Михаил ЛЯШЕНКО
По первой профессии – художник. Как литератор публикуется с 90-х годов прошлого века. Родился в 1946 г. в Воронеже, в настоящее время проживает в Грузии, в Тбилиси. Инициатор и руководитель ряда местных литературных начинаний (журнал русской поэзии в Тбилиси «АБГ» и «Литературно-аналитический Лист ОК АБГ», соучредитель и руководитель молодежного лито «Молот ОК!», председатель правления Ассоциации литераторов «АБГ» и др.).
Стихи и статьи Ляшенко публиковались в «Литературной газете», в журналах «Знамя», «Эмигранская лира», «День и ночь», «Дети Ра», «Футурум ART», «Зинзивер», «Русский клуб», «Альтернатива», «АБГ», «Русское поле», в альманахах «Мтацминда», «Мансарда», «Ямская слобода», «Под небом единым», в ряде коллективных сборников и в других местных и зарубежных изданиях. Автор четырех поэтических книг.
В тамбуре
(поезд «Москва – Лихая»)
Пошел вагон блатной походкой.
И тут же замерцали пробки, –
плацкартный домовитый дух
ребята разбавляют водкой,
бьют, как наотмашь, по короткой,
закуривают после двух.
Вагон походкою медвежьей.
И я, собравшись закурить,
бочком, в обход, на ощупь, между…
Летит навстречу ветер снежный,
состав вытягивает в нить.
Сушились в тамбуре поленья,
шутливо глянул со стекла
вождь всех времен и поколений,
но с сигаретой «Лаки Страйк»
заместо трубки легендарной.
Навстречу вырвался товарный,
на окна нагоняя страх,
и, вторя шуму и движенью,
задребезжало отраженье
на глади черного окна.
Я понял, – там моя квасная,
грузинская одна восьмая
шлет из метели некий знак.
…А ты летела параллельно,
потом ушла за горизонт,
вернулась, отряхнула зонт,
одернув юбку на коленях,
сказала: «Дай мне прикурить».
Сказала: «Я тут ненадолго».
Сказала: «Отогреюсь только».
«Как ты? – сказала, – расскажи».
«Ну, что тут скажешь? – Жисть есть жисть.
Как видишь, добираюсь в «общем» –
дешевле пачки «Лаки Страйк»,
но мы на эту жизнь не ропщем,
которая и нам сестра».
Пошли на нас огни вокзала.
«Ну что же, мне пора, – сказала, –
Тебе от наших всех привет.
…Я буду ждать у перевала».
Сказала. И – растаял след.
На проводе
Снег выпал, как кусочек сыра,
из суха сразу стало сыро,
из серого – почти бело,
его, как под откос сносило,
он шел и таял наголо…
А я бубню: «Алло, алло…
…с приветом, типа, из России…
…как с газом там, как с керосином…
…насколько, в целом, выносимо?..
…кто голосит там, кто умолк?..
–…да, помню – одинокий волк…
...пиши… О чем? – ведь свадьба сына…
…всем обстоятельствам назло…
…другим и больше не везло…
…тут снег, вот, а у вас тепло…
…ведь каждому дано по силам…»
А снег – короткими косыми –
здесь – в охре, а снаружи – в синем,
штрихует воздух и окно…
Пошли гудки... И отлегло.
* * *
…шагнешь на свет, на свет из сна –
как тут в строку запросится «весна»,
согласно календарным предписаньям, –
вот и запой с утра фальцетом и басами,
радей без передышки и без сна,
усевшись за свой стол в чужие сани.
Какие ж сани, если там весна?
Ах, да! Тогда – вперед по бездорожью,
распутицей весенней, днем погожим
из быта в бытие и в сон из сна.
Запой
(Тбилиси, 80-е)
И мчимся, дымя цигаркой,
В Дигоми*, где новый стол.
Евгений Рейн
Розы… Но, в общем, бывают ведь розы…
Анатолий Штейгер
Плащ за плечо и ногу в стремя,
чтоб разбавлять шампанским время,
раз время вспять не потечет.
Ночных отрогов нечет-чет,
дорожных знаков отпечатки
пошли щербатою брусчаткой
меж срезов века и пород,
оставив оттиск на сетчатке.
Плывем на утлых Жигулях
– то лабиринт, то вольный шлях –
в обход реальности и прозы…
И вот уже мерцают розы
на черном глянцевом катке
рояльной деки. Шерсть в мотке
сама собою шевелится,
под шум подмигивая спицей…
А мы на этом вот витке,
нам на экране синем снится,
(опять мне подмигнула спица),
что там заносы и морозы,
а тут вот ночь, вино и розы,
как искушенье с жизнью сжиться.
Тост, как аккорд. И снова тост.
Тут надо встать. И во весь рост.
Все в яви – ночь, зима и розы.
Все позади. Все впереди.
Как раз и время, чтоб чудить
и загонять под снег занозы.
Стоит зима. Но снега нет.
Зато висят хвосты комет,
мир узнаваем, но не познан.
Все тут, и ничего не поздно.
Зима – крахмальной простынёй.
Прогресс увяз. Пошел запой
в расцвет тягучего застоя,
где, что ни вечер – то застолье.
Мы расцветаем, как мимоза,
в счат марта зрея в феврале.
Стоит стоймя над нами свет...
А дальше – списком: розы-грезы
и перечень иных примет…
И пусть: «На свете счастья нет» –
нам впрок смеяться и терпеть,
дышать, вдыхая горький воздух,
считать на близком небе звезды
и, не умея, все же сметь
заполнить время, песни петь.
Расцвесть такою вот зимой
какой-нибудь замшелой розой
возможно ль? И кому дано?
И дождь пошёл, и снег сквозь слёзы…
А нам пора вернуться к прозе
и к непрокатному кино.
______________
* Дигоми – окраинный район грузинской столицы.
* * *
Смерть состоялась прошлым летом,
должно быть, ближе к сентябрю.
Под звуки вальса, в шуме ветра
мне алкоголь шепнул про это
по телефону, по секрету,
и СМС, и Интернетом.
Спасибо, друг, благодарю.
Теперь пойду бродить по свету.
Заржали кони, щелкнул кнут.
Эй, там – карету мне, карету!
* * *
А у меня есть Греми* – мой оплот.
Мне зной Гареджи** обжигает кожу.
Отар Чиладзе
(Пер. С.Куняева)
Как будто можно что-то удержать,
на выдохе сказав: «Давид Гареджи!»,
вдохнуть спокойно и расправить плечи,
и скобы губ без скрежета разжать,
как будто верность эти камни лечит,
что ветер времени беспамятством калечил,
как будто слово штопает скрижаль,
как будто можно было избежать
стремления воды, орды и речи,
и шума времени, и варварских наречий,
легко и вольно память ублажать
вином и словом, мудрым и беспечным,
и в каждой точке видеть бесконечность,
и проскользить по лезвию ножа...
Как будто можно что-то удержать.
__________
* Греми – памятник архитектуры XVI века – крепость и храм – некогда город в юго-восточной части Грузии.
** Давид-Гареджи – комплекс пещерных монастырей VI века, расположенных в 60 км к юго-востоку от Тбилиси.
* * *
Нам так хотелось состояться,
нам так хотелось воплотиться,
нам так хотелось не бояться
в открытом небе отразиться,
чтоб разбежаться, оторваться,
взлететь, на землю возвратиться.
А после вместе рассмеяться,
расхохотаться, закатиться.