Евгений МЯКИШЕВ
Родился в 1964 году в Ленинграде. Член 9-й секции Союза писателей Санкт-Петербурга. Лауреат премии «От музы» (2006), учрежденной русскими зарубежными писателями Юзом Алешковским и Самуилом Левиным. Чемпион петербургского поэтического слэма (2008-2015). Печатался в «Литературной газете», журналах «Звезда», «Нева», «Октябрь», «Сибирские огни», «Дети Ра» и др.
Автор поэтических книг: «Ловитва» (1992), «Взбирающийся лес» (1998), «Коллекционер: Волшебные стихи» (2004), «Морская» (2007), «Кунштюк» (в соавторстве с Михаилом Болдуманом и Линой Лом, 2008), «Колотун» (2009), «Место Силы» (2012), «От Болды» (2012), «Finding the Garden of Eden» (2014), «Занимательная шизофрения» (2016), «Огненный фак: Black Jack» (2017)), «Стихики» (2018).
Футбол
Как оторваться футболисту
От поля плоскости плешивой
И полететь, расправив крылья,
Прочь от игры и жизни лживой
Сквозь день ленивый и морозный
Навстречу женщине младой?
Но он бежит, как жук навозный,
Толкая шар перед собой.
В сыром капкане стадиона
Пылают страсти, как солома.
Вратарь под сетчатой дугой
Дрожит и плавится, как студень.
Да будь он трижды неподсуден –
Он ловко прыгает ногой.
Судья не мстительный, но строгий,
С прозрачной дудкою во рту –
Мелькнет то здесь, то там – стоногий,
Слегка качаясь на ветру.
Надуты ровным ветром флаги.
Исполнен счастья и отваги,
Гол забивает футболист,
И взор его блуждает – чист,
И натыкается в смятенье
На света горнего объем;
Тотчас вздымаются растенья
И возникает водоем:
В оправе трав – прохладный, глыбкий,
Он в небо опрокинут, зыбкий,
Полупрозрачный, вкруг сполна
Сквозится поле, и волна
Колышет спелые колосья;
Поодаль – лес и тропка лосья.
В лесу прозрачные и злые
Лягушки длинные снуют,
Гнилушки тлеют золотые
И птички тонкие поют.
Шумят, как умершие, ели
В земле корнями шевеля,
Лесник в распахнутой шинели
Поймал и мучает шмеля.
Уже и страсти не горят,
Кузнечик лишь ногой щебечет,
В высоком небе длится кречет,
И вдалеке, средь спелых гряд,
Крестьянин твердою рукою,
Стремясь к достатку и покою,
Сбирает крупный виноград.
***
Я волшебный поэт, но любовник я тоже нехилый.
Не смотри на меня исподлобья, а прямо гляди –
Ведь общение с женщиной – опыт свиданья с могилой
Под кладбищенский шелест слепого восторга в груди.
И я честно и прямо на этом незримом погосте
Новый крест – словно саженец – словом печали полью.
И звериная злоба в глаза человеческой злости
Поглядит с сожаленьем сквозь бедную душу мою.
Дембельский аккорд
…Ты увидишь, Катришь, золотые поля,
Заливные луга, замороченный лес –
А над лесом на туче стоят дембеля,
Дюбеля забивая в обшивку небес!
Ты проникнешься плесенью солнечных дней
И на дне Петербургского мутного дня,
Меж потерянных в воздухе невских огней –
Средь камней Петербурга – ты вспомнишь меня.
Дембеля в третьей строчке – наверное, мы,
Мы уже отслужили свой жизненный срок,
Но к тебе, дорогая, мы выйдем из тьмы,
Чтоб слегка преподать бесполезный урок.
***
Л. М., но Г. С.
И я скучаю по тебе, и ты меня не забываешь,
И ты печалишься, и я пою опять тебе одной,
И ты растерянно молчишь, и не поешь, и не летаешь.
И ничего не говоришь, и не встречаешься со мной.
Но оглянись… и за спиной ты нас увидишь – и узнаешь –
Простых, как воздух – мы летим и улыбаемся с тобой –
И я скучаю по тебе, и ты меня не забываешь,
И ты печалишься, и я пою опять тебе одной.
Пьянствие
(стихи ненародные, музыка Мусоргского)
Памяти ЮрЖура
Свалив за бутылью спиртного в продмаг –
Оставив в пробелах каракули –
Продрог по дороге поддатый примак
Хоть был в пальтеце на каракуле.
Нетвердо он брел по осклизлой тропе
Торопкой синюшною поступью
Навстречу декаброй стервозной крупе
По льдистым ухабам да по струпью.
Мы ждали его в злоухаонном тепле
С марухой – в преддверии выпивки.
Но змерзнул он. Вот и весь гимн о бухле –
Картинки на мусоре. Выселки.
Лопух
Я не стал узловатым и жестким, не покрылся морщинистым мхом,
Я остался шершавым и плоским – в деревенском саду – лопухом.
Я торчу над землей одичалой, приподнявшись на пару вершков,
Наслаждаясь природой усталой, шевеля бородой корешков.
Надо мною склонялся ботаник, изучая строенье мое,
Об меня вытирало ботинок городское срамное бабье,
Несуразный суровый геолог мною сморщенный зад подтирал,
Темной ночью на мне комсомолок молодой партработник барал...
Лето минуло, осень полощет пожелтевшее тело мое –
Ей, видать, полоскать меня проще, чем рачительной прачке – белье;
Мною ползают сонные мухи, белых мух предвещая покров,
Все ужасней картина разрухи, и закат надо мною багров.
Впереди – не научный гербарий, не зеленое ложе для баб,
И не участь подтирки для парий, а постылый промерзлый ухаб...
Только б корни мои, корешочки, кореша, корефаны мои
В земляном неглубоком мешочке превозмочь бы морозы смогли –
Я бы ласковым вновь и широким по весне улыбался лицом
И не стал узловатым, жестоким стариком, а остался юнцом
И торчал над землей плодоносной на не то что вершок – на аршин! –
Возвышая свой стебель бескостный выше косных навозных вершин,
Чтоб опять деревенские девки крутобедрой сбежались гурьбой, –
И тогда бы я смог – не за деньги – насладиться их тел голытьбой.
Замечая в изломах событий – и физических сил круговерть,
И магнитные токи соитий, и земли ощутимую твердь,
И чарующий дым пепелища, и проворные струи воды...
Сыщет разум достойную пищу до последней упавшей звезды!
***
Н.Ч.
не такая ты такая одна
но покуда не достигнула дна
потому что не дает быть одной
колокольчик твой земной заводной
но как только подумолкнет дзинь-дон
станет явственен подземный набат
зазывающий спуститься в зиндан
из которого ни звука назад
там тебя переработают в персть
черви праха разрыхлители тьмы
прелесть в том что ты пока еще есть
здесь средь узников земной кутерьмы
мы с тобой еще поймаем за хвост
звероящерку любовь не грусти
гумус микс заемной жизни погост
позвени еще над ним погости
Архивариус
Он дремлет, и уста его печальны,
Расслаблен бледный лоб, белеса плешь,
Он – перехватчик выцветших депеш,
Хранитель тайн, что уж давно – не тайны.
Он – перевозчик из «теперь» в «тогда»,
Из presens'a – в супин, в plusquamperfectum,
Историю трактующий per rectum,
В минуты превращающий года.
Он не стирает ношеных носков,
Что приросли к ногам его навеки.
Он ловит крыс в своей библиотеке.
Он – переводчик с древних языков,
Он – переплетчик плесневелых книг,
Учетчик престарелых манускриптов;
Скрипя пером, строчит ночами крипто-
графический старательный дневник.
Он знает все – и все-таки не все,
Он говорит на ломаном санскрите…
Но только вы ему не говорите
Про это – лучше так, про то да се.