О документальном фильме-эссе Олега Шкляревского „Глаза воды. Игорь Шкляревский“
Конечно же, всепроникающая Музыка воспринимается не только слухом, но и глазами.
Любая Форма, не только слышимая, но и видимая – поёт длящимся Звуком. Как и всё вокруг. Все события, грозные и радостные, имеют свою интонацию звучания. И произведения кинематографа, художественного или документального, тоже несут её в себе.
Какое полное и одновременно утончённое ощущение жизни! И в стихах Игоря Шкляревского, и в документальном фильме Шкляревского Олега «Глаза воды», приносящем нам своей зримой мелодией кадров строки поэта. Эта полнота и в течении воды речной, и в бессмертном мотыльке, полётом женящим «травы и цветы от Воркуты и до снегов Алтая» (И. Шкляревский). Соединение грандиозного и вечного с лёгким и, казалось бы, мимолётным.
Пройдёмся же по фильму, подчиняясь его неторопливому ритму, прикоснёмся взглядом к речной и озёрной воде, которая бесконечно его сопровождает, сливаясь с пластикой стихов Игоря Шкляревского и в ней растворяясь.
...Удар яркого золотого света по тёмной воде, расходящейся кругами. И сразу – другой вспышкой, – огонь костра. А в сумеречном свете – фигура поэта. И вот его первый удивительный монолог, который не был переведён на бумагу и только звучал. А так захотелось ощутить, воспринять его и глазами.
Я люблю это слово – Баркалабово. В нём – гроза, гром, здесь – рокот грозы и облако, клубящиеся облака в этом слове есть. Баркалабово... Шли вот оттуда, с Гомельской дороги, лесом, потом вот этими лугами. Здесь ходил паром, мы ночевали на берегу реки и вот там, вот напротив парома горел наш костёр. Это было тридцать лет назад... Вот там ещё осталось может быть даже родимое пятно от нашего костра. Однажды мы шли с Олегом, была тёплая лунная ночь, и... там росла капуста, и это поле капусты в лунном свете, в каплях росы было серебряным. Была какая-то такая особенная тишина, теплынь, и мы были такими молодыми, от избытка сил, от благодарности жизни, от этого лунного света, от теплыни, от всего что было в воздухе и в нас – возникло состояние, которое почти не повторяется в жизни. А что это было?.. Ну, это было вот какое-то утончённое, бескорыстное счастье.
И сразу за этими словами в кадрах – закат на реке и узкая одинокая лодка на песке у берега. И плачет скрипка. И кучевые клубящиеся облака отражаются в воде. И уже раннее и чуть прохладное в туманах утро. И опять – удар света по тёмной воде с расходящимися кругами. И снова стихи Игоря Шкляревского и его второй значительный монолог.
Огонь очищает. Все мусорные мысли сгорают, когда смотришь в огонь. Есть две тайны, две удивительные силы, которые притягивают глаза и завораживают тебя, – это тайна огня, костра и тайна воды бегущей. На воду можно смотреть часами, забывая себя. Ну это дневная тайна, тайна воды. И есть ночная тайна – это тайна огня. Вот когда смеркается, сила воды, её влияние необъяснимое на тебя ослабевает, притяжение... – загорается костёр. И притягивает взгляд человека. И он сидит в счастливом оцепенении перед огнём, не зная, в каком он времени находится, – века, народы, мифы, легенды – всё в нём в это время. И если бы у меня спросили – когда я бываю счастливым? – я бы сказал – когда я смотрю в костёр, смотрю на огонь или когда я смотрю на бегущую воду, – я счастлив.
Игорь Шкляревский еле слышно произносит последнюю, такую сокровенную фразу.
А дальше ещё один его монолог.
Я на природе не написал ни одного стихотворения. Это такая страсть, что здесь невозможно раздвоиться. Вдохновение ловца, рыболова, просто человека, который смотрит на костёр, – его нельзя соединить с сочинением стихов. Потому что и то и другое две равноценные, может быть, поглощающие страсти. Всего тебя они поглощают. И соединить это невозможно.
Сильное лицо Игоря Шкляревского и слегка грустное, и чуть смущённо-виноватое. Александр Межиров называл его Первым Лириком современной России. Дар, полученный свыше, труден, это и вериги, и одновременно самое острое блаженство. В фильме проплывают фотографии, начиная с детства, – вот он совсем ещё маленький с отцом, вот в юности с братом Олегом, с друзьями и один. Лицо меняется с годами, в нём всё больше концентрируется внутренняя сила, независимая решительность, хотя и создано было таким ещё до рождения.
* * *
Мой младший брат меня сильнее,
мой младший брат меня умнее,
мой младший брат меня добрее,
решительнее и храбрее!
Меня он в драке подомнёт,
на свадьбе ночью перепьёт
и утром на реке обловит
и первым душу мне откроет.
На сто моих боровиков
сто пятьдесят в его корзине,
сто пятьдесят моих шагов
покроет сотнею в долине.
Ну и чему, чему я рад,
самолюбивый и ранимый?
Но ведь приехал брат любимый,
непобедимый младший брат!
Какая открытая, свободная, безоглядная интонация. Подобная стихам Катулла. И сколько глубокого чувства, и самоотстранения, и любви.
Много стихов о брате Олеге у Игоря Шкляревского. Это может быть одна из главных его поэтических тем, наряду с природой, вечностью, человеческими радостями и болью земли. И младший брат осознаёт и помнит силу нежности этой любви.
. . .
Остановки... Озёра... Осины...
Окна тамбура синие-синие.
Облака и круги на воде.
– Что за станция?
– Это Онега.
Отклик тихого брата Олега.
Стук колёс и неведомо где
золотые круги на воде...
Эти неведомо где зыбящиеся круги – и перешли в фильм.
И не от удара камня по воде они. От какого-то загадочного удара света. Олег Шкляревский очень точно нашёл короткую эмоциональную остановку, паузу между частями фильма – и не удар гонга или какую-то подобную общепринятую заставку. Это сделано не просто с любовью и пониманием, но с мастерством создателя, чутьём талантливого режиссёра и оператора, двух ипостасей, в которых лауреат Государственной премии Белоруссии и многих международных премий выступает в этом фильме. От удара золотого света по воде – и круги золотые. Они расходятся, расширяются, разрастаются в пространстве, и, наконец, совсем покидают кадр, остаётся лишь их породившая ослепительная золотая точка на уже спокойной поверхности. А они, теперь за кадром, продолжая сохранять своё первоначальное волнение, – ведь энергия не возникает из ничего и не исчезает бесследно, – уходят, превращаясь, наверное, во всеохватные земные круги, земные параллели, объединяющие мир нашей планеты и всех нас, по великой и ничем не истребимой мысли религий и веков, что человек человеку – брат.
Зоя Межирова,
лето 2017, Москва–Сиэтл