ряд классиков – Шукшин, Вампилов, Астафьев, Распутин?
– Борис Екимов, Анатолий Гаврилов, Алексей Серов, Владимир Пшеничников. Можно перечислять ещё, но вы назвали четверых, и я четвёркой отвечаю.
– Почему современные поэты не ставят перед собой задачу «глаголом жечь сердца людей»? Это слишком трудно?
– Слишком ответственно. Слишком старомодно. К тому же надо хотя бы приблизительно знать, в каком месте у людей располагается сердце и каковы его функции.
– Было такое – познакомились с автором и захотелось прочесть все его тексты?
– Так в 16 лет было с Пушкиным. И продолжается по сей день, хотя Александр Сергеевич давненько не выдавал новых текстов. Но гений его на радость пушкинистам связан с постоянным самообновлением, и «Евгения Онегина» всегда читаешь как впервые.
– Давно ли ваш читательский интерес переходил в читательский восторг? Что в приоритете – проза или поэзия, книги или журналы, бумага или «цифра»?
– Вы, вероятно, имеете в виду новинки? Тут мне вас порадовать нечем. Но мой интерес каждый день переходит в восторг при чтении, связанном с тем, над чем я работаю. Стоит погрузиться в тему, как на меня буквально обрушивается поток незаменимых сведений и лавина небывалых сближений. Происходит это на разных носителях – в зависимости от доступности источников. «Цифра» экономит время поиска. Бумага не даёт порвать с прошлым, поддерживая культурную преемственность. Принципиальных различий не нахожу.
– Но всё же: идеальное стихохранилище – это интернет или библиотека?
– Память. Среди моих старших друзей было много прошедших ГУЛАГ. Легче переносили неволю те, кто помнил больше стихов и делился ими с товарищами по несчастью.
– Где проще выживать поэту – в мегаполисе или келье?
– В иносказательной келье поэт находится независимо от места обитания. К выживанию поэт не склонен, и это единственное, что роднит его с монахом.
– Что можете сказать о ваших отношениях с критиками?
– Меня так много лет бойкотировали, а потом так поверхностно прочли, что в графе «отношения» предпочитаю фейсбучное: «Всё сложно».
– Как живётся, когда не пишется?
– Вольготно. Не надо изобретать поводы отказываться от приглашений и думать, как урвать время на дописывание начатого.
Беседу вёл Юрий Татаренко
«ЛГ»-досье
Марина Владимировна Кудимова – поэт, переводчик, публицист. Автор книг «Перечень причин», «Чуть что», «Область», «Арысь- поле», «Голубятня», «Держидерево», «Душа-левша», «Черёд», «Целый Божий день». Лауреат премий имени Дельвига, имени Маяковского, премий журналов «Новый мир» и «Дети Ра», Бунинской премии, «Писатель XXI века».