Анатолий АРЕСТОВ
Родился в 1985 года в г. Рубцовске Алтайского края. Учился на агрономическом факультете Пензенской ГСХА.
Публиковался в журналах «Юность», «Приокские зори», «Традиции & Авангард», «Сура», «Сибирский Парнас», «Дарьял», «Сибирь», «Северо-Муйские огни», «Белая скала» и др.
Автор двух книг: «В потоке поэзии. Книга 1», «В потоке поэзии. Книга 2».
Вороны
Снег слежался на полях
царственно-великих,
в близстоящих тополях
голых и безликих
притаился зимний день
скрюченный и хмурый –
обнимал трухлявый пень
он своей фигурой.
Загалдело воронье
беспокойно, гадко,
все твердило про вранье,
что грядут осадки.
Закружился снег в полях,
побелели кроны –
замолчали в тополях
шумные вороны.
Подарок небу
Бездонная синяя пропасть на облачном небе раскрылась
по воле высоких ветров. Ослепительный свет уносил
промокшую тьму, проявляя тем самым всевышнюю милость,
степному наследию. Травы повержены. Не было сил
снова поднять безымянные стебли навстречу рассвету,
вверх вознести к совершенному царству цветочный букет –
скромный подарок Земли, порожденной тогда, по завету,
в чистом пространстве среди многочисленных гиблых планет.
Последний плач
В холодной степи сияла луна
над серыми трупами трав,
засохшее дерево у валуна
смирило свой жизненный нрав.
На сморщенном небе горела звезда,
что вынесла яркость луны,
звезда не смотрела в степные места,
но травы в нее влюблены!
Они погибали с безумной тоской
по дальней и нежной красе
и осенью мрачной ушли на покой,
проплакав в последней росе…
Страда
В пшеничном поле властвует комбайн,
мехток звенит и лязгает металлом,
но громкий голос: «Ну ты что? Врубай!» –
доносится несдержанным скандалом.
Царит страда! Горит нещадно время.
Пускает пыль оранжевый «KAMAZ»,
и из-под тента сдует ветром семя
и снова в землю падает. Сейчас
нет никому охоты к разговорам,
к пустой словесности, к горячности идей.
Лишь старый кузов проскрипит затвором:
«Крепись, крестьянин родный, не робей!»
Уходящие в вечность
Сухая земля поглотила остатки осенней воды,
которая мелким дождем орошала три дня и три ночи.
Прошли облака кучевые, заснули в печали сады,
промокшая яблоня скинула в травы последний листочек.
Дурманящий запах предснежного воздуха русского поля
впитался в белесый, разбавленный небом, спокойный туман.
Старинная боль возрождалась: крестьянская доля – неволя,
былинная данность шептала в овраге: покой, но обман.
Набухшая грязь на дороге следы каторжан растворила,
когда-то за что-то идущих в последние в жизни края.
Стала пустая дорога в степи для лишенных могилой,
утренним звоном крепких цепей прогреметь еще раз норовя.
Сухая земля поглотила остатки осенней воды,
которая мелким дождем орошала три дня и три ночи.
Прошли облака кучевые, заснули в печали сады,
промокшая яблоня скинула в травы последний листочек…
Косовица
На поля легли туманы,
травы нежатся в росе.
Не написаны романы
о заточенной косе,
не написаны романы
о крестьянине в поту,
что в прохладные туманы
закрывает наготу
вековых страданий полем,
разноцветной тишиной,
распрощается он с горем
под небесной глубиной.
Разошлись туманы вскоре,
солнце встало высоко
и на скошенном просторе
кроме ветра никого…
Пастух
Помчались кони по раздолью
в луга с нескошенной травой,
развернут плат, где хлебом с солью
пастух насытится. Порой,
вздремнув часок под пенье ветра,
теряет вверенный табун,
потом бредет он километры
к реке, где заводь и валун
лежит отточенный водою –
сбивают жажду рысаки.
Блестит на гривах пот росою,
как в поле утром васильки.
Пастух вздохнет, крестясь от счастья,
закурит дымный табачок
и на валун. «А ну сейчас я!
Погреет кости старичок!»
Прилег. Мгновенье. Сном объятый
табак рассыпал. Вот так сон!
И ветер носит запах мяты,
и храп играет в унисон…
Отдушина
В чистом поле мысли бросил,
на закате пал в траву.
Много жизненных ремесел
познавал я наяву.
Напитался дымом мира –
раскусил его секрет!
Помоги, степная лира,
дай честнейший мне ответ –
что не так я в жизни делал?
Кто я? Где я? И зачем?
Ковылем лишь тихо пела
степь над тяжестью проблем.
Прогресс
В холодном декабре бесснежному раздолью
степей полупрозрачных под небом голубым,
присыпанному снегом, немного, словно солью
на утро предстояло облечься в черный дым.
В селе горели избы, и бани, и сараи,
и терпкою полынью по воздуху несло,
заброшенное всеми огнём теперь стирали
под новую дорогу в соседнее село…
Расставание
Грачи на ночлег прилетели
из дальних пшеничных полей,
уселись на ветки-качели –
«общажная» жизнь веселей!
Ночной диалог продолжая,
забыли о дне трудовом,
заплакала осень сырая
над черным грачиным пером.
Прощаться придется им скоро
с любимой своей бороздой,
не будет конечно же ссоры,
расстанутся. Им не впервой!
Сколько можно
Мрачно и холодно ночью в осеннем, невспаханном поле.
Желтая рожь ощетинилась, грозно смотря в небеса.
Крепких колосьев под жаткой лишилось раздольное поле,
вечно голодный, дрянной человек не творит чудеса!
Он забирает поспевшие зерна в сухую погоду,
тяжестью черных колес уплотняет природную плоть.
Трудно дышать. Отдыхаю под снегом всего лишь полгода,
ранней весной начинает с усердием снова колоть.
То культиватором новым пройдёт, а вослед бороной,
рану открытую щедро зальет запашистым раствором –
химией горькой. Ох, человек ненасытный, Боже ты мой!
Разве не можешь рядом со мной насладиться простором?
Степь моя
Степь моя, укройся ветром,
отдохни в предзимний час.
Ты устала жарким летом,
ты устала и сейчас,
напивайся влагой вволю,
сбрось цветение цветов.
Знаю, это твоя доля,
я согласен, я готов
подождать тебя до мая,
встретить слезно талый снег
и увидеть – ты святая!
Жаль, что я лишь – человек…
Заморозки
Во вспаханном поле пробился росток невесомый,
В сравнении с глыбами черными жирной земли.
Зачем ты стремишься так быстро плодить хромосомы,
Ведь будет еще холоднее, чем просто нули?
Морозы ударят под утро каленым кинжалом
В твое неокрепшее тело, безумный росток!
И ты не раскроешь листы под полуденным жаром –
Погибнешь во вспаханном поле, упав на восток.
Предзнаменование
Над пашней марево. Земля
дышать не перестала,
ведь не зависит от рубля
святой земли начало!
И будет вечность всё дышать
степное совершенство
и своеволие прощать –
сплошное диссидентство
тебе о, гордый человек,
подросток своенравный!
Жаль не насытишься вовек
победами. Неравный
со мной ведешь ты бой, творец!
Считай себя верховным
пред божеством своим! Глупец!
И будешь только овном
живущим смерти ради.
Над пашней красная заря
в притворно синей глади
не зря, не зря, не зря, не зря…