Николай Шамсутдинов. Избранное в 5 томах. Тюмень: Вектор Бук, 2019.
Николай Шамсутдинов – исконный северянин, внешней суровостью и глубоко запрятанным лирическим темпераментом схожий с героями северных произведений легендарного Джека Лондона… Ямал, это Великое северное пространство, простирающееся на долгие тысячи верст, вплоть до океана, воспитал в нем эпическую размеренность его строфики как залог гармонического развития его северной лирической одиссеи…
Биографию едва ли не любого поэта, за редчайшим исключением, вполне уместно отождествлять (извините за тривиальность сравнения) с традиционной травинкой, пробивающейся сквозь непременную коросту людской косности и ограниченности, не уступающей по крепости панцирю вечной мерзлоты, покрывающей северную землю…
И, в данном случае, стихи Николая Шамсутдинова с их фиксацией душевных состояний, переживаемых человеком, с полным основанием уместно уподобить своеобразной лирической кардиограмме, отражающей бытийные и психологические перепады человеческого, нелегкого в критических ситуациях, бытия.
Характер любого человека, а уж тем более человека, занимающегося творческим трудом, непосредственнейшим образом проецируется на его судьбу.
И вот ей-то, судьбе, и было угодно свести, нет! смешать в своеобычном поэтическом тигле тюркский холерический темперамент Николая Шамсутдинова – с чуткой ко всему живому, субстанцией русского языка, который он в совершенстве постиг, так как служению этому лексическому феномену посвятил мастер пятьдесят лет интенсивной работы в отечественной словесности, до сих пор обогащая ее своими произведениями, неожиданными и зачастую парадоксальными, редкими образами, блистательными метафорами, отточенными эпитетами.
Этот удивительный симбиоз великого языка и сложной, щедрой на горькие потрясения и утраты судьбы дал, как это ни парадоксально, свои позитивные плоды, то бишь стихи и поэмы, вводящие читателя в атмосферу родного поэту уникального северного края. Да, самое начало творческого пути поэта отмечено поистине живодарящей мощью образов, раблезиански живописным изображением и северной природы, и недюжинных характеров северян.
Шамсутдинов творил свой предметный, абсолютно наглядный мир из реалий северного, трудно поддающегося постижению и воплощению в слове, бытия.
Загорел и скуласт, в белоснежных, тугих торбасах…
Плотно солнце прижалось к сатиновой красной рубахе.
Спит забытый кисет в волосатых, тяжелых руках,
шитый ворот коробят лиловые, алые птахи.
Разметался мороз на окне… Яркий жар очага.
Бесконечна, как эпос, великая зимняя тундра.
(«Табунщик Микуль»)
Читая стихи Николая Шамсутдинова, вспоминаешь слова Федина о том, что талант несет надежду.
Полифонию многочисленных жанров заложил писатель в основание своего творчества, и жанровое изобилие его поражает и завораживает... Едва ли найдется в современной поэзии поэт, обладающий таким широким жанровым диапазоном: стихи о сибирской глубинке, ее обитателях, чьи трудовые будни неповторимы, а военные потрясения выявляют в их характерах и судьбах неизменную стойкость и непоколебимую любовь к родине и родной природе.
С ними дружески соседствуют щедрые на эмоции и краски стихи для детей, а тонкий юмор и сатира во всех их градациях щедро рассыпаны по страницам тома.
Его стихи 70-80-х годов прошлого столетия – уникальный творческий дневник молодого рабочего человека, не отделяющего себя от реальности авральных суток, когда на 40-градусных морозах действительно крошилось железо, но души людские приобретали такую кремневую закалку, что возникала убежденность в том, будто именно в этих душах таятся бездны, познавание которых богато постижением корневых тайн бытия…
Одухотворяемое их волей и присутствием, это дисгармоничное, на первый взгляд, северное пространство обрело, наконец, своего зодчего...
И не расставайся до сих пор Шамсутдинов со своей, магистральной в ту пору, северной темой, это было бы вполне и объяснимо, и оправдано сложностью и обширностью интенсивно разрабатываемого им. Недаром же под его пером возникали такие яркие, колоритные, с любовью и мастерством выписанные натуры «Поджигательницы Зинки», «Гулёны», «Табунщика Микуля», «Стармеха Соколова», а также и геологов, авиаторов, строителей, авторской волей вовлеченных в силовое поле его творчества, в котором, герой не является «плоским, одномерным элементом авторской маски…», а становится выразителем авторского мировоззрения, его взгляда на мир.
Сибиряк, поэт открывался читателю и как сибиряк по месту приложения дарования, гражданского темперамента, опыта.
А что герой? Моих кровей – его тревоги, размышленья.
В нём черт моих – наперечет. Я вижу: суть его – иная,
хоть от судьбы моей – отсчет ведет судьба его, мужая,
мою же душу, в свой черед, в чужие страсти погружая…
(«Герой»)
Каждое стихотворение Николая Шамсутдинова тех пор – своеобычный портрет времени в контексте пристальных авторских пристрастий. И стихи его, источники размышлений для читателей, насыщены атмосферой со-причастности, со-творчества, духовного со-беседования с читателем.
Человек – «место встречи времени и пространства», передающего свою энергию людям, населяющим данный ареал. Мой герой, вспоенный целебным воздухом северных просторов, оказался погруженным в современный, урбанизированный мир. В отражаемой им действительности, приобретшей монструозные черты, все большую актуальность приобретает потребность освободить от балласта душу, заключающую в себе этот противоречивый, непредсказуемый мир.
Неистощимо тревожные мотивы, овладевающие душой российского поэта, составляют психологический стержень того состояния, что называемо им, по словам критика Станислава Золотцева, «социальной экологией души».
Поэт, в силу своего исконного, родового свободолюбия и прямодушия, руководствуется независимыми представлениями о добре и зле, примером чему служит создание им в восьмидесятые годы прошлого века поэмы «Покорители», ставящей под сомнение целесообразность «покорения нефтяной целины», при котором беспощадно уничтожается природа, и при этом – искони святое отношение к ней все того же человека.
Смысла нет, как и нет правоты – в поединке
с терпеливой природою! Словно зерно,
в милосердье к безбрежным массивам, к былинке –
милосердие к нам же заключено,
пробиваясь в урочные сроки ко свету,
где наглядна трава, достоверна роса…
При обращении Николая Шамсутдинова к проблемам бездумного, хищнического отношения, а верней, безудержного истребления природы, беззащитной перед лицом слепого индустриального техноса, стиль его становится откровенно жестким, соответственно правде, исходящей из самых глубин его неравнодушного и отзывчивого на бытийные перипетии сердца.
В этом уникальном по своему гражданскому накалу и поистине отеческой тревоге за судьбу нашей планеты художественно-литературном произведении – заключена квинтэссенция нашего тревожного бытия.
Замечательно, что лирические циклы поэта сохранили для нас неповторимые сибирские ландшафты, необозримые пространства тайги и тундры. На фоне их так выразительны и проникновенны лица его земляков-сибиряков, посвятивших судьбы свои – жизни и работе на этой трудной для постижения и освоения земле, но такой отзывчивой на заботу о ней…
В центре исследования Шамсутдинова явственно зримы, прежде всего, не потуги на порицание и обличение происходящего с нами, а стремление понять, каким образом деятельность человека проецируется на судьбу родной земли, и, следовательно, и на судьбы людей.
Гражданская позиция лирического героя заключается в активизации его медитативного зачастую противостояния агрессивной реальности сегодняшнего дня, и этот процесс раскрывает его образ. Поэма Шамсутдинова могуча не только по объему, но, прежде всего, по мистическому звучанию многочисленных северных, поистине магических символов.
Наделенный чистым в основе своей Божьим Даром, он поставил его на службу Правде и Красоте, выражая органические для человека духовные устремления.
Годы интенсивного духовного и эстетического возмужания отдал он возделыванию в читательских душах любви к родной сибирской земле.
Но не просто взывает автор к совести и народной духовности, не только выводит он на Божий Свет их, но с болью и гневом бичует бытующие до сей поры в современном народном характере и досель не редкие в нем бездуховность, раболепство и сопутствующие им безразличие, и не только к своим соплеменникам, но и к братьям нашим меньшим, беззащитным и безответным перед человеческим злом и чувством вседозволенности. От имени обижаемых взывает поэт к читателю с призывом к добру:
Отчего же тоскливо
песнопевцу железных, промышленных зорь?
Да разве возможен
взгляд иной на творимое здесь? Мало – знать!
Мало – сетовать на умолчанье! Я должен
обо всем, что мятется во мне, – рассказать!
Не сулит мое дело покоя мне…
Интонационно богатый язык произведений Николая Шамсутдинова отличают яркая образность, заложенная в нем, выпуклость, энергичность интонаций, что делает речь поэта, в силу набатной природы своей, зовущей к прозрению и непременному действию.
К его подвижнической работе с полным основанием приложимы слова выдающегося художника Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина: «Искусство – это не забава и не развлечение, это способ ясновидения, способ высшей беседы с природой...».
Квинтэссенция философско-мировоззренческих взглядов поэта на процессы, происходящие в мире, характеризуется феноменом духовного открытия для современников, к активизации усилий по спасению и возрождению природы к жизни.
Свежая по звучанию и изобразительной роскоши, его поэзия принципиальным образом расширяет наше сознание до, говоря образным языком, параметров Вселенной, в которой нам предстоит не только жить, но и уберегать нашу общую жизнь от катастрофических катаклизмов.
Традиционные достоверность и, правда в изображении бытия, в котором нам и жить, и творить его, так же, как и совестливость классиков отечественной словесности Ивана Бунина, Виктора Астафьева, Валентина Распутина и др., получили в его творчестве достойное продолжение как развитие их общечеловеческих гуманистических принципов.
Самодостаточность литературы зиждется на авторской речи, на языке, произведения. А эта речь не просто самобытна, что отмечалось критиками, но напоена таежными, первозданными – свежестью и чистотой, и в силу этого живительна и духоподъемна.
Голос Шамсутдинова – это не приплюснутый пугливой щепоткой шепоток за спиной, не угрюмое диссидентское горение втуне, а свободный, равно открытый и хуле, и хвале голос совестливого человека, мудрого мыслителя, выдающегося художника. Гражданина.
И не могу поэтому удержаться от желания привести отклик старшего собрата по перу Виктора Астафьева. Вот что пишет выдающийся художник слова по поводу произведения Шамсутдинова: «…поэма «Покорители», написанная уверенной рукой, восходит от экологических к общечеловеческим проблемам… Все и вся связано между собой… Кто мы? Что мы? Единое целое с беззащитной земной жизнью? Ее палачи и погубители,… или все-таки разумные существа, способные не только «покорять», брать, истреблять?.. Поэма – боль, поэма – крик, поэма – смятение нашего разума, воззвание к нему, ибо только разум способен спасти нас и летящую в безбрежном пространстве планету, по нашей вине и разнузданности всё более впадающую в инвалидное состояние».
Характерно, что поэма «Покорители» была отмечена и пристальным вниманием литераторов, и общественным признанием…
Впрочем, по порядку: несколько лет назад автор обнаружил в интернете сообщение следующего характера: «…ученица 11 класса МОУ ПСОШ №1(Ямал) Кристина Гноевая стала лауреатом VI Всероссийского молодежного конкурса «Меня оценят в XXI веке». Конкурс проводится при поддержке Госдумы РФ, Управления делами Президента Российской Федерации, Роскосмоса, Российской академии образования, Росвоенцентра при Правительстве РФ. Наградой за победу стало приглашение ученицы… на защиту научно-исследовательской работы «Проблемы экологии в поэме Н.М.Шамсутдинова «Покорители» и повествовании в рассказах «Царь-рыба» В.П.Астафьева». Для Кристины поездка в детский дом отдыха Управления делами президента РФ в Нецепино стала победной. Среди 50 человек, в числе которых были даже студенты 3-4 курсов филфаков, в номинации «Литературоведение» Кристина стала обладателем диплома первой степени…» (Газета «Северный луч», г. Тарко-Сале, ЯНАО).
А теперь – самое время, наконец, обратиться и к пятитомнику «Избранное», в котором Николай Шамсутдинов предстает в нескольких бытийных ипостасях: человека, патриота своего отечества, члена Творческого совета Ассоциации писателей и издателей России, который адресуется к читателю с поэзией, прозой, публицистикой, сатирой и юмором, детскими стихами, переводами.
Не обошел поэт отстраненным молчанием проблему наркомании, которая достигла такой остроты и накала, что приобрела черты натуральной пандемии, способной, по теории Мальтуса, обезлюдить планету, довести ее до инвалидного состояния.
Верный своей традиции говорить правду, одну лишь правду и только правду, публицист Шамсутдинов создал произведение такой внутренней силы и убежденности в необходимости борьбы с этой «чумой ХХI века», что, по отзывам читателей, она исторгала из них не только слезы, но и проклятия в адрес «менеджеров» это убийственного процесса.
Автор предложил свое произведение под названием «Параллельный мир» одному из журналов. Когда же справился он о судьбе поэмы, которая так и не появилась в печати, ему было отвечено, что, мол, очень остро она, эта поэма, написана.
Странная, если не сказать большего, складывается ситуация с проблемой ее публикации, и возникает закономерный, требующий незамедлительного ответа вопрос: а в каком же социально-эмоциональном ключе подавать эту страшную проблему? Сглаживать острые углы, нивелируя эту, уже пустившую по всему миру, страшные метастазы?
Замечательно, что в основу подвижнической деятельности закладывает он принцип общественно-полезной значимости своих произведений. Недаром завершает он свою поэму «Покорители» горячим гимном людскому единению в защите всего чистого, дорогого нам, вечного:
Мы единством спасемся! В раздумьях светает:
в них шумит – закипающий, солнечный! – лес…
Так пускай изначальная связь не остынет!
Да пребудут в веках, словно Храм на Крови,
в категории национальной святыни
– Лес на Памяти, Лес на Любви,
Лес на Совести…
...жив я, что верой в грядущие древа,
как в исход кропотливой работы души!
Пятитомник «Избранное» состоит из нескольких самостоятельных разделов… Но магистральной темой в нем является любовь между людьми, любовь глобального масштаба.
А душа писателя ищет свободу волеизъявления как форму своего существования и находит ее в «акустике ассоциаций», аллюзий, в фабульных хитросплетениях и метафорических откровениях.
Альтернативная к повседневному убожеству, поэзия Николая Шамсутдинова, поэзия оголённых нервов, не есть отрицание мира, она не переключает энергию аффективных явлений на творческие цели, не является продуктом сублимации, а стремится к максимальному самовыражению автора, далеко не безразличного к переживаемым согражданами перипетиям. Он не теряет надежды на благой пример мировой, как и отечественной, литературы, ведь «воображенье – самый лучший из гидов» по Дантовым кругам современной реальности, да потому хотя бы, что «мысли следуют, не изменяя себе, за сердцем…»
При исчерпывающей достоверности образа, констатация самого факта человеческого увядания окрашена интонациями умудренной сдержанности, примирённости с подступающей старостью.
«Эстетика – этика будущего…» – прорицал на заре ХХ века Максим Горький. На заре века ХХI Николай Шамсутдинов, словно следуя завету классика, служит эстетике, выполняющей для него роль Вергилия в этом непростом мире, становящемся благодаря усилиям мастера «миром собственной выделки».
Неистребима жажда объять гармоний этот расхристанный мир.
Духовное смятение автора поэтому и вызывает к жизни «стальную стилистику» его филиппик, придающих стихам захватывающее звучание.
«Хищный глазомер», особое умение ставить слово к слову проявляются у Шамсутдинова… прежде всего в эпитетах, в определениях, обретающих многозначность, дополнительный смысл в их слиянности с определяемыми словами…» – так писал о нем критик Станислав Золотцев.
Сегодняшний Шамсутдинов не изменил остроте своего взгляда, не отвлекаясь на выбор – «высокого» или «низкого» ранга предмет, избранный им не только для изображения, но и для одушевления бытия этого предмета. А бытию глобального толка подобное одушевление вещей необходимо как условие выживаемости в психофизической чересполосице неизменно критических состояний действительности.
Метафизическая амбициозность современных нуворишей привела к катастрофической инфляции таких сакральных понятий, как «добро», «милосердие», «справедливость», «бескорыстие». И мой друг, выброшенный более двух десятков лет назад происками судьи из квартиры на улицу, а в руках бездарного эскулапа лишившийся дара речи, выстрадал несомненное право на болевое: «Достоинство – мое последнее достояние…».
Более того, он, можно сказать, утилизировал свое негодование, создав не один обличительный цикл для пятого тома «Избранного».
А творимый моим героем мир не интерпретируется дефинициями (определениями) пристрастий, ибо в нем, этом не демонизируемом мире, «опустошенном пустынею в женской душе», царит «акустика ассоциаций», вызывающих к жизни «застиранную в сравнениях осень», в которой «две стихии борются, врозь и в дрязгах, за память» героя.
Шамсутдинов обладает богатой творческой родословной, исполненной мощи и полифоничности соседствующих в пантеоне мировой поэзии творцов.
И если, «в виду Террачина», рвется к морю студеный «эрудированный родник,/ еще помня Овидия, Тацита, Ювенала…», откроем ему дорогу туда, где его ждут не «пожиратели зрелищ и кол,… чьим редким отсутствием облагорожена морская гладь», а – хотя бы – те, «чьи фантазии жарко вынашивает Сапфо,/ под парусящими снами, хрониками Хроноса…»
Его поэзия отнюдь не потеряла в пронзительности прямого высказывания, но приобрела в ходе эволюции такие черты – как подчеркнутая утонченность лирических характеристик, как многослойная, насыщенная явными и зашифрованными цитатами философов и писателей художественная ткань его произведений, отсылающая читателя к неисчерпаемому кладезю культурных и исторических реалий.
Но поэт, фигура из плоти и крови, не укрывается за новомодными увлечениями, как и за текстом, а отождествляет себя с персонажами своих произведений, в которых он предельно автобиографичен.
Не голословно утверждение о том, что читатель дождался от Николая Шамсутдинова выхода на новые форматы общения, которые расширили их диалог и до проблемы авангарда в целом, которому предстоит взорвать представление о перспективах слова, самой образной системы. Эволюционный дух, жажда эксперимента над валентностью их характеризуют его приоритетное отношение к тем областям, которые были в недавнем прошлом «областями умолчания».
Образно говоря, истинная литература дает миру инъекцию от бездуховности и безразличия к судьбе цивилизации, так как в ней заложены те ресурсы духовного пространства, которые не назовешь «анклавными», так как объединены они идеей творческого притяжения, и в работе Николая Шамсутдинова действительно обозначена стратегическая цель его поэзии. И на этом императиве строится его рабочая перспектива.
Он далек от публичных деклараций о стремлении жить с народом – его горестями и надеждами, так как живет он этими горестями и надеждами – вместе с народом. И поскольку литература – мощная гуманитарная опора самосознания народа, его мироощущения, то эти её качества, в свою очередь, и должны, по его мнению, экстраполироваться на моральную составляющую пишущих прозу и стихи.
Внимание либо пренебрежение социальными проблемами, устранение от изучения и разрешения социально-этических проблем бытия определяет приоритеты каждого из нас. И в силу этого крайне необходимо поднять градус писательского внимания к таким насущным для нас проблемам, как, в частности, культура прошлого и настоящего – культовые для него темы, как и, кстати сказать, «женские» стихи Николая Шамсутдинова, прямо-таки излучающие восхищение автора женщиной, что и рождает в наших душах атмосферу обаяния ими, ради которой и существует поэзия. Стихи из его неповторимой главы «Патрицианка» так и просятся в хрестоматию, ибо в них не только присутствует, но и активно утверждается искреннее преклонение перед женщиной.
Недаром Станислав Золотцев, прочитав его любовный цикл, пишет: «Я всегда знал, что ты безумно талантлив… Это действительно современный Гимн Любви во всех его проявлениях. Песнь Песней нынешнего русского поэта…» Критик Владимир Рогачев словно бы вторит коллеге, определяя в стихах сибиряка «трепетное, нежное преклонение перед женщиной, гармонизованное в свободно льющихся образах», и делает акцент на взаимосвязи Шамсутдинова с мировой и европейской культурой, обещая читателям «пиршество для гурманов», ведь отметил же Станислав Золотцев в стихах Н.Шамсутдинова «…эллинистическое движение строки, с «переливаниями» групп дактиля, амфибрахия и анапеста, звуковую аллюзию античного движения стоп… Образы и реалии древнегреческого и древнеримского мифов, евангельско-библейский словарь, лексика западных поэзолегенд – все это как-то удивительно и органично смыкается у него с тюркской почвой мелоса…» И я уверена, что поэзия его, альтернативная повседневному убожеству, – исключительное явление в современной литературе, и в силу этого обстоятельства поэт близок к пантеону творцов мировой поэзии…
И недаром же редактор культурологического журнала «Dominante» (Германия) Симон Гурарий, награждая Николая Шамсутдинова Международной премией «Dominante-Prais 2019» «За выдающиеся открытия и развитие новых эстетических принципов в литературе», подчеркнул его неповторимую, энергичную, выпуклую, хорошо узнаваемую интонацию, назвав автора трудным для массы, привыкшей заглатывать «литературные наслаждения» без затраты сил.
В творчестве сибиряка в счастливом симбиозе не просто соседствуют, но и взаимодействуют – тяга автора к обдумыванию главенствующих вопросов человеческого бытия с очевидной тенденцией к изобразительной усложненности в словесности наших дней: в ней так ощутимо легкое изящество в изображении женских характеров, судеб, при интригующей стилевой раскрепощенности. Любовь высшего порядка одухотворяет его поэзию, ведь она, долготерпеливая, – милосердна, не завистлива и не горделива…
И автору не тесно в рамках романтической стихии, которая щедро питает его художественное воодушевление, откладываясь щедрыми образами на его страницах: особый элегический склад его души диктует пристальность в изучении и воспроизведении лирического рельефа человеческих душ.
Приглашая в свое мироздание влюбленных и любимых, поэт воплощает в жизнь высокие принципы добросердечия, ибо живет поистине исповедальной любовью к жизни. Ключ к пониманию женской прелести – в его руках: лирический герой его не живет чужим, заемным опытом, а стремится обогатить свой – новыми впечатлениями. Осмысление своего места в мире становится ключом к дальнейшему осмыслению мира в нем, авторе философских стихов. Поиски подлинного себя в самом себе – вот лейтмотив его бытия, его творчества.
Диалог с миром? Да! ведь он ищет в себе самого себя подлинного – более восприимчивого, более сложного, более утончённого в рефлексиях и мотивах своих произведений. Не замыкается в себе, не отдаляется от мира, а налаживает с ним внутренний диалог – тщательно и продуктивно организовывает на этой поистине сюрреалистической территории свое лирическое пространство.
Николай Шамсутдинов – из тех выдающихся поэтов, кто не заботится о том, как бы угодить читателям. Он из тех редких, «сложных» для сегодняшнего времени авторов, поскольку пишет о том, что глубоко его волнует, и, скорей всего, именно этой своей творческой чертой он обязан востребованности у взыскательной части читательской аудитории. Стремительным взрослением поэт с «лица необщим (по Евгению Боратынскому) выраженьем», обязан тому обстоятельству, что, обладая зорким зрением души, пристально всматривается он в окружающую его действительность.
Как следствие этого, резкая индивидуальная черта завязывается в стихах его «женского цикла», выросшего не в одну книгу любовной лирики поэта, в которых он предстает перед вдумчивым читателем философом по складу души своей и художественным пристрастиям.
Сообразно приближению лет преклонных, у человека обостряется чувство бренности, и – не сугубо своей, а бренности вообще. При ощущении собственной мимолетности читатель тоже взыскует защиты от нее.
И стихи Николая Шамсутдинова последних лет, воспитывающие в читателе отвращение к мелкотравчатому эгоизму, стремятся наделить его силами для сопротивления житейским тяготам, присущим им душевным невзгодам, – стремятся крепить иммунную систему духа человеческого.
Его художественный мир открыт для исповедующих принцип приоритета общечеловеческих нравственных ценностей, для воспитанных в традициях людей, которых принято называть «людьми порядочными», не поступающимися ни совестью своей, ни принципами, каким образом не складывались бы в жизни их обстоятельства...
Душевный опыт – основа творчества, без добротного знания деталей фактура повествования проседает… На первый взгляд, многие его стихи об оскудении человеческих отношений и, в частности, отношений между мужчиной и женщиной, ибо доминирующий в нашей жизни технос неимоверно увеличил возможности человека, мыслительная мощь которого неизмеримо возросла. Но этот позитивный процесс сопровождается, к большому сожалению, отмиранием в душе какой-то очень важной нравственной составляющей, что чревато повышенной тревожностью, своеобразной сейсмической активностью души.
Социально ориентированное бытие обрушивает на человека груз новых, акцентированных современностью проблем и связанных с ними далеко не положительных рефлексий. В свое время это было обозначаемо Достоевским как «реализм в высшем смысле», так как опознаваемая и осмысливаемая автором реальность уже далеко выходит за рамки обыденности, с которой у каждого из нас идёт постоянная тяжба.
Так поэт предъявляет миру свои неоспоримые доводы, характеризуемые им как определенно религиозное чувство, диктующее новые художественные мотивы и коллизии. И все же правом приоритета обладает для него потребность высказаться, и автор не лишает ее заслуженного права голоса, иначе – ситуация перманентного невроза...
Литература сызвеку счастливым образом подчинена организующей, упорядочивающей бытийный хаос авторской воле и таким образом дисциплинирует читательское восприятие действительности, определенным образом гармонизирует ее. И это обстоятельство придает ей символическое совершенство, и поэтому Николая Шамсутдинова не отнесешь к числу версификаторов, хотя бы в достаточной мере умелых и продуктивных. Его творчество – творчество высокого полета и, по существу, недостижимого, поскольку определенно глубоко и не вторично. К его работе, в качестве наглядного примера, вполне приложимо крылатое определение Бориса Пастернака – «поверх барьеров»...
Стихи Шамсутдинова идут от сердца, в них он дает четкие философские определения устройства микро – и макромиров, определяя их бытийную сущность не как сторонний наблюдатель, а непременный сопереживатель тому, что свершается вокруг него.
Он не дистанцируется от своего читателя, и в то время когда, в частности, поэзия агрессивно оттесняется на задворки читательского внимания, поэт не сдает своих позиций правдоискателя, гражданина и все активнее обогащает многочисленных читателей неутолимой жаждой поисков предельной искренности, истины обетованной, что это вызывает не просто уважение к нему со стороны и коллег по писательскому цеху, и читательской аудитории, но заслуженное признание и за пределами страны.
Подвижнический труд его, к слову, отмечен многочисленными Международными и Всероссийскими премиями, среди которых – крупнейшая Общенациональная литературная премия им. М.Горького. Шамсутдиновым издано более пятидесяти книг. Помимо всего, он искренен в своей убежденности, что и слова наши, и поступки – сущее ничто по сравнению с Вечностью, с которой каждый из нас непременно встретится и причастится тайн Ея.
Делавший первые свои шаги в советской литературе в далекие 70-годы прошлого века, сегодня он с полным основанием относим к когорте российских писателей-классиков, поскольку исторические метаморфозы, пережитые страной в не столь давние времена, не канули для него в Лету, а блестящим пером его запечатлены и сохранены для будущего.
Сын материка «белого забвения», он по слову, по образу, по стихотворению взращивает свой, многоголосый и полноцветный, материк, ждущий своего Колумба. Шамсутдинов не только открывает нам самих себя, нас – в мире и мир – в нас, но и приглашает, по словам Марины Цветаевой, к соучастию к творчеству.
Недаром, при уже упоминавшемся «человек – место, где встречаются пространство и время», встреча эта, а скорее, столкновение двух стихий, вызывает тектонический сдвиг в читательском восприятии его поэзии.
Не спешите закрывать это уникальное «Избранное»! Задержитесь на любой из его страниц и вы увидите, как чудесно
реальность приправлена памятью: мерная зыбь,
золота и крупна, перемигивается на солнечном море…
Полощущий грот забирает на вздохе свежак…
Это – Сибирь. Край, явленный миру во всех его четырех измерениях усилиями своего сына и певца. А в заключение адресуюсь непосредственно к автору замечательного «Избранного», к Николаю Шамсутдинову:
Дорогой друг! Благодарю тебя за радость знакомства с новыми твоими стихами, часть из которых довелось мне прочитать в периодике. Но, собранные в это Пятикнижие, они, перечитанные вновь, вызывают такой мощный накат духоподъёмности, что появляется нестерпимое желание создать свое, такое же – глубоко содержательное и изощрённое по форме. Ты – не «пасынок неусыпной отечественной словесности», как писал в одной из книг… Тебя читают, любят и чтут.
Ирина БАРАНОВА-МАТВЕЕВА