Павел ШАРОВ
Родился в 1972 году в Саратове, где и проживает.
Окончил Литературный институт им. А.М.Горького. Публиковался в журналах «Звезда», «День и ночь», «Сибирские огни», «Плавучий мост», «Волга», «Дети Ра» и др.
Автор нескольких книг стихов. Член Союза писателей России.
ПОЛЯ МОЕЙ ЗЕМЛИ
1.
Небо цвета аквамарина. Сверху перистая перина
облаков – её стлали руки моей бабушки. Дети, внуки –
все мы спали на ней, и снами всё, что в жизни случилось с нами,
предначертано было свыше. Я сегодня из дома вышел
покурить на крыльцо – увидел тот нездешний небесный выдел,
и в груди оттаяло что-то, будто мне отворили ворота
и во двор провели, обняли и к столу подвели… Не я ли
вас не помнил годами, вы же не забыли меня – я выжил
твоей памятью, род мой русский и украинский… Вот закуски,
вот горилка – и все мы в белом: стол накрыт наш под артобстрелом.
Как разделишь любовь сыновью – кровь днепровскую с волжской кровью.
2.
Просыпаюсь в четвёртом часу,
удерживая на весу
хрупкое равновесье
меж явью и сном. Что же будет со мной? –
хочу я узнать и постичь мир иной,
пока и не там и не здесь я.
Темень за окнами – глаз коли.
Кажется, если воскликнуть «пли!» –
сразу раздастся выстрел,
и затрепещет лесной гарнизон
лиственной массой, пока горизонт
не выбросит солнца вымпел.
Холодные зори стоят в сентябре –
месяце буковки А в букваре,
месяце первых оценок
в классном журнале и в дневниках,
образов свежих в черновиках:
глаз по-осеннему цепок.
«Марш в школу!» – мы с детства готовим солдат.
И вот марширует вчерашний детсад –
заплечные ранцы, уроки.
…И детская кукла, попавши в «котёл»,
бредёт вдоль сожжённых украинских сёл –
потери на юго-востоке.
3.
Поля моей земли не плуги пашут – танки,
там, где я был крещён, хозяйничают янки.
Четырнадцатый год – и Третья Мировая.
Ты знал ли, прадед мой, на Первой умирая,
что через сотню лет твой правнук и наследник
не встанет под ружьё, а будет дням последним
вести отсчёт, не спать, а дочь твоя Мария
и бабушка моя, едва дождусь зари я,
опять придёт ко мне – внучонка городского
накормит, помолчит и снова спросит, снова:
«А будет ли война?»... На мужа похоронка
за Спасом – и семь ртов… Как заливался звонко
тот кочет на плетне, которого мы во щи.
Ты, как слепой телок, по жизни брёл наощупь
и понял наконец, что ты пришел на бойню.
Замкнулся круг в сто лет. «Закурим перед боем».
А петь я не могу, как тот безглавый петел,
взлетевший на плетень. Кругом зола да ветер.
4.
Опомнитесь! Иль нет на вас креста?
Атака за атакой – трупов груда.
Вы гибните – о, торжествуй, Иуда!
Из этой бойни хоть один из ста
придёт к весне до хаты, где свила
гнездо под стрехой ластiвка и вишня
стоит невестой? Чтобы мама вышла –
всё не спала, ходила в край села.
Чи вы сказились? Кто вас опоил?
И вдовий плач, и сиротами дiти.
А де ж батьки? За что они убиты?
Украйна, мне не счесть твоих могил.
Что скажешь, кум? Из одного рядна
мы скроены. Как стогне Днiпр и Волга!
Полфляги, полкраюхи, пол-осколка –
тебе и мне: мы гибнем – кровь одна.
5.
Мать, ты носила под сердцем
сына, но снова в Освенцим
поезд уходит – мы в ад
въехали. Дым сладковат.
Драконоборец Егорий,
видишь – дымит крематорий
иль краматорск, лугадон.
Видишь, крылатый дракон
огнь изрыгает из пасти.
Это военные части
в адском смешались котле.
Шествует Вий по земле.
Он разлепил, поднял веки –
вымерли пашни и реки,
смерч или град-ураган* –
общий могильный курган.
Это горят наши трупы,
это трубят в небе трубы,
град, ураган или смерч,
вихрем проносится Смерть –
из Откровения всадник.
Хлопец ли, псковский десантник,
смерч, ураган или град, –
мама, мы въехали в ад.
________
* «град», «ураган», «смерч» – системы залпового огня.
6.
Олесю Бузине
Кий, Щек, Хорив, сестра их Лыбедь –
родная кровь, их ненавидеть
я не могу! Но город Киев
давно не наш, а Виев-Змиев –
на крыльях свастика, а зоб
раздут от трупов – и в озноб
бросает: лезет эта нежить.
А вдов – вовеки не утешить.
Майдан – Майданек – и Треблинка.
Что скажешь, Леся Украинка?
А ты что скажешь, о Днiпро,
когда они поставят ПРО
вдоль берегов? Здесь Первозванный
Андрей апостол в деревянной
ладье ходил, здесь князь Владимир
Русь окрестил. Неужто вымер
и русский мир, и русский дух?
Неужто уголёк потух
в той люльке – помнишь, у Тараса?
Неужто в пушечное мясо,
в скотов – без племени, без роду –
люд обратят, панам в угоду?
Це быдло зараз на убой!
Так что же сделали с тобой
Украйна? Да тебя распяли
на свастике, и ты едва ли
воскреснешь, и язык нас в Киев
не приведёт – то Виев-Змиев
удел: мы в шаге от войны.
Ни дядьки нет, ни бузины.
7.
Двадцать второго июня
ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
что началася война.
Двадцать второе июня.
Лета Господня теплынь.
Киев, пропал ты: вновь оккупанты –
что им до русских святынь?
Латвия. Сорок четвёртый.
Павел Васильич, мой дед…
Хутор Бедыни – где-то он ныне?
Здесь, на земле, мне тот свет
ближе, чем деда могила.
Ровно в четыре часа
я жду рассвета – скрипнет планета,
и озарит небеса
солнце, как жовто-блакитный
вымпел. О Днепр, Господин!
Где же князь Игорь? Новое иго.
Выйти один на один,
как Пересвет с Челубеем –
нет же! Есть «зона АТО».
Мужа забрили, после убили –
так и пропал ни за что.
Двадцать второго июня
плачут хохол и москаль.
…Для дяди Сэма это не тема…
О, как встревожена даль
двадцать второго июня!
Вот и подходит наш срок –
мы же едины от пуповины.
На перекрёстке дорог
тот бугорок – он наш общий.
Нам не до подлой войны.
Киев бомбили, мы победили,
ибо никтоже на ны.
8.
сестре Маше
Ты живёшь на краю географии.
Только старые фотографии
и напомнят тебе о прошлом.
Сколько лет налипло к подошвам,
сколько зим – ой-ёй-ёй как много!
Я скорее увижу Бога,
чем тебя, сестрёнка, и к деду
не схожу на могилу… Я еду
каждой ночью во сне на Украйну,
а проснусь – и другая крайность:
начинаю с утра, Мария,
с нетерпением ждать зари я,
чтобы в сон провалиться надолго –
обнимаются Днепр там и Волга,
не холопы, не быдло, не смерды –
мы там юны, беспечны, бессмертны.