В латвийском городе Лиепая переименовали школу имени А.С.Пушкина. Кому помешал великий русский поэт в год своего 220-летия?
Почему-то считается, что вандализм – это обязательно осквернение памятников или надгробий. Но в последнее время мы все чаще встречаемся с «культурным вандализмом», когда под видом какой-то борьбы (часто даже без всякого вида) переименовываются улицы, площади, учебные и культурные заведения. И ладно бы речь шла о каких-то одиозных политических деятелях, чьи монументы или имена могут действительно не вписываться в повороты новейшей истории. Но как быть с тем, когда уничтожается память о деятелях культуры?
Мы уже сообщали о том, что в латвийском городе Лиепая городская дума переименовала школу имени Александра Сергеевича Пушкина. Переименовала, хотя встретила довольно активное сопротивление «Лиепайской русской общины» и вообще русских активистов. Но очень уж хотелось местным законодетелям провернуть это дельце в год 220-летнего юбилея поэта, отмечаемого по всему миру. Судя по всему, Пушкин для них – это какой-то невероятный раздражитель, с которым они готовы бороться до последнего. Они готовы назвать школу хоть «пляжной», лишь бы она не носила имя великого русского поэта.
О том, почему такое происходит, рассуждают писатели, издатели, мыслители.
Борис ЕВСЕЕВ, прозаик, вице-президент «Русского ПЕН-центра»:
Наследники латышских стрелков отличились вновь. Пушкин – «разоблачен», Пушкин – «низвергнут». Что ж, им не впервой брать на прицел, расстреливать, возглавлять, как Теодор Эйхманс, лагерь СЛОН или УЛаг ОГПУ. Не впервой расправляться с чужой, недостижимо высокой для них культурой. Попытки оскорбить русское слово будут продолжаться. Вряд ли у тех, кто это делает, хватит совести задуматься о собственной низости.
Задуматься нужно нам. Беззащитность русской культуры поражает! Нужно реально и быстро оградить нашу культуру от лакейских оплеух и бандосовских наездов. Как это сделать? Законодательно! Защита русско-российской культуры и ее основы – литературы – у себя дома и по всему миру должна стать непререкаемым законом. Чтоб неповадно было тыкать в нее воровскими ножичками.
Раньше говорили – умри, а сделай. Сейчас нужно говорить: умри, а создай работающий закон!
Всеволод ЕМЕЛИН, поэт:
Мне кажется, это зря. Если только у школы не было какой-то знаменитой досоветской истории. А так позиции латышской культуры от этого не сильно укрепятся. Не стоит начальникам расчесывать такие вопросы. Ни у них, ни у нас.
Игорь КАРАУЛОВ, поэт, публицист:
Вряд ли организаторы переименования интересовались мнением простых латышей, но властям Латвии Пушкин точно не нужен. Пушкин остается самым мощным агитатором за русский язык, борьба с которым на этой земле идет уже почти три десятилетия. Дети интересуются человеком, именем которого названа школа, читают его стихи и в результате открывают для себя культуру неизмеримо более богатую и более высокую, чем культура титульной нации. Так что в данном случае сработали комплексы маленького народа.
Пушкин и нынешняя Латвия вообще плохо совместимы друг с другом. Пушкин для нас – один из синонимов жизни. «Европейский выбор» сделал из Латвии зону смерти, зону демографической катастрофы, и Лиепая активно участвует в процессе вымирания страны: за годы «независимости» население этого города уменьшилось ровно на треть. Тут уж не до Пушкина, сама жизнеспособность общества поставлена под вопрос.
В то же время даже сейчас в Лиепае русскоязычное население составляет чуть меньше половины всех жителей. И оно не смогло защитить свои интересы. Но спросим себя: а если бы в какой-либо точке России властям пришло в голову стереть с карты имя Пушкина, смогло бы общественное мнение этому помешать? Наша общественность успешно борется со строительством храмов, а вот вступится ли она за Пушкина – большой вопрос. Например, в этом году тихо прекратила свое существование Новая Пушкинская премия, так что и в российской жизни Пушкина стало немного меньше.
Наталья ХОЛМОГОРОВА, правозащитник, публицист, переводчик:
Достаточно стандартная ситуация для пост-советских государств, стремящихся избавиться от любых следов своего былого родства с Россией. В этих странах, будь то Украина, Прибалтика или Средняя Азия, независимость понимается как «очищение» от всего русского: ограничивают употребление русского языка, переходят с кириллицы на латиницу, сносят памятники русским, убирают из названий городов, улиц или школ память о русских общественных и культурных деятелях.
Первые художественные произведения на латышском языке появились лишь в середине XIX века, когда нынешняя Латвия находилась в составе Российской Империи – и, разумеется, молодая латышская литература испытывала серьезное влияние мощной, бурно развивавшейся литературы русской. Возможно, теперь независимой Латвии приятнее об этом забыть. Это оставалось бы внутренним делом латышей, если бы не многочисленная русская община Латвии, воспринимающая такую «чистку от русского» как символическое нападение на себя, на свою идентичность и интересы. Резкая реакция местных русских показывает, что речь не о пустяке – точнее, что в этом «пустяке» отражается серьезная и неприятная для русского населения тенденция.
Однако российские власти не считают нужным вступаться и за живых соотечественников – например, за журналиста Юрия Алексеева, ожидающего сейчас суда по политическим обвинениям. Журналисту, обвиняемому в «антилатвийской деятельности», грозит до 15 лет тюрьмы, однако мы не видим никаких действий в его поддержку. Так стоит ли ждать, что кто-нибудь вступится за покойного поэта?
Юрий НЕЧИПОРЕНКО, прозаик, культуролог:
Новость очень печальная... Вместо того, чтобы при помощи понимания значимости деятелей культуры и уважения к святыням другого народа искать понимание между соседями, продолжается политика разрыва связей.
Здесь я вижу чисто провинциальном желание отгородиться от соседа, забыть общее прошлое. Это бескультурие, дикость какая-то, чисто языческая нетерпимость ко всему, что принадлежит духовной сфере, которая объединяет людей разных наций и вер. Была сфера идеального, стала материальная, поэзия уходит из жизни, остаются только тактильные прелести бытия – пляж да лес, удел язычников.
Владимир БЕРЯЗЕВ, поэт, публицист, экс-главред журнала «Сибирские огни»:
«В сыртах не встретишь Геликона. К зырянам Тютчев не придет», – писал Афанасий Фет и во многом ошибся, ибо за век после написания этих срок Пушкина и Тютчева прочли и впитали все малые народы Российской империи. И не просто так это осуществили, но сумели создать свои национальные литературы, где на сегодня присутствуют десятки и десятки замечательных имен. Взять хотя бы для примера поэзию Алтая, Бурятии, Якутии – это ж целый кладезь сокровищ. Не говоря уже народах поболее, в сыртах, то есть на ждайляу, в Великой Степи до сих пор здравствует Олжас, впитавший-восприявший всю традицию русской поэзии и мысли от Пушкина до Льва Гумилева. И это достойный результат для стремительно растущего и духовно мужающего этноса.
Латыши, похоже, пошли по пути регресса и деградации. А скатиться до уровня ниже, чем зыряне (коми), остяки и чукчи полуторавековой давности, в современном мире проще простого. Соседи наши, вступив в семью европейцев, выбрали стандарты супермаркета, где ни Пушкин, ни Гете, в принципе, не имеют места быть, потому что – не трэба… Теперь бы этот Лиедага-пляж украсить табличками: для гомо- транс- и прочей свободной публики, чтобы было уж совсем хорошо и с намеком на Геккеренов гомосексуальных, организовавших убийство Александра Сергеевича…
Вадим МЕСЯЦ, поэт, издатель:
А аэропорт Шереметьево имени А.С.Пушкина – это хорошо? Пушкин – он что, в каждой дырке затычка? У нас кроме Ленина и Пушкина не было достойных людей?..
Вот уже второй год я и «Русский Гулливер» сотрудничаем с музеем Пушкина в Вильнюсе. Здесь жил сын Пушкина Григорий со своей женой Варварой, переселившись сюда в 1899 г., после продажи имения Михайловское. Усадьба Маркутье – государственная организация, на муниципальном бюджете. В настоящее время она превратилась в русский культурный центр, также как и «Русский театр» в Вильнюсе. Мы с Сергеем Морейно организовали на их базе «театр перевода», куда приезжают поэты и переводчики из России и Европы, чтобы работать «с глазу на глаз». Юбилей Александра Сергеевича праздновали несколько дней с театральными постановками и чтениями. Открывал праздник посол России Удальцов…
Про переименование школы в Латвии скажу, что насильно мил не будешь. Не знаю, что руководило директором – национализм или опостылевший официоз, с которым в Союзе преподносили Пушкина. Такие вещи должны решаться на местах. Самоуправление должно быть. Если в Лиепая сильна русская община, то она должна показать этой директрисе кукиш с маслом и вернуть название школы.
А когда вообще у прибалтов появилась всеобщая грамотность?! И по какой причине? Может быть, крестьянским, хуторским нациям не до Пушкина?
Я бы не лез в дела какой-то отдельно взятой школы на краю земли, а подумал бы, насколько Пушкин нужен нам самим.
Кирилл БЕНЕДИКТОВ, публицист, политолог:
Ничего удивительного в этом решении не вижу, оно лежит в рамках традиционной прибалтийской (и латышской, в частности) русофобии, борьбы с элементами русской «мягкой силы», русского языка и русской культуры. В случае с переименованием школы латышские борцы с Русским миром вольно или невольно (невольно, скорее всего) продемонстрировали не только свою русофобию, но и дремучий провинциализм. Очевидно, что никого, даже отдаленно подобного Пушкину латышская литература не породила, да и вообще смешно сравнивать великую русскую культуру с местечковой латышской, но никому бы не пришло в голову заговорить об этом, если бы не инициатива лиепайских властей, приуроченная к юбилею великого русского поэта.
Марина КУДИМОВА, поэт, прозаик:
Говорят, британские школьники бегут за справкой к врачу, чтобы не учить французский. А французы издавна противостоят англоязычной экспансии. И на то, и на другое есть свои исторические и политические причины. Но нельзя также не учитывать инерцию и лень. Язык не Онегин – лишним не бывает. В Тунисе и Алжире молодежь, наоборот, борется с французским как с «наследием колониализма» и требует английского.
Декоммунизация на пространстве бывшего СССР все чаще оборачивается дерусификацией. Пушкин не был коммунистом. Масоном – да, и то недолго. А коммунистом – ни дня! Мы живем в мире, где культура становится заложницей политики и идеологии. Но памятники «солнцу русской поэзии» пока что стоят в Риме и Мадриде, Вене и Париже, Мехико, Квебеке и финском озерном Куопио. И никакие санкции не привели к подгону бульдозеров и стаскиванию поэта с пьедестала.
Я помню, как первое поколение наших экс-соотечественников, лишенное русского языка, приехав в 90-е на заработки, конечно же, в Россию, не могли связать двух слов и объяснить, что же они, собственно, умеют делать руками. Во многих бывших советских республиках уже спохватились и вернули русский в учебные заведения. У каждого народа есть право на выбор культурной идентификации, как говорят филологи, «несгораемый» лексический багаж. Страны Балтии пока что заняты покорением «неграждан» и не задумываются на тему: «от какого наследства мы отказываемся» и о системообразующей роли культуры в полноценной жизни социума. Ян Райнис говорил, что у мудрости есть граница, глупость же безгранична.
Лиедага – Пляжная – название улицы в Лиепая, где расположена школа №2, до недавних пор носившая имя Пушкина. Может, теперь все школы Латвии переименуют по топонимическому принципу? Представляете в Москве школу 3-ей улицы Строителей, а в Иванове – детский сад в честь 5-й Первомайской улицы? Я искренне рада, что ни улицы Ивана Франко и Леси Украинки, ни бульвар Райниса, ни, тем более, станция метро «Рижская» и Рижский вокзал не исчезли с карты столицы России. Это говорит о нашей, вопреки всему, культурной прочности больше, чем о поверхностном мультикультурализме. Пушкина латыши всегда читали по-русски. Только в 1949-м, к 150-летию, перевели на латышский. Первый переводчик «Домика в Коломне» Александр Пленснер писал в предисловии: «Александр Пушкин, возможно, самый великий и подлинный исполин мировой поэзии, по крайней мере, со времен Шекспира». Директор лиепайской школы, инициировавшая табу на имя русского поэта, явно не разделяет это мнение…
Константин КРЫЛОВ, политик, философ, писатель-фантаст:
Латыши по-своему правы. Им действительно не нужен Пушкин.
Во-первых, Пушкин практически непереводим, он звучит только на русском языке – а с русским языком в Латвии организованно борются. Во-вторых, Пушкин – литератор, а Латвия страна не литературная.
Ничего обидного или унизительного в этом нет. У латышей хватает других достоинств. Просто литература как таковая плохо вписывается в латышский менталитет. Латыши люди простые, практические, земные, а литература – это прежде всего полет фантазии. И не всегда эта фантазия идет на пользу тем, кто ей внимает. В латышском случае это особенно очевидно. Например: Вилис Лацис был создателем современного латышского романа, культовым писателем – а потом, уже в качестве главы коммунистического правительства, писал постановления о депортациях неблагонадежных элементов. Другой латышский писатель, сатирик Петерис Янович Стучка, печально прославился уже в СССР, как один из создателей ревтрибуналов. Он же был одним из организаторов КП Латвии. Уже этих случаев достаточно, чтобы понять – литература латышам не полезна, даже своя собственная. Что уж говорить о русской литературе!
Правильно и само переименование: лицей имени Пушкина теперь назван «пляжным лицеем». Рекреация, эко-туризм, простые сервисы – это как раз то, что Латвия может предложить миру. Культурные же потребности легко удовлетворить американскими комиксами и латышскими дайнами.