Александр НЕСТРУГИН
Родился в 1954 году в селе Скрипниково Калачеевского района Воронежской области.
Стихи публиковались в журналах «Подъем», «Дон», «Наш современник», «Молодая гвардия, «Роман-журнал ХXI Век», «Московский вестник», «Простор» (Казахстан), «На любителя» (США), «Южное сияние» (Украина), «Новая Немига литературная» (Белоруссия) и других. Также не раз публиковался в «Литературной газете».
Автор девяти книг поэзии и прозы. Лауреат премии воронежского комсомола им. В.Кубанева в области литературы (1988), всероссийской литературной премии «Имперская культура» им. Э.Володина (2008), международного литературного конкурса им. А.Платонова «Умное сердце» (2012).
Член Союза писателей России.
Живет в райцентре Петропавловка Воронежской области.
* * *
В каждой тусовке устав не устав –
Ангел со взглядом ребенка…
Рад он намазанным медом устам,
А не поджатым губенкам!
Сразу рассадит он всех по местам,
Креслом одарит ли, стулом…
Веря улыбчивым сладким устам,
А не напрягшимся скулам.
Кто его станет за это судить,
Дар укорять его редкий?
Даже из тех, кто неловко сидит –
По` трое на табуретке!
Ангел, ведь сказано им… Не бандит.
Если и стукнет – легонько.
…Пчелы свой взяток несут – и гудит
Ночью и днем медогонка.
Даже на скудных парнасских лугах –
Гул несмолкающих пасек…
Спустишься с баночкой меда – ага!
Здравствуйте, будущий классик!
Я бы и сам, чтобы не было драм,
Мед панацеею выбрал –
Не принимает душа! Даже грамм –
Сразу слипаются фибры.
* * *
Выучить урок – чего же проще!
Только жизнь – училка еще та…
У нее в наречии «на ощупь»
Корень, как ни странно, «темнота».
* * *
Писать – еще трудней, чем жить…
Когда
Декабрь
В глаза снежит
И век
Смерзается меж век,
Как смеркшее свеченье рек
В сырых ресницах тростника…
Но
Коль не лжет
Твоя строка,
Она душе надежду даст!
…Так плуг отваливает пласт,
И он лежит – тяжелый, влажный…
И, помня пустословья стыд,
Чернеет правдой небумажной
И солнцем, бьющим в срез, блестит.
* * *
Думаешь, не струган? Струган! -
Словом, случаем слепым…
Я не раз рубанком пуган –
И точеным, и тупым.
Только зря слепой наждачкой
Век занозины ласкал:
Гладкой лавочкою дачной
Становиться я не стал.
Не прислуживая слугам,
Не лаская барам зад,
Был я струган, был я пуган,
Только – на испуг не взят!
И не в счет такие слезы –
Проступавшие смолой.
И топорщатся занозы –
Буйной кроною былой.
Я еще им цирк устрою…
Свой терновому кусту,
Разживусь сперва корою –
И шипами обрасту!
Жребий
Стихами свой жребий оплакав,
Крючки виновато точу…
И тихо вздыхает Аксаков,
Похлопав меня по плечу.
И с му`чкой гороховой манку
Мешаю на слабом огне…
– Ого! – удивляется Майков
Алхимии, ведомой мне…
Не веря ни стуже, ни зною,
Свое нетерпенье стужу:
То мелом, то пастой зубною
На блесны ажур навожу!
У Блока – мурашки по коже.
И Фетом не найдено слов…
И лишь с пародистом, похоже,
Делить мне придется улов!
Ведь, право, не взглянешь без смеха…
Но солнце блеснет на блесне –
И ласково щурится Чехов
Сквозь тонкий туманец пенсне…
* * *
Река веками эти правила
Писала, эти буквари…
И плавником лещиным плавила,
Где затишь, олово зари.
К тому расплавленному олову,
К молчанью круч, к свеченью лоз,
К тем букварям – еще бы голову,
Да с этим вот не задалось…
И, даже наспех не прочитанный,
Рвет
Плес
Моторная орда!
И дышит редко и мучительно
О берег битая вода.
И старый вяз над самой кручею,
Вздохнув, качает головой –
И откликаются уключины
Из глубины береговой.
Красное, белое, зеленое…
Вот говорят: «Поэты – пьяницы»,
Да что там говорят – кричат!
И эта чушь никем не правится,
И с кондачка идет в печать.
А нет бы, разобраться родственно
С профессией душевных трат…
Ну, разве травме производственной –
Вот ты, товарищ! – был бы рад?
Все по-живому режет страстное!
И вот – строка не так срослась…
Лечась, я пил такое красное,
Что хоть забор сельповский крась!
И клял себя: «Да что ж я делаю?!»
Но ведь строка больная не
В силах ждать… И было белое –
На обезбол – на белене…
Но что за фокус время выдало!
…И вот в парнасский наш колхоз,
Ко мне, и близко не Овидию,
Пришла пора метаморфоз.
Зря звякают стеклянной тарою
В кустах парнасские орлы:
Я пью, забыв лекарства старые,
Зелёное… из пиалы!
Эх, доктора мои вечерние!
И утренние доктора…
Об этом методе лечения
И вам задуматься пора.
Люби хоть белое, хоть черное,
А выйдет, братцы, на мое –
Зеленое, неподслащенное,
Большой полезности питье…
Мемориальный трамвай
Юному земляку
…Рискнешь – и вывезет кривая,
И время кинется вдогон…
Мемориального трамвая
Уже качается вагон!
Он – брат толкучки и музея:
Хоть всматривайся, хоть глазей.
Ты на меня, дружок, глазеешь –
Как на ходячий Колизей…
Как юный Аполлон изваян,
Ты, ясен пень, неоспорим…
А если я из тех развалин,
Что воплощают Третий Рим?
Смеешься? Да, ты прав, шуткую.
Ты прав почти во всем, но ты
Припомнишь ли строку такую:
«Сотри случайные черты»?
Своей морщиною любою –
Не отводи глаза, постой! –
Не вечер говорит с тобою,
А – утро… Утро жизни той,
Где в шею городское солнце
Прогнало мой ковыльный сон –
И я до улицы Кольцовской
Рекой перронной донесен.
И чертят путь мне до Чижовки –
Воронеж, молодость, вокзал…
И объявляет остановки
Судьба, читая по глазам.
Зовущие, не концевые,
Но всякий раз – помедлив миг.
…Мелькнет в окне «Девицкий выезд»,
И – «ЖИМ». Парк мертвых и живых.
Там цирк теперь, но, право слово,
Не к месту как пришелся он!
Им потревожен прах Кольцова –
И скорбь, и свет иных времен.
Здесь, дверь-гармошку отжимая,
Я на ходу хочу сойти…
Ты говоришь, что нет трамвая
Сто лет? Но нам-то – по пути?
Ведь думал ты: «Старик, ты бредишь!»,
Когда я помянул про Рим,
Но все равно – со мною едешь,
И мы с тобою говорим!
И там, где цирк, сойти мы сможем –
Что нам сюжет, в конце концов?
…И наземь полынок положим,
Где спят Никитин и Кольцов…
* * *
Жизнь, ты жалуешь поминутно:
Шторкой сдвинутой, небом мутным…
Воробьиным днем, что сереет,
Как сырой штакет вдоль сирени.
Тем, чего мне не объяснили –
С воробьями в сквозном жасмине…
Даришь, вроде, что подешевле:
Серых буковок мельтешенье,
Хоть в жасмине, хоть в бузине –
Без обложек, на сквозине`.
Без обложек и без тиснений -
И без сносок для объяснений…
Старость
И город горчит, и село нам
Лишь с клюквой печет мармелад.
И зимы – почти что синоним
Обрыдших больничных палат.
И врешь, чтоб с катушек не съехать,
Что там и хорошее есть.
И чей-то затрепанный Чехов –
В палате под номером шесть…