Павел МИРОНЕЦ
Родился в 1963 г. в Казахской ССР. Вскоре родители переехали на постоянное место жительства в Крымскую область. В 1990 году поступил в Саратовское Художественное училище им. А.П.Боголюбова, на отделение «Художник-оформитель».
В 1994 году поступил в Саратовскую Духовную Семинарию и уже через год был рукоположен в священнический сан. Указом правящего архиерея архиепископом Александром (Тимофеевым) направлен в село Старые Озинки Озинского района Саратовской области для создания православной общины и возобновления богослужений, которые там не совершались с 1917 года.
В течение двадцати пяти лет исполняет обязанности настоятеля храма Святителя Николая Чудотворца в селе Старые Озинки.
Автор двух книг стихов: «Люди и тени» (2016), «Тридцать три перекрестка» (2020). Участник различных коллективных сборников; имеет ряд публикаций в литизданиях.
Призер саратовского литературного конкурса 2013 года «Турнир поэтов». Финалист международного конкурса «Пушкин в Британии» 2014 года. Финалист Поволжского литературного конкурса «Венец поэзии» 2020 года.
***
Ракеты освещали степь,
Враги мерещились в прицеле.
Птиц не было, чтоб песни петь,
Был синий воздух акварельный.
Товарищ дал мне закурить.
Дымили мы, обняв винтовки,
А пушки рвали мыслей нить,
Когда пошла артподготовка.
Мы закурили по второй,
Кто знает – может быть в последний?
А он все торопился в бой,
А я, затягиваясь, медлил.
Он, безусловно, был герой.
Отважный, как строка из гимна.
Поднялся вдруг, крича: «За мной!»
Так торопился, чтоб погибнуть.
Секунды превратились в миг.
Четыре шага в бесконечность.
Я каждой клеточкой постиг
Всю эту не-до-человечность.
Строчил, убийца-пулемет.
В пространстве пулям было тесно.
Ему, конечно, повезет –
Солдатом станет неизвестным.
И я озлобленный бежал
Навстречу тучам злым и хмурым.
Я помню: он в траве лежал
И синий взгляд его с прищуром.
Дядя Вася
В небе ярко синева горела,
Был мороз, и снег белее мела.
Опера снимали на мобильник
Место, где Петровича убили.
Голытьба готовилась к поминкам,
Не ронял на гроб никто слезинки,
Бабы зависали на заборах,
Слушали они вороньи споры.
Пьяница заядлый, дядя Вася
Схоронил жену и начал квасить.
Он – ненужный никому мужчина,
Как коса каленая без клина.
Добрый был мужик да вот не стало,
Хапнул, видно, горюшка немало.
Водка по стаканам щедро льется.
Он не пьет, в гробу лежит, смеется.
Он-то знает, что это за люди –
Как нажрутся, про него забудут.
Будут обсуждать хмельные лица
Мичмана заезжего, убийцу.
Разбредутся все по теплым хатам,
Поругаются на жизнь суровым матом
И уснут до следующей смерти.
Не хотите верить, так не верьте.
Улыбнулся умерший Василий,
Осмотрелся, «Мир, какой красивый!
И жена в сорочке белой с брошью,
Вот теперь я пить навеки брошу».
И заплакал дядя Вася сильно,
Осиянный радостью обильно.
Потому что всё ему простили,
Потому что здесь его любили.
Весной
Блеклую страничку марта
Не спеша переверну
И без должного азарта
Трону первую струну.
И под этот звук высокий
Сядут выселки на мель.
Жадно всасывая соки,
«Здравствуй!» – скажет мне апрель.
Я второй струной отвечу:
«Торопись скорей, давай!
Позарез мне нужен вечер,
Неба звездный каравай.
А еще, чтоб птичье пенье,
Скрип и запах деревень,
Двух сердец прикосновенье,
Вездесущая сирень».
Я вина не пил, но пьяный
В расцветающем плену,
Вдохновлюсь весной и рьяно,
Трону третью я струну.
***
Неделю длится эта тишь,
Мы постирались, отдохнули.
Меня ль заря не сохранишь
От вражеской свинцовой пули?
Жене и матери писал:
«Все хорошо, все будет ладно».
И неба голубой овал,
И облака в строю парадном.
О, этот мрамор в полусне,
Цветущий вывих в устье Дона.
Не верю я твоей весне
И призрачным твоим законам.
Все потому, что в сердце страх,
Станиц обугленных останки…
Стоят на привязи в кустах
В боях потрепанные танки.
Вот-вот получим мы приказ
И грузно двинемся на запад,
И может быть, в последний раз
Придонья я вдыхаю запах.
Мы были дети
О, счастье! Режу хлеб вчерашний
И вспоминаю как росли:
Катилось солнце в ноги наши,
Тянулись бесконечно дни.
Терцы из пяток доставали,
Трясли и щелкали миндаль,
Мы улицей себя ковали,
И души превращались в сталь.
«Басотой» звали нас соседи
И «бандой» – с центра пацаны.
Мы были вылиты из меди
И крымским солнцем сожжены.
А как под сейнера ныряли,
Таскали крабов голубых,
Гоняли пацанов реально.
Не били в глаз, но только в дых.
Мы угрожали с выраженьем
Всем тем, кто жил за мостовой,
И полем нашего сраженья
Был комсомольский парк большой.
Мы даже бились за трофеи
Прошедшей давеча войны.
Винтовки ржавые лелея,
Они нам позарез нужны.
Нужны нам сейнера и крабы,
Немецкий вальтер и кастет,
И чтобы брат мой был неслабым –
Кубинских пачка сигарет.
И свердловчанки, и москвички
С каким-то странным говорком,
Нужны их русые косички,
Румянец с синим молоком...
Да, было время, и ненастье
Нас обходило стороной.
Вот это – жизнь, вот это – счастье
Гордились мы своей страной.
Наверно, все так жили раньше,
Счастливы были все тогда,
Но только те, кто был постарше,
Счастливы были не всегда.
Теперь я понимаю это,
Когда постарше стал и сам.
Как вспомню детство, вспомню лето –
Не верю собственным глазам.
Ленки нет
Я в порыве режу вены,
Вспоминаю наши дни.
Михайловская Елена,
Ведь просил: «Не уходи!»
Магазинчик – «Пиво Водка»,
Рядом – «Кировский текстиль».
И в чулках твоя походка –
Ретро – черно-белый стиль.
И твое каре и шляпка,
Дивный улицы покрой.
Ты уходишь без оглядки,
Как кораблик заводной.
Купола, кресты, могилы…
Я кричу тебе: «Постой!»
А в ответ: «До встречи, милый,
Помолись за упокой».
Думал, шутит неуклюже,
Ведь счастливою была.
Теплый дождь – бегу по лужам,
Все взаправду, не врала...
И теперь молюсь я сильно,
Кулаком грозит невроз,
Уношусь дорогой пыльной –
Ленки нет и нету слез.
***
Я прохожий усталый.
Талый снег под ногами,
Из воды и проталин
На земле оригами.
Это март нехороший –
Смачно любит и жирно.
Вынимаю галоши
Из трясины всемирной.
И тепла не дождусь я,
А зима уж далече.
Дай мне, Боже, очнуться
И вернуться на млечный.
Красный лес
Мы шли обнявшись, дети были с нами.
С сумой в руке, с тоской наперевес.
Прощаясь, пили малыми глотками,
Тот самый вспоминали красный лес.
Война войной и скорби будут – знаем,
А как же жить, прикажешь без скорбей?
Село охрипшим провожает лаем...
Ты берегись и береги детей.
Война войной – побудь со мною малость.
В такое время – нужен ли приказ?
А помнишь красный лес, как обнимались?
Тогда тебя узнал я в первый раз.
Я крепко сжал и отпустил запястье,
Я ухожу в далекие края.
Люблю твой красный лес, твое ненастье!
Ах, Родина несчастная моя!