Алексей ОСТУДИН
Родился в Казани в 1962 году, учился в Казанском государственном университете на филологическом факультете 1985-1990 гг. Высшие литературные курсы при Литинституте им. А.М.Горького 1991-1993 гг. Публиковался с 1978 года в советских журналах и газетах. Выпустил восемь книг стихотворений в издательствах Харькова, Киева, Петербурга, Москвы и Казани, последняя из которых, «Вишневый сайт» вышла в 2017-м, а в 2018-м и 2019-м годах получила Державинскую и Бажовскую премии соответственно.
Неоднократно принимал участие в Международном литературном фестивале имени Максимилиана Волошина (Коктебель) и Международном поэтическом фестивале «Киевские Лавры» (Киев). В 2000-2004-м годах издавал за свой счет молодежный литературный журнал «Айда!» с ежемесячным тиражом 4000 экземпляров. На свои средства организовал в Казани три Форума современной поэзии (2004, 2005, 2008), а также провел около 15-и литературных вечеров, на которые в Татарстан приезжали ведущие российские поэты и видные литераторы из ближнего и дальнего зарубежья.
Забантика
Злые тучи плывут на восток,
отливают дождями, как нерпы,
я пропущен сквозь электроток,
потому что железные нервы,
думал, сам этот вес подниму,
одному не по силам, однако –
там, где сосны сосут синеву
и рассован вай-фай по оврагам,
здесь листвы нарезные тузы,
и кора, как ладонь психопата,
лес взлетел на турбинах грозы
и упал за Тунгуску куда-то,
накрутила река бигуди,
нацепила на бакен рубины,
назарет, ты меня не буди,
и копьем не касайся грудины,
мне обрыдла веков суета,
бесконечные войны за слитки,
только – вымок, похлопав кита,
словно чайный пакетик, до нитки,
украинцам за сало «салам»,
итальянцам «рахмат» за ризотто,
гнется воздух с грехом пополам,
разжимая тиски горизонта,
где шинкует надежду резон,
завезли амазонок намеднях,
и кенты егерей не в сезон
перебили кентавров последних
Отпуск, ноя
На линзе выжжена слеза, стоят над морем и горами
тефлоновые небеса, чтоб облака не пригорали –
ночные грозы их схарчат, зато леса огнеупорны,
и по-охотничьи звучат, запутавшись в кишках, валторны,
не делится на три колор, блестят в посудной лавке слоники,
ползет на пляж фуникулер лимонной косточкой в соломинке –
пока не сорвана резьба, и мы в Сочах в Европу выбились,
у каждого – своя изба стабильна, как у Сфинкса сифилис,
засасывает даль маяк, его труба артериальная –
а ты, по-прежнему, моя, всё – вакуум, а ты – реальная,
нам сладко спится в пастиле, в углу заставленном соленьями,
где намертво прибит к стене трофейный гобелен с оленями.
Летняя оптика
Не всегда удается пейзаж целиком –
съехал с гор, завалился за море,
вертикальную съёмку ведет телефон –
просочился сквозь щелку в заборе,
а оттуда черемуха, как нашатырь,
искры света, как брызги из кадки,
не хватает за бедра твоей широты –
так и ходишь, безухая, в кадре,
заскучаешь – убавлю веснушек на треть,
фотошопом, что хошь, залатаю,
ты настроила выдержку – ждать и терпеть,
потому что моя золотая,
на экране не гнется фейсбуковый лук
с тетивою из козьего пуха,
из-под тучи лучи, как липучки от мух
дышат пылью и щелкают сухо,
тонет взгляд, напряжением дня завершен,
чайной ложечкой в банке с вареньем,
и копирует тьма за скриншотом скриншот –
бесконечное это мгновенье.
Зазеркалье
Сквозь елки-палки лес густой
продрался в новые эстеты –
встать угораздило не с той,
хотя договорился с этой,
с которой тоже нелады,
вот и сожгла, воображала,
остатки огненной воды,
хотя бы мне не помешало,
что делать божьему рабу,
трепещущему, как базука,
июльский ливень рвет траву,
похожую на запись звука,
звенят стаканы, как звено,
где дегустируют славяне
тяни-толкайское вино
на шито-крытой тополяне,
где лилий с флоксами грызня,
и мальва фыркает, как львица,
а в головах такой сквозняк,
что ну никак не простудиться,
не отвертеться от судьбы
страдальцам вражьей закулисы,
когда в округе все грибы
перелопатила Алиса,
как-будто склеен из пустот
и собран из прозрачных гранул,
вдруг выскочил Чеширский кот,
пометил тапочки и канул.
Нахал страстей
Лопухов сухожилия, нитки зеленой слюны
на щеках щавеля, одуванчиков белая копоть,
разбегается пыль, будто вырваны с мясом блины,
и малину с кустарника детям не велено лопать,
догорает Пиноккио, Золушке туфли малы –
не до сказок в жару, даже ночью, кадилом на леске
молодая луна, в точке сбора кипящей смолы,
опрокинулась вдруг и наотмашь прожгла занавески.
только классика бюст в подворотне не пил ни раза,
без руля и ветрил – за такое и ангела вздрючит
постовойна проспекте, как девки, визжат тормоза,
вьет веревки гроза из погрязшей в сомнениях тучи,
пробегает лучом по штрихкоду сухой бересты,
заполняет ватсап пробухавшего прошлое поца,
где голодные стаи комет поджимают хвосты,
а сбежавшим с Земли и на Марсе неважно живется –
им, пропавшим без вести, что плеск тишины, что аврал,
из-под лобио гор отвратительно эхо хохочет,
там последний пророк сам себе третий короб наврал,
притворился жуком и совсем шевелиться не хочет.
Ремиссия
Еще одна покинула блиндаж
пока кукушка не прокукарекала,
плесну в стакан C2H5OH –
привет, моя любимая молекула,
поднявшись не над битвой, а between,
я как птенец, оперившись на поручни,
страдаю в плоскогубцах карты вин –
в зазоре, между выдержкой и горечью,
разлуки наблюдая крупный план –
сплошной наезд, хоть вдребезги разбейся мы,
ведут все рельсы мира в Абакан
сквозь белый шум черемухи над рельсами,
картонный лес от сырости разбух,
апрельский гром покашливает буднично,
я изобрел транзистор и фейсбук,
Джоконду набросал на чеке в булочной,
и, чистый спирт руками разведя,
на память засушил цвета и запахи,
кому медведь наступит на тебя,
проедут по ушам седые лабухи
и, поперек душевной долготы,
другой трубой державу пустят по миру,
мне целый день названивала ты –
наверное, опять ошиблась номером.
Апрельский марш
Берег лопнул и рухнул в привычную тишь –
лед пошел, как состав вдоль перрона,
тишина – это думаешь, что говоришь,
накануне оглохнув от грома,
дремлет дятел, по гланды воткнувшийся в клен,
ближе к полночи в гулком подъезде,
разоряет шаман, что заходит с бубён,
птичьи гнезда на ветках созвездий,
мир, заштопан кусками оптоволокна,
осыпаются ягоды годжи,
лунный свет, превышающий скорость окна,
реет нежными жабрами лоджий,
он не только питается духом святым
и сейчас, перебравши малеха,
просканировал каждую тварь с высоты,
расплетая гайтан самолета,
ну а мне бы хоть таксой сыграть в царь-норы,
продираясь сквозь дебри женьшеня,
чтобы вдруг напугать этих девушек: р-р-ры,
от их визга и ног хорошея.
Коктебельское утро
Александру Кабанову
Всплески воспетуний и акации,
запах едких лютиков подвздошный,
пыльный шлак – осколки гравитации,
что скрипит зубами под подошвой,
не летать сегодня удивительно,
синий воздух выкатился голым,
ветер, притворившись существительным,
стих, но потянулся за глаголом,
крик баклана, эхом перекошенный,
булькает моторка из канистры,
на скале, с пристрастием допрошенный,
куст кизила высечен, как искры,
распугав коротконогих ящериц,
разберешься с цепью у колодца –
где вода, надкрыльями хрустящая,
из ведра взлетает, а не льется.