Виталий ЕСАЯН
Родился в Тбилиси в 1955 году. В 1979-ом окончил механико-математический факультет Саратовского университета. По профессии программист.
Стихи публиковались в альманахах «Мтацминда», «Мансарда», в коллективном сборнике «Музыка русского слова в Тбилиси», в журналаж «АБГ», «Русский клуб», «Многоликая страна» (в переводе на грузинский). Автор стихотворных сборников: «Синий полет» (Тбилиси, 1997) и «Необитаемые острова» (Саратов, 2015).
Лауреат региональных литературных конкурсов: «Турнир поэтов» памяти Николая Палькина (гран-при) и областного конкурса к 70-летию Победы в ВОВ.
В настоящее время живет в Саратове.
Кавказский пленник
Все почему-то умирают,
Кого бы я ни приручил,
Как будто я владелец края,
Где жить ручными выше сил,
И силы исчезают с ними,
Среди ненужных дел и слов.
Плывут неспешно серафимы
В свою долину облаков.
Мне так же хочется под небо
Быть белоснежным, как они,
Забыть про прожитую небыль
И темной несвободы дни.
Мой дух не остановят стены,
И хлопаньем могучих крыл
Меня сопровождают тени
Людей, которых я любил.
Облака
Я вижу их, и мне смешны
Сиюминутные заботы.
Они – созданья вышины
И поразительной свободы.
На среднем ярусе небес
Плывут неспешно кучевые,
Как платья брошенных невест,
Подолом серым – дождевые.
Застрявший ветер стих внизу,
Не справившись с зеленой хвоей,
Но выше выбил он слезу
Из равнодушного покоя.
Полутона не так грубы.
В смешенье красок и движенья
Они намеками скупы,
Как и законы притяженья.
И пуле, что еще в стволе,
Не завершить своей орбиты,
И ты, не фото на столе,
А просто след метеорита?
Вопросы бьют по мостовой,
И улица сжимает плечи,
Свобода лишь над головой,
И пробужденье не излечит.
И потому в свой мир ветров
Спешу к предчувствию свободы
В край непросохших облаков
На воспаленном небосводе.
Я спутник этих белых снов,
Пока несет попутным ветром
В рай кучерявых облаков
За окончательным ответом.
Мутант
Яичко лежало в ладони
Христового светлого дня,
В белковом, спрессованном лоне
Таился зародыш огня.
Пронизана слабая пленка
Рентгеновским жестким лучом,
И выйдет, шатаясь, цыпленок
С ослепшим от боли лицом.
Не солнцем разбужена клетка,
В ней таинством первогреха
Отметит его, как калеку,
Заутренний крик петуха.
В спирали свиваются гены,
Срывается в коллапс звезда,
В еще неродившемся гении
Уж сердце болит и душа.
Судьба у пришельца иная,
Но горе его скорлупе,
Что хрупкими стенками знает,
Кого она носит в себе.
Крах
Закончив путь на месте лобном,
Под сенью царского орла,
К исламским берегам трущобным
Тень Белой гвардии плыла.
Бесклассовость пустых карманов,
Полет над бездной без крыла
В Константинопольском дурмане
Судьбой изгнанников была.
Пролив Босфорский голубеет,
А где-то Крымская земля,
Оставшимся – расстрельный берег
Вслед за амнистией Кремля.
Полки на конченной дороге
Златопогонные стройны,
Ведь в них осталась вера в Бога
И в возрождение страны.
И в постиженье этой веры,
Как знак несбыточной мечты,
В турецкий, чужестранный берег
Врастают русские кресты.
Разделительная полоса
Мне так всегда хотелось дальше
Шагнуть за белую черту,
Но понимал, что я лишь мальчик,
Забытый в аэропорту.
А где-то есть родные люди
И полные любви сердца,
Так почему один я всюду,
Как в ожидании конца?
Лишь ощущение утраты,
Как часть потерянной души,
В которой канут без возврата
Все те, которые ушли.
И, сделав свой последний выбор,
Шагнув за эту полосу,
Как будто из живых я выбыл
И одиночество несу.
И безбилетным пассажиром
Стою один средь суеты
Галдящего о чем-то мира
У нарисованной черты.
Дацзыбао*
Готово колдовское варево,
Окончилась большая сушь.
Колеса разметали марево
По пузырям кипящих луж.
И все клонило к откровенности:
Дивясь жестокому перу,
А, может, просто, из-за ревности
Мальчишка рвал ножом кору.
И в луже плавала поэзия –
Хоть скомканная и в воде,
А мальчик затупил все лезвие
И не докончил: МАШКА – Д...
* Дацзыбао – рукописная газета в Китае, получившая широкое использование в период культурной революции 1966-1976 гг.
Поминальный день
Сегодня день, когда глаза вразбег,
Бетонный контур кажется немым,
На черном – белый неподвижный снег –
На годовщину я пришел к родным.
Рождественской крупой усеял снег
Любимые, святые имена,
Я вижу, как кончается мой след
Цепочкой ярко-красного вина.
И я парю над строчкою следов,
А воздух синий в тишине звенит,
И, кажется, что я уже готов
Шагнуть в застывший надо мной зенит.
Былых ошибок тяжесть тянет вниз
И навсегда уж виноватый взгляд –
Наполовину конченная жизнь,
Где даже слово не вернуть назад.
Простой погост и каменный каркас.
Я знаю, что ушедшие правы:
И мне неловко как-то всякий раз,
Когда потом я ухожу к живым.
Воля
Я стою среди сосен,
Запах хвойный храня,
И иголками осень
Осыпает меня.
В крепко сжатой ладони,
В тыл моей голове
Время медленно тонет
Соком жизни в стволе.
Невеселые игры –
Строить в прошлое мост,
Выбираю я иглы
Из отросших волос.
Воля в желтую осень
Запоздала, как дождь,
Отдаю строгим соснам
Рук невольную дрожь.
Не трясет меня вовсе,
Я уже не пацан,
И стою среди сосен
В ожиданье конца.
Все должно завершаться,
Словно круг колеса,
Рад последнему шансу
Я остаться в лесах.
И стою среди сосен,
Запах хвойный храня,
И иголками осень
Осыпает меня.
Бродяга
Есть простые желанья натуры,
Ледоход ожидает река,
Говорят, что при акупунктуре
Так на время немеет рука.
Вероятно, не встретимся боле,
Тяжелы надо мной облака,
Потому и немеет от боли
То ли сердце, а то ли рука.
Так весна перелетную птицу
Гонит в стаю таких же бродяг,
И не помнишь ни руки, ни лица,
И не помнишь себя, уходя.
Зашагают усталые ноги,
Отрясая налипшую грязь,
Оставляю следы на дороге,
От бездомной судьбы не таясь.
И за мной зазмеится цепочкой
Талый след на просевшем снегу,
Я уже сократился до точки
На оставленном мной берегу.