Публикуем очередной блок стихов членов Молодежного лито «Молот О.К.» и Творческого союза «Ассоциация литераторов – АБГ» (Тбилиси, Грузия).
Первую часть читайте ЗДЕСЬ.
Молодежное лито «Молот О.К.» и Творческий союз «Ассоциация литераторов АБГ» (Тбилиси, Грузия) сформировались в середине «нулевых по инициативе» Анны Шахназаровой и Михаила Ляшенко, издававших в то время поэтический журнал «АБГ».
Лито «Молот О.К.» (молодежное объединение литераторов, обитающих в Тбилиси – о'кей) было основано в 2005 г., а с учреждением в 2007 г. «взрослой» «Ассоциации литераторов – АБГ» (АБГ – начальные буквы грузинского алфавита), вошло в нее в качестве коллективного члена.
В издательском активе объединения серия персональных стихотворных книжек под грифом «Библиотечка «Молотка», коллективные сборники, с января 2009 г. выходит ежемесячный «Лист О.К. АБГ».
Одно из магистральных направлений работы объединения – перевод новой грузинской поэзии, увенчавшийся изданием сборника (2012), в значительном объеме включенного в «Антологию современной грузинской поэзии», Москва, 2014 г.
Можно упомянуть участие членов объединения в ряде международных конкурсов и фестивалей, регулярное участие студийцев в мероприятиях Фонда СЭИП, а также широкий спектр публикаций в профильных изданиях Грузии, России и зарубежья.
Елена ЧЕРНЯЕВА
(1959-2014)
Родилась в Тбилиси. Окончила филологический факультет МГУ (1981) и московскую студию пантомимы. Работала педагогом, корреспондентом тбилисских газет, редактором альманаха «Мансарда».
Известный в Тбилиси культуртрегер, в активе которого стихи, проза, эссеистика, переводы с грузинского, авторская песня, работа с молодежным лито «Молот О.К.».
Автор, режиссер и участник ряда литературных спектаклей.
Публиковалась в местных и зарубежных литературных изданиях: «Литературная газета», коллективные сборники «Многоликая страна» (в переводе на грузинский язык), «В поисках Золотого руна», «Плеяда Южного Кавказа», «Перекрестки», альманахи «Музыка русского слова в Тбилиси», «Мансарда», «На холмах Грузии», журналы «АБГ», «Русский клуб», «Русское поле», газета «Лист О.К. АБГ». Автор двух поэтических книг: «Антенны земли» (2001) и «Когда» (2007).
С ОРХИДЕЯМИ В КАРМАНЕ
* * *
Ну, вот, посмотрела окрест.
Рукавом взмахнула, как речка,
как речка, что отворила
свои поющие воды.
Посмотрела окрест: провинция,
лежит себе, дышит в подушку,
собирает перо для перины,
готовит на зиму склянки
с кисло-соленой снедью.
Ездит на черных машинах,
а иногда на зеленых,
но чаще – на серебристых:
это довольно престижно.
Хотя, посмотреть на речку,
которая все уносит,
которая крутит мусор
в черных водоворотах.
Хотя, посмотреть на небо:
оно-то, оно-то дышит
нездешним дышит, не нашим,
ну, чтой-то там наверху?
Но если встать очень прямо,
расслабиться, выпрямить плечи,
потом осторожно так, тихо
через плечо обернуться –
увидишь (если успеешь),
увидишь (если везенье
на этот раз не покинет),
как нежные ждут сады.
* * *
Рукой подать до моря.
Но придется
сидеть в жаре,
дышать растертой пылью.
Чужие корабли придут и встанут
здесь на постой.
На новенькой, с иголочки, границе
с тебя сдирают лепту лишь за то,
что ты не выбираешь, где родиться.
А после – штамп поставят:
что чужой.
Но ты люби ее. Свою, чужую.
Незваный гость, татарин, басурман,
пророк в отечестве, которое рискуешь
забыть, как сон, как утренний туман.
Люби и не ропщи, когда возникнет
над горизонтом, над чужим жнивьем,
над нашим осторожным, окрыленным –
небесное, живое, неизвестно что.
И ты поймешь, что родина,
как милость.
Рукой подать до неба,
чтоб приснилась
она.
* * *
Пока игрушечный Ватто
развлечь пытается гламурно,
легионеры жгут лазурный
трактат о «совесть и число».
Поет за кадром соловей,
тревожа губы Моны Лизы,
и заливает антифризом
словарь свой грустный грамотей.
Играть в пятнашки с каждой тварью,
чтоб сделать ход конем, траву
не смяв, в почетном праве
живое племя от Иу…
А мы – как мы, ни здесь, ни там,
навек испуганы прогрессом,
начетчики, в делах повесы,
герои только по утрам.
Уже ли нам сулил удачи
бессменный календарь побед?
Спит смертный кесарь, пьет и плачет
бессмертный, в общем, смерд.
* * *
Я пробираюсь в чащу, папоротник щекочет
мне плечо и колено.
Дальше будет, наверное, озеро Неро,
но это совсем ничего не значит.
Потому что соль проступает в сланце,
потому что горят на солнце глаза рептилий,
потому что хлеба нет в моем ранце,
потому что отпуск земной продлили
те, кто ведает, вроде бы, этим делом.
Как бы мне сейчас увидеть цветущий,
раз в году цветущий (или в столетие целое)
папоротник, из земли растущий?
Это так же трудно, как понять слово,
как сказать слово, как спеть фразу,
как придти, наконец, к твоему дому,
как увидеть папоротник в твоем доме,
и понять, наконец-то, понять все,
сразу.
* * *
Куда ты? С орхидеями в кармане,
по грязным улицам, где вечные раскопки
канализационных труб.
Там «Мерседес», здесь – «Опель» или «Хонда».
И туповатый взгляд бродяги с полным
мешком бутылок – Санта Клаус, ты ли?
«Стой, кто идет!», – прикрикнут на границе.
Воде из крана, слава Богу, литься,
еще не все потеряно, в дорогу
сбираются последние стрижи.
Еще не все забыто, мостовые
не вымощены заново, хотя,
нас помнят, но детей – забыть хотят.
И город вечно от людей в отрыве:
то жмет вперед, то падает – назад.
И осень, да, и – осень, будто сука,
враз потерявшая слепых кутят:
то взвоет, бросится за поворот, то руку
шершаво лижет, просит все вернуть назад.
А ты все – с орхидеями в кармане,
А ты все хочешь, чтобы жизнь – со смыслом.
Помнешь ведь, жалко будет всем, ей Богу!
* * *
Июльская латунь, зеленый, терпкий чай,
нет списка кораблей и нет пернатой стаи,
лишь плещет тихоход заоблачной водой,
и падает вода, и дым летит с окраин.
И снова черен свет, и бел покуда мел,
и дымом занесет, и лиственной шрапнелью.
Куда же ты идешь, когда твой чай поспел?
Куда же ты плывешь, когда готово зелье?
Раструбами сверкнув, из длинных рукавов
железною рукой ударит солнце в тополь,
а время, как полет над гнездами веков,
и кукушата – мы, и рвет огонь из сопел.
И утешенья нет, его, конечно, нет.
Но есть еще слова, готовые без звука
любить, ласкать, лю-петь, покуда черен свет,
покуда мы живем и смотрим друг на друга.
Тариэл ЦХВАРАДЗЕ
Родился в 1957 году в Грузии, в г. Ткварчели. В настоящее время проживает в Батуми. Член Союза писателей Грузии. Автор пяти книг стихотворений.
Публиковался во многих периодических изданиях и литературных альманахах разных стран. Участник многих международных фестивалей поэзии. Лауреат литературной премии им. Давида Гурамишвили.
«Я СЕГОДНЯ НИКОМУ НЕ ДОЛЖЕН»
* * *
Чайка металась в заливе,
чиркая гребень крылом,
в сентиментальном порыве
я растворялся в былом.
Все, что вчера еще грело,
как прибалтийский бальзам,
запросто так, между делом,
время отправило в спам.
Тлеет в руке сигаретка,
мысленно ролик кручу,
памяти ржавая клетка
не поддается ключу.
Чайка в стоп-кадре зависла,
что-то припомнилось, но
вновь погружаться нет смысла
в титры немого кино.
* * *
Достанет вечная жара, улыбка сфинкса, дым кальяна
и Моисеева гора, и ржавая вода из крана,
и приторный на вкус кишмиш, и зов к намазу муэдзина,
и недокуренный гашиш, и зазывала магазина.
И так захочется назад, скорее в горную прохладу,
где есть и дождь, и снегопад, где каждый рад тебе, как брату.
Продав квартиру с барахлом, с забитым долларами кейсом,
я улечу туда, где дом, без багажа ближайшим рейсом.
И встретит родина не та, не та, что виделась ночами.
И отрезвленья пустота, и пожимание плечами.
Мол, что поделаешь, браток, что есть, то есть – живи как знаешь.
Здесь каждый тронулся чуток, за год и ты таким же станешь.
И стал. Из дома ни ногой. Сижу, курю, стучу по «клаве»
и слышу, рядом за стеной сосед читает «Отче Аве»…
* * *
Смотрю в немытое окно
на старый двор, где в домино
играют сутки напролет
из года в год.
Куда пригнал свой «Мерседес»
за двадцать штук дворовый Крез
из Амстердама через Кельн.
На белый клен
взобрались местные коты
ночной чернее темноты.
Соседка в тазике свое
несет развешивать белье,
и через весь квадратный двор
сплетут немыслимый узор –
бюстгальтеры, носки, трусы,
штаны из выцветшей джинсы
и крик капризный малыша
такой, что звон стоит в ушах,
а дворник, что с похмелья злой,
по нервам шаркает метлой.
Уже давно
не мыто пыльное окно,
сегодня надо бы помыть
и дальше жить.
* * *
Гулял сквозняк, скрипели в петлях двери,
март доедал последний талый снег.
Два персонажа уличных мистерий
устраивались в арке на ночлег.
Один дрожал и задыхался в кашле,
второй укутывал больного в плед.
Протянут ночь, а что там будет дальше,
даст Бог, подскажет завтрашний рассвет.
Дунай под утро дрогнет рябью нервно,
отель разбудит колокольный звон,
спущусь к бомжам, оставить десять евро –
должно хватить на хлеб и самогон.
А сам пойду на будапештский рынок
попробовать гусиный фуа-гра,
с айфона скину в ленту фотоснимок,
где на тарелке черная икра.
Запив свой завтрак белым из Токая,
на полчаса уйду в небытие,
и буду, время в дреме коротая,
цинично думать – «Каждому свое».
* * *
Душу в себе сентиментальность чувства,
как мальчик Кай, грызу безвкусный лед
и забываю тонкости искусства –
цедить из соли первоклассный мед.
Вот, бабочка вспорхнула и исчезла,
вот закипел и утонул закат,
я, пятой точкой протирая кресло,
все не настроюсь на мажорный лад.
Цветут сады, не ощущаю запах,
с трудом создав в палитре нужный цвет,
я вместо женщин Ренуара в шляпах,
с похмелья напишу автопортрет.
Где человек – тиоиндиго черный,
и только взгляд – белила из свинца.
Застынет пес, опешит кот ученый
от вида незнакомого лица.
А я, совсем дурной от самогонки,
качаясь у лампадного огня,
начну молить Петрова, (он же Водкин),
вернуть назад мне красного коня.
* * *
Я сегодня никому не должен,
тех, кто должен мне – давно простил.
Шесть десятков. Кто-то скажет: «Пожил»,
А на деле, вроде и не жил.
Говорят, и старость тоже сладка,
если быт устроен по уму.
Протянуть еще бы два десятка,
чтобы убедиться самому.
Шестьдесят – не много и не мало,
по сравненью с вечностью – ничто.
Кажется, еще вчера читала
бабушка мне Агнию Барто.
Вечерами пью обычно водку,
с горя ли, от счастья – не пойму,
но в хмельном тумане вижу лодку,
ту, с которой сбросили Муму.
Говорят, что с возрастом черствеет
сердце человека. Ерунда!
Просто на мгновенье цепенеет,
близкого теряя навсегда.
День как день, таких у жизни много,
словно выстрел в небо холостой…
– Кто здесь крайний в очереди к Богу?
– Вроде я, вы будете за мной.
Дмитрий ЛОСКУТОВ
Выпускник факультета физики Тбилисского Государственного Университета. Победитель конкурса «Фонда Б.Н.Ельцина» на лучший перевод с национального языка на русский язык (номинация «Молодое перо», 2008). Дипломант конкурса молодых русскоязычных литераторов Грузии (2011) в номинации «поэзия». Участник Форума молодых писателей в Липках (2010, 2011).
Член редколлегии периодического издания «Лист О.К. АБГ» Ассоциации литераторов «АБГ». Публиковался в местных и российских литературных изданиях («Литературная газета», «Юность», »День и ночь», «Дети Ра» и др.)
Автор поэтических сборников «Ангел с бутылкой истины» (2006 ) и «30 лет сПУСТЯк» (2010). Стихи переведены на грузинский и шведский языки.
«ЭХ, РАСЕЯ, РАСЕЯ…»
* * *
на завтра все расписано по строкам,
сказать вернее – все предрешено.
полны телеги рошского оброка –
есенин, сахар, солод и пшено.
костры сгорают волею саргиса.
сарматский сон, угрюмый и хмельной –
я в сумраке не различаю лица,
и в праздники я на передовой.
ладьи виляют по изгибам русла,
а зов славян сменяется на понт.
и смысл хромает от процента сусла,
и ай да сукин сын беллерофонт.
* * *
Эх, Расея, Расея, рассей же
Мою детскую веру в тебя.
Я б послал – да надуманный леший
Испарился на сборы опят.
Я б забыл, как еще не умевший
Самовольно спускаться с горшка,
Долго спорил с сестрою, кто Вещий
И кого били подле Торжка.
Прослезился б, как паводок вешний,
Проносясь по Расее пургой,
Повстречал бы, спустившись в орешник,
И кикимору с бабой-ягой,
И себя – лет за 30, (что ж – грешен)
Потерявшего веру в тебя.
Эх, Расея, Расея, рассей же
По Земле своих русских опят…
* * *
Москва! Как много в этом... К слову,
Чужой нерусской красоты.
Мой друг гуляет по Тверскому
и пишет мне, какая ты.
На Вы? От Вас несло духами
В хрущевках, сталинках. Москва...
Ты плод искусства? ремесла?
Алтарь языческого храма,
Часовня православных стран,
Барокко в исполненье Бога,
Блицкрига цель, Спасенья план.
Москва, многообразьем слов
Я вырву из тебя Сварога
И развенчаю на Покров.
10.08.06.
Зачем я ищу твое отражение
За белыми древними буквами
«Не прислоняться»
И, не находя,
Перехожу к дверям напротив?
Приближаясь к готически-темному
Перрону «Авлабара»,
Вглядываюсь в силуэты
Возвращающихся домой,
Спешащих на банкет,
Выходящих на работу.
Но где та печаль и безразличие ко мне,
Где то натуральное одиночество
И приобретенное недоверие?
Все это осталось в прошлом.
Холодной весной.
В надушенном эйрфрешами вагоне.
Между «Потсдаммерплатц»
И шариком ручки,
Ставящим точку после даты
Десятого августа
Две тысячи шестого года.
Европа!
да
Европа
что ж не веселиться
распластавшись на ночной загул
это в норме – это заграница
можно в боул или даже в пул
негр лиловый и седой китаец
братья в общей евроИх семье
только в евроТранспорте как заяц
проще чем с билетом ездить мне
я за мир и дружбу меж полами
но позвольте – лучше наяву
долгими хмельными вечерами
сам свои проблемы наживу
мне ваш рай залезет в кровь надолго!
каждый камень я запомню чтоб
у себя затеять перестройку
крыш
метро
вокзалов и дорог
но и вы примите наше «здрасте!»
нашу суету по пустякам
и тоску по будущему счастью
и любовь
неведомую вам...
* * *
Я выхожу на ахашенский шляхт
И тут же спотыкаюсь от волненья.
Спускаюсь в трюмы виноградных яхт,
И будто сквозь меня идет броженье.
Я пузырюсь и лопаюсь на раз
От важности купажного букета.
Мне открывает люк старик Малхаз,
И песня не испита и не спета.
Я подан – то есть подданный – к столу,
С меня стирают чоху паутины,
Снимают шапку, я струюсь по дну,
Ты пьешь меня, и мы теперь едины.