СВАДЕБНЫЙ ПОРТРЕТ
Я стою на снимке боком,
Ты сидишь почти анфас.
Виден в фокусе глубоком
Стул, разъединивший нас.
Прижимают к спинке стула
Пальцы краешек фаты.
Отчего так сводит скулы,
Ведь на стуле этом ты?
Электрический, прозрачный
Озаряет лица свет.
Жалко, что мой профиль мрачный
Портит свадебный портрет.
***
Ты замираешь на моей руке,
непокорённая за годы брака.
Какая близкая и нежная, однако
щека… И жилка на виске
пульсирует, как ящерка на камне.
Во сне – ногами ногу обвила.
Соображаю я, зачем рука мне
дана – чтоб ты на ней спала.
Ты замираешь на моей руке.
Вот на лице улыбка появилась,
и тяжести, что на душе копилась,
не удержать – в разжатом кулаке.
***
Кружевные веера
бабочек и пятна...
Было весело вчера,
было всё понятно:
отчего уходит грусть,
отчего приходит –
вдоль по строчкам
наизусть
длинным ногтем водит.
В ПОЛНОЛУНИЕ
Нине
Жаль, что утром тебя не увижу,
Не услышу и не обниму.
Опускается вечер всё ниже,
Ночь вымарывает синеву.
Появляются первые звёзды.
Кто Медведицы выследит след?
На купавах настоянный воздух
Над Купавной качается, сед.
Виснут рваные клочья тумана
На ветвях тут и там. А луна,
В полнолунье войдя без обмана,
Всё вокруг освещает до дна.
Открывая за бездною бездну
В каждом из озарённых дворов.
Я рождён и когда-то исчезну
Где-то в сосредоточье миров.
Но пока я сижу, как сельчанин,
Ухватясь за перильце крыльца,
На меня, словно я марсианин,
Звёздная облетает пыльца.
На лице и плечах серебрится.
Вот в такую же лунную ночь
Я вспорхну, как огромная птица,
Чтобы тягу Земли превозмочь.
И не буду отбрасывать тени
На провалы полян и жильё.
Жаль, что ты не оценишь мой гений,
Что трубил лишь во имя твоё.
***
Я слышу, как плещется рыба в реке.
Гляжу на закат. Обжигает саке
Морозного стихотворенья
И рифм подо льдом шевеленье.
ВАЛУЕВО*
Тут круче склон – быстрее воды,
Заснеженней прудов каскад.
И этим воздухом свободы
Дышать я бесконечно рад.
Над Ликово’й проходит лыжник,
Ликуя, пёс бежит след в след…
А Мусин-Пушкин, чтец и книжник,
Из вечности им шлёт привет.
Вон там, где лодочная пристань
И жёлтый, с вёслами, сарай,
Махая вёслами неистово,
И я вплыву за ними в Рай.
_____
* Граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин после московского пожара 1812 г. и гибели оригинала «Слова о полку Игореве» тяжелобольной прожил последние годы в своей подмосковной усадьбе Валуево, продолжая и там собирать книги и рукописи.
В ВАЛУЕВСКОМ ПАРКЕ
Шоссе блестит на повороте.
Прокаркал ворон never more.
А мог бы петь, как Паваротти,
Будь соловей он, а не вор.
В былинах Соловей-разбойник
Свистал у дуба на суку.
Читал: «Пойдёшь налево, – конник, –
Направо – всё одно – ку-ку!»
Как золотую середину,
Мы выбрали крутой маршрут:
Гуськом спускаемся в лощину
За санками, что мчались тут.
Чуть-чуть подскальзывают ноги,
Но вот к реке закончен спуск,
А след исчез на полдороги,
Но манит ивы голый куст,
И пристани под снегом остров,
И жёлтый давешний сарай,
Где лодочники сушат вёсла,
Храня там прочий инвентарь.
Мы не дошли туда по насту –
Вот так растаяла мечта:
Приладить парус свой на мачту.
Что жизнь без паруса – туфта.
Успели вовремя к обеду –
В срок завершили терренкур...
Я с этой горки завтра съеду,
Хотя и будет чересчур…
НОВОГОДНЯЯ ФУГА
Мой нотный стан разбит
в безлюдье бивуаком.
Язык отцов забыт –
черёд за нотным знаком.
Доколе быть немым –
за колья и за вилы!
На волю – из тюрьмы
под мерный рокот лиры.
…Чернеет виноград,
тугой увит лозою.
Хвалёный Вертоград
ничто перед слезою
младенческой любви
к магическому звуку.
Лишь только позови –
и с головой в науку
судьбы перипетий
чудных переплетений.
А паузы петит
Затем – чтоб вызрел гений…
ПОСЛЕДНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ ЕСЕНИНА
Что поразило? – Весь без запятых
записан стих – ни запятых, ни точек,
как будто он совсем забыл о них,
не смог остановить ничем свой почерк,
возможно, понимая, что от них –
одна морока – да куда их ставить?
Что поразило? – Кто исправил стих,
смог знаки препинания расставить?
***
На полку ставлю чей-нибудь роман,
иду на кухню приготовить ужин.
Всё в свой черёд, и мне теперь не нужен
чужих страниц отчёт или обман.
Так вот она, свобода, какова –
на сковородке рыбья голова
шипит, разбрызгивая масло по стене,
так что бегут мурашки по спине,
и чудится мне, будто бы моя
чуть золотится в масле чешуя.
***
Что будет с моими стихами?
Они во мне затихают,
затягиваются, словно шрамы,
безрадостны и упрямы.
Ещё не на полном серьёзе,
по прихоти, на курьёзе
срастаются в целое строки,
порою точны и жестоки,
но чаще – распятые позой,
стихами ещё, а не прозой,
считающиеся по привычке,
их вынести нужно в кавычки,
прочесть, как чужую цитату,
как собственной жизни растрату,
как недостающую смелость
сказать лишь о том, что имелось,
что было не мифом – а в яви,
в чём был сомневаться не вправе,
что было моей судьбою,
любовью, дыханьем, тобою.
МОСКВА