Парадокс заключается в том, что самый издаваемый томский автор не является членом Союза писателей. «Писательской «корочки» не было ни у Пушкина, ни Булгакова, – говорит он. – И мне она тоже ни к чему. Имя должно говорить за себя, а не корочка. Если тебя никто не знает, то и размахивать корочкой просто стыдно. А если знают, корочка не нужна».
Что же Юлий Буркин еще расскажет о себе?
Все началось с музыки
Еще до того, как писать прозу, я увлекся музыкой.
Когда я закончил школу, поступил в музыкальное училище, но проучился там только год. Случилась глупая история, к нам пришел человек от северской воинской части, который хотел набрать ребят для военного ансамбля «Звездочка». А мы, трое друзей, как раз организовали ансамбль, все были призывного возраста и все учились в музыкальном училище.
Мы обрадовались, что у нас есть возможность пойти в армию вместе и недалеко от дома. И вся наша армия будет одной большой репетицией нашего ансамбля. Чего еще желать?! Поэтому мы подписали бумаги, а от отсрочки, которую предоставляло училище, отказались. Но так как у нас в Советском Союзе всегда царил бардак, в армию-то нас взяли, но раскидали всех в разные стороны.
Причем мои друзья служили действительно музыкантами, один на Дальнем Востоке в ансамбле, другой в Омске в оркестре, а я попал в кемеровский батальон связи, который никакого отношения к музыке не имел. Два года я там прослужил, и у меня за это время дальнейшие мысли о романтической музыкальной карьере выветрились.
Ночью на дежурстве делать там было особо нечего, а спать нельзя было, поэтому я брал книжки в библиотеке части. К концу службы я решил, что хочу заниматься литературой. Вернулся, поступил на филфак, на отделение журналистики.
При всем том я никогда не прекращал заниматься музыкой. В 93-м году даже вышел большой виниловый диск моих песен в Москве, на «Апрелевке».
Начало
Музыкой я не прекращал заниматься, но это уже было хобби. Профессионально работал журналистом, но литература тоже привлекала, и лет в двадцать пять у меня вышла в сборнике первая повестушка. И сразу я получил гонорар, сопоставимый с двумя месячными зарплатами. Это вдохновило, как и сам факт публикации. Литература стала приносить некоторое количество денег, которых, если сочетать с журналистикой, хватало на жизнь.
Так было где-то до 2015 года, а лет пять назад произошел перелом, когда я вообще перестал писать. Вот просто исчезла эта потребность – писать. Я сейчас веду писательский семинар в ТГУ на филфаке, и отвечаю на вопрос, почему не пишу. Говорю: «Представьте, что вам нравится бегать по утрам. И вы бегаете каждый день в свое удовольствие. В какой-то момент вам начинают за это платить. Вы радуетесь; и удовольствие, и заработок. Вскоре вы начинаете только этим и зарабатывать. Но для этого вам приходится бегать раза в два или даже в три больше, чем хотелось. И так вы бегаете на износ много лет. А потом вам перестают за это платить… Скажите, захочется вам еще бегать? Думаю, нет».
Почему перестали платить? Потому что в условиях финансового кризиса издательства, чтобы остаться на плаву, стали вкладываться только в топовые имена, а я не настолько популярен. И своим студентам сразу объясняю, что в наше время легче стать космонавтом, чем востребованным писателем, который зарабатывает писательским трудом. Нельзя ориентироваться на это, если ты в здравом уме. Но есть люди, которые ориентируются и все-таки становятся космонавтами...
Первая новелла у меня вышла в минском журнале «Парус». А тираж у него был – миллион экземпляров. Вскоре меня позвали в Волгоград на фестиваль молодых писателей, и там был довольно известный американский фантаст Фридерик Сташев. Мы с ним оказались в кафе за одним столом, и он из вежливости спросил, не писатель ли я тоже. Я ответил, что, мол, да, но пока у меня опубликована только одна вещь. Он также из вежливости спросил, какой у нее тираж. «Один миллион экземпляров», – ответил я. Он встал и предложил тост «за великого русского писателя». Это было очень смешно. Просто американцам такие тиражи и не снились, а в Советском Союзе, «самом читающем государстве в мире», – это была норма. Журналов-то молодежных было всего несколько, но выходили они миллионными тиражами.
Как начать писать
Меня иногда спрашивают, как нужно начинать писать? В определенный период, в молодости, нужно писать все и обо всем, нарабатывать опыт. Хорошо когда на эту практику потом лягут идеи, которые ты должен передать миру. А если этого не случится, тогда ты просто останешься графоманом. Но если предварительной практики не будет, даже если у тебя и появятся идеи, ты не сможешь их донести до читателя.
Пишут все по-разному, здесь не существует одного руководства на всех, все люди разные. Флобер утром садился, только пот с его лба капал, а ни строчки за целый день мог так и не написать. Но уж если напишет слово, оно – золотое. А кто-то пишет, не останавливаясь. Я знал одного человека, который писал на рулонной бумаге, потому что ему странички было лень переворачивать. Он писал такой бред… Но, кстати, его активно печатали. Но прошло совсем немного времени, и его уже никто не помнит.
В 90-е издатель мог заработать на книге только при большом тираже, так как очень дороги были печатные формы. Поэтому издатели искали интересные многообещающие рукописи. Притом большинству издателей неважно было, великая это книга или посредственная, ему важно было, чтоб она продалась. Если у нас читатель дурак, то и книга должна быть дурацкой.
В издательстве ЭКСМО, например, был один странный такой работник, может он еще и сейчас там работает, который не имел никакого литературного образования, но зарабатывал хорошие деньги. Ему давали читать рукописи. Если он говорил, «мне понравилось», это означало, что книга продастся и будет пользоваться спросом. Если же ему не нравилось, то считалось, что продаваться она не будет, как бы распрекрасно не отзывались о рукописи критики. Это было проверено и всегда работало.
Семья
У меня двое детей от первого брака и двое от второго. Во втором браке детям 10 и 14 лет. Должен сказать, что я «традиционалист» и считаю, что разводов вообще не должно быть в природе, но это я сейчас к такому мировоззрению пришел. Мы ведь живем в очень сложное время, когда все с ног на голову перевернуто, и молодому человеку трудно разобраться, что хорошо, что плохо.
Смотрел как-то интервью с главным раввином Иерусалима. У него двенадцать детей. Журналист у него спрашивает: «Почему у вас так много детей?» «Потому что я очень люблю свою жену», – отвечает он. «А как вы с нею познакомились?» – «Мама привела и сказала: Это будет твоя жена. И я сразу в нее влюбился, потому что я с самого рождения знал, что та женщина, которую приведет моя мама, это и будет моя главная любовь».
Если бы так изначально воспитывать детей, то не будет несчастных браков, поисков, драм и разводов. А когда мы сегодня воспитаны совершенно иначе, в либеральном духе, когда главное – свобода воли и свобода выбора, требовать, чтоб один раз и на всю жизнь, сложно.
Я считаю, что так и должно быть как у этого раввина, так и было у наших дедов и прадедов, но сегодня этого, к сожалению, нет, будем надеяться, что наши внуки к этому вернутся.
Мы с первой женой развелись, к сожалению. Я не о том сожалею, что развелись, а о том, что я тогда считал это приемлемым. Но дети остались со мной. Они выросли, поженились, и я тоже женился снова. И у меня снова родились дети. Так что младшие дети и старшие внуки у меня сейчас одного возраста. Интересно было, когда на одном дне рождения, моя внучка, сказала моей дочке на ухо: «Саша, а ты знаешь, что твой папа когда-то был женат на моей бабушке?!»
Записал Андрей СОТНИКОВ