150 лет Надежде Тэффи. Это дата! По сему случаю подборка стихов, когда-то подготовленная мною для антологии.
ТЭФФИ (21.5 (2.6).1872 г., Петербург — 6.10.1952 г., Париж). Урожденная Лохвицкая, в браке Бучинская, дочь профессора юриспруденции, видного адвоката, младшая сестра Мирры Лохвицкой. Стихи начала писать еще в гимназии, но по договоренности с сестрой входить в литературу «по очереди», стала печатать их сравнительно поздно, лишь в 1901 г. Псевдоним, под которым она прославилась, взят у Киплинга (Тэффи — имя шаловливой девочки, дочери первобытного человека; вообще воздействие Киплинга на некоторые стихотворения Тэффи ощутимо). Еще под собственной фамилией Тэффи опубликовала стихи в журнале «Север» (август 1901). Но вскоре подпись «Теффи» стала появляться под стихотворениями, юмористическими рассказами и фельетонами, во многих периодических изданиях. Ряд лет Тэффи работала постоянной фельетонисткой в «Биржевых ведомостях», а затем в «Русском слове», была автором «Сатирикона» и «Нового Сатирикона». Печаталась и в большевистской, выходившей под номинальным руководством Н.Минского, газете «Новая жизнь». Между тем, ее произведения обожал и любил читать семейству и последний царь. Популярность Тэффи была велика, в 1910 г. в ее честь даже выпустили духи «Тэффи». В том же году вышли в свет двухтомник рассказов Тэффи и ее первая стихотворная книга «Семь огней». В дальнейшем сборники ее рассказов выходили ежегодно. А ее пьесы шли в столичных и провинциальных театрах.
Стихи Тэффи были исполнены светлого, милого юмора. Нота самоиронии угадывалась в наигранно-романтических, томно-меланхолических стихотворениях. Сама она, чуть напевая, декламировала свои стихи под гитару, некоторые ее тексты включил в свой репертуар Вертинский. Осталась в памяти уцелевших очевидцев Серебряного века горделиво-печальная песенка «Три юных пажа покидали / Навеки своей город родной…»
В 1918 г. Тэффи бежала от большевистской власти в Киев, потом в Крым, а в 1920 г. навсегда покинула Россию. Через Константинополь и Берлин добралась до Парижа, где осталась навсегда. Сотрудничала в эмигрантских газетах «Последние новости» и «Возрождение». Пожалуй, именно в изгнании она создала подлинные шедевры сатиры, написала свои лучшие прозаические книги, изданные в Стокгольме, Париже, Белграде и имевшие успех. В Берлине в начале 20-х гг. были изданы два поэтических сборника Тэффи. Некоторые из ее поздних стихов замечательны и при этом подлинно грустны, безрадостны. Незадолго до смерти она, в изгнании горевавшая над картой старой России, приняла советское подданство.
Михаил СИНЕЛЬНИКОВ
* * *
Ты пойди, моя коровушка, домой,
Ты пойди, моя непоенная!
За тобой давно следит городовой:
Будешь скоро успокоенная!
Запишись скорей ты в партию П.П.*
Иль возьмись за ум да в «Русскую»;
Коль найдешь друзей в шпионе да в попе,
Не спознаешься с кутузкою.
Если ж нет — тебя сведут в арестный дом,
Изобьют тебя, как гадину,
Назовут тебя крамолы вожаком
И съедят твою говядину!..
<1906>
____________
* Партия прогрессистов.
МАРИОНЕТКИ
Звенела и пела шарманка во сне…
Смеялись кудрявые детки…
Пестря отраженьем в зеркальной стене,
Кружилися мы, марьонетки.
Наряды, улыбки и тонкость манер,
Пружины так крепки и прямы.
Направо картонный глядел кавалер,
Налево склонялися дамы.
И был мой танцор чернобров и румян,
Блестели стеклянные глазки.
Два винтика цепко сжимали мой стан,
Кружили в размеренной пляске.
«О если бы мог на меня ты взглянуть,
Зажечь в себе душу живую!
Я наш бесконечный, наш прóклятый путь
Любовью своей расколдую!
Мы скреплены темной, жестокой судьбой, —
Мы путники вечного круга…
Мне страшно! Мне больно!.. Мы близки с тобой,
Не видя, не зная друг друга…»
Но пела, звенела шарманка во сне,
Кружилися мы, марьонетки,
Мелькая попарно в зеркальной стене…
Смеялись кудрявые детки…
<1910>
* * *
Н.М. Минскому
Есть у сирени темное счастье —
Темное счастье в пять лепестков!
В грезах безумья, в снах сладострастья,
Нам открывает тайну богов.
Много, о много, нежных и скучных
В мире печальном вянет цветов,
Двухлепесковых, четносозвучных…
Счастье сирени — в пять лепестков!
МОНАХИНЯ
Вчера сожгли мою сестру,
Безумную Мари.
Ушли монахини к костру
Молиться до зари…
Я двери наглухо запру.
Кто может — отвори!
Еще гудят колокола,
Но в келье тишина…
Пусть там горячая зола,
Там, где была она!..
Я свечи черные зажгла,
Я жду! Я так должна!
Вот кто-то тихо стукнул в дверь,
Скользнул через порог…
Вот черный, мягкий, гибкий зверь
К ногам моим прилег…
Скажи, ты мне принес теперь
Горячий уголек?
Не замолю я черный грех —
Он страшен и велик!
Но я смеюсь и слышу смех,
И вижу странный лик…
Что вечность ангельских утех
Для тех, кто знал твой миг!
Звенят, грозят колокола,
Гудит глухая медь…
О если б, если б я могла
Сгорая умереть!
Огнистым вихрем взвейся мгла!
Гореть хочу! Гореть!
<1910>
ПЕРЕД КАРТОЙ РОССИИ
В чужой стране, в чужом старом доме
На стене повешен ее портрет,
Ее, умершей, как нищенка, на соломе,
В муках, которым имени нет.
Но здесь на портрете она вся, как прежде,
Она богата, она молода,
Она в своей пышной зеленой одежде,
В какой рисовали ее всегда.
На лик твой смотрю я, как на икону…
«Да святится имя твое, убиенная Русь!»
Одежду твою рукой тихо трону
И этой рукою перекрещусь.
КРАЙ МОЙ
1
Вот завела я песенку,
А спеть ее нет сил!
Полез горбун на лесенку
И солнце погасил!..
По темным переулочкам
Ходил вчера Христос.
Он всех о ком-то спрашивал,
Кому-то что-то нес…
В окно взглянуть не смела я:
Увидят — забранят!
Я черноносых, лапчатых
Качаю горбунят…
Цветут тюльпаны синие
В лазоревом краю…
Там кто-нибудь на дудочке
Доплачет песнь мою!
2
На острове моих воспоминаний
Есть серый дом. В окне цветы герани,
Ведут три каменных ступени на крыльцо…
В тяжелой двери медное кольцо.
Над дверью барельеф — меч и головка лани,
А рядом шнур, ведущий к фонарю…
На острове моих воспоминаний
Я никогда ту дверь не отворю!
ПИСЬМО В АМЕРИКУ
Доплыла я до тихого берега
Через черный и злой океан,
И моя голубая Америка
Лучше ваших коммерческих стран.
Вот придут ко мне Ангелы гордые
И святых осуждающий клир
И найдут, что побила рекорды я
Всех грехов, оскверняющих мир.
Я заплачу: «Не вор я, не пьяница,
Я томиться в аду не хочу».
И мохнатая лапа протянется
И погладит меня по плечу.
«Ты не бойся засилья бесовского, —
Тихо голос глухой прорычит, —
Я медведь Серафима Саровского,
Я навечный и верный твой щит.
С нами зайчик Франциска Ассизского
И святого Губерта олень,
И мы все, как родного и близкого,
Отстоим твою грешную тень.
Оттого что ты душу звериную
На святую взнесла высоту,
Что последнюю ножку куриную
Отдавал чужому коту,
Позовет тебя Мурка покойная,
Твой любимый оплаканный зверь,
И войдешь ты, раба недостойная,
Как царица, в предрайскую дверь».
Вот какие бывают истории.
Я теперь навсегда замолчу.
От друзей вот такой категории
Я вернуться назад не хочу.
* * *
Когда я была ребенком,
Так, девочкой лет шести,
Я во сне подружилась с тигренком —
Он помог мне косичку плести.
И так заботился мило
Пушистый, тепленьки зверь,
Что всю жизнь я его не забыла,
Вот — помню даже теперь.
А потом, усталой и хмурой, —
Было лет мне под пятьдесят, —
Любоваться тигриной шкурой
Я пошла в Зоологический сад.
И там огромный зверище,
Раскрыв зловонную пасть,
Так дохнул перегнившей пищей,
Что в обморок можно упасть.
Но я, в глаза ему глядя,
Сказала: «Мы те же теперь,
Я — все та же девочка Надя,
А вы — мне приснившийся зверь.
Все, что было и будет с нами,
Сновиденья, и жизнь, и смерть,
Слито все золотыми звездами
В Божью вечность, в недвижную твердь».
И ответил мне зверь не словами,
А ушами, глазами, хвостом:
«Это все мы узнаем сами
Вместе с вами. Скоро. Потом».
ГИЕНА
Я только о тебе и думаю теперь,
Гиена хищная, гиена-хохотунья!
Ты — всеми проклятый, всем ненавистный зверь —
Такая же, как я, — могильная колдунья!
Сливаяся с тобой, я чувствую, как ты
Припала и ползешь, ища в скале отверстий…
Как рвут твои бока колючие кусты!..
Я вижу алый след и клочья бурой шерсти…
Как мертвенно томит тоскливая луна!
Но нам не одолеть ее заклятой силы!
Наш скорбный путь направила она
Туда, где тихие чернеются могилы…
Вот так… припасть к земле… и выть, и хохотать…
И рвать могильный прах, и тленом упиваться.
А в наших поднятых, тоскующих глазах
Пусть благостные звезды отразятся!
<1923>