Михаил Манченко. Посетитель. Мемуары в трех частях. – М.: Издательство ЧС, 2019, – 268 с.
О том, что запретный плод сладок, известно еще с библейских времен. «…От всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него…» Но жажда познания именно от этого дерева с веками не уменьшается, а только растет. Хочется разобраться самому, узнать, попробовать, понять, в том числе, прочитать. И, когда в запретный список попадают книги, это только добавляет интереса к ним. Впрочем, сам факт запрета литературы в наше время, когда в интернете есть все, в том числе и запретное, достаточно странен и сомнителен. И, вероятно, потому (но не только) книга Михаила Манченко «Посетитель», ставшая «запретным плодом» в одной из стран, весьма популярна среди читателей. Не только потому, что запрещена, но и от того, что написана интересно и увлекательно. А главное – честно и искренне. Это ощущается от первой до последней страницы, вызывая доверие и сопереживание. Притом, что автор – не профессиональный писатель. Михаил Манченко – успешный предприниматель из Норильска, который летом 2014-го года и зимой 2015-го трижды краткосрочно побывал в Донбассе, где своими глазами увидел, что там происходило, и на своем опыте прочувствовал весь ужас военных действий того времени. Таких приезжих, неравнодушных и сострадавших мучениям людей, вдруг оказавшихся участниками (и жертвами) нежданной и, казалось, немыслимой войны, называли тогда «посетителями». Манченко написал о своих поездках мемуарную книгу, которую так и назвал: «Посетитель».
Взгляд его на события – не только предельно честный, проницательный, пытливый, но и аналитический. Он постоянно пытается понять, разобраться, почему все так произошло, как могло получиться, что ненависть стала главным определяющим чувством в мирной, доселе неконфликтной стране? Ненависть к кому? К своим же землякам, соседям, бывшим совсем недавно друзьями. Ненависть из-за чего? В здравом уме понять невозможно.
Автор ищет ответы на свои вопросы, задавая их жителям Луганска и его окрестностей, добровольцам-ополченцам из Украины и России, чиновникам, шахтерам, водителям… Всем, с кем столкнула его прихотливо нелегкая судьба «посетителя». Кстати, он мог бы, вероятно, в своей книге изобразить себя наподобие некоего былинного героя, бесстрашного и решительного, умелого и многоопытного… Но не делает этого. Он описывает все, как было, со своими сомнениями и переживаниями, страхами (а без них разве возможно?) и опасениями, совершенно понятным желанием остаться живым, соседствующим с благородным чувством долга и ответственности. А также порядочности и сострадания. Перед глазами читателя – череда событий и героев. Относительно мирный поначалу Луганск с митингами, с людьми в камуфляжной форме и без нее, с возникшими на ровном месте блок-постами, с ощущением тревоги в воздухе…Но – мирный. И потом – расстреливаемый тяжелой артиллерией, танками и ракетными системами залпового огня, с гибнувшими жителями, с полувоенными, плохо вооруженными отрядами, в которых на первых порах собрались разные люди, от благородных, идейных романтиков, до циничных и беспощадных грабителей. Автору чаще всего встречались либо первые, либо просто мирные люди, возмущенные несправедливостью. А еще он наблюдал за городом, за тем, как уничтожали его исторический центр, пробив снарядом громадную дыру в стене музея истории и культуры, разрушив фасад великолепного здания областной библиотеки… Нет этому объяснения. А оправдание? Есть ли оно?
«…Почему поднялся Юго-Восток? Почему Украина не захотела с ним говорить? Почему сразу авиация и танки? Ищу ответы... Мне интересно, что помешало насельникам юго-западного Придонья стать украинцами? На этот вопрос местные отвечают разными словами, но, по сути, звучит одно: чтобы сделаться украинцем, необходимо принять две принципиальные вещи: согласиться на то, что Гитлер меньшее зло, чем москали и совдеп, и признать свою второсортность…
Мнение о том, что на экономике страны гирей висит дотационный Донбасс, постоянно звучало в публичном пространстве. Население его клеймилось косной, иждивенческой массой…
Смена экономической формации, отказ от капитализма — второй по значимости побудительный мотив. Будущее социально-экономическое устройство обсуждается постоянно и повсеместно. Диапазон предложений от военного коммунизма до «скандинавских», социал-демократических моделей…»
Но все эти предложения и рассуждения обрели относительную актуальность лишь после событий весны, а, если точнее, осени и зимы. И события эти происходили отнюдь не в Луганске, заводы, шахты и учреждения которого всю зиму просто работали, с изумлением наблюдая за тем, что происходило в столице и западнее ее. Но общественная жизнь в разных регионах – это те же сообщающиеся сосуды. Все взаимосвязано. Можно еще сказать о зеркальных отражениях. Ибо люди везде одинаковы, и если что-то происходит где-то там, то, можно не сомневаться, оно отразится и тут. И отражение это не замедлило появиться. Виды были безрадостные. Тем не менее, начиналось все скромными даже не требованиями, а предложениями, просьбами. Почему их не услышали, не обсудили? Не реализовали, в конце концов?
«…Чего требовали в феврале–марте 14-го года? Всего-то неясной федерализации и официального статуса русского языка в своих регионах. Почему власть бездействовала, спокойно наблюдая, как протест набухает и организуется? Потому, что хотела не разгона полицейскими дубинками нескольких тысяч протестующих – хотела генеральной зачистки. После того, как восставшие выдвинули первые политические требования, власть, минуя стадию переговоров, сразу перешла к подавлению военной силой – сразу войска и сразу кровь... Совершенно избыточная жестокость, какую демонстрировали с первых дней АТО, убивая не только вовлеченных в сопротивление, но и пассивно сочувствующих, тоже стала элементом стратегии – обозначалась невозможность малейшего компромисса: «Сдайтесь или умрите». Люди были поражены этим безумием… Кровь должна была стать ингредиентом, намертво скрепляющим страну в единое национальное целое… Судя по всему, война будет долгой…»
Почему так долго длится плохое? Почему так много пустых слов и так мало реальных дел? Все всё видят и понимают, но ничего не меняется. Кто-то оправдывает тех, кто-то – этих. А время судит всех. И вердикт его беспощадный. Ибо плохо всем. Интересно наблюдать трансформацию настроения, взглядов, нравов по мере развития ситуации. Летом 2014-го во взглядах большинства протестующих преобладали романтические ожидания в классическом контексте свободы, равенства и братства… Зимой 2015-го года многое выглядело уже не так, как мечталось. Тяготы будней военного времени отражались на настроении людей, действительность оказалась прозаичнее и драматичнее, чем ожидалась. А еще заметным оказалось зарождение нового неравенства. Люди везде одинаковы. И самые активные, амбициозные и целеустремленные не всегда оказываются самыми моральными. Так было во все времена, и нынешние – не исключение. Это не новость, не открытие. Но это не радует.
Возможно, кого-то смутит достаточно частое использование автором обсценной лексики. Ну, так «на войне, как на войне». Это просто достоверное отражение речи персонажей повествования. Да, и, откровенно говоря, эта лексика уже давно стала неотъемлемой частью произведений искусства, живописующих гламурный быт так называемых сливок общества. Потому из уст шахтеров, комбайнеров и водителей такая речь звучит намного более естественно и обыденно. Правда жизни.
Правду ищет главный герой книги, он же ее автор. Правду, которая лежит в основе разразившейся трагедии. И потому вполне ожидаем его вопрос самому опытному, немолодому ополченцу, чья честность у автора сомнения не вызывает.
«Я задал вопрос, который давно не давал мне покоя:
– Вова, вот ты воюешь с самого начала, ты российские части здесь видел? Не спецов, связь там или разведку, а именно части, ну хотя бы танковую роту, батарею?.. Я с ребятами из Троицкого, из Калиново, Чернухино, Редкодуба, Вергулёвки разговаривал – нигде российской армии нет. В самом Дебале тоже никто ее не видел. Даже по косвенным признакам, где, например, российские госпитали, военврачи?.. Вот я и говорю — российской армии не видел. А ты? Только чтобы именно своими глазами, ты видел? Дед молчал, свесив голову набок и по-стариковски жуя губы. Он отозвался, когда я уже решил, что обидел его своим наскоком:
– Нет. Войск или частей я тоже не видел. Россиян видел здесь, и профи, тех, что за деньги, и идейных, и военспецов, и вот таких, как ты, «посетителей». Но так, чтобы конкретно роту там или батарею, – ни, не бачив…»
Кто-то поверит в это сразу и безоговорочно, кто-то столь же безапелляционно назовет это немыслимым бредом. Переубедить никого невозможно. Да и не ставил, судя по всему, Манченко для себя эту задачу. Он просто рассказал о том, что видел своими глазами и слышал своими ушами. Я бы назвал его не «посетителем», а «очевидцем». А книгу – художественным документом эпохи расстрелянных городов, времени, которое разделило жизнь большой европейской страны на «до» и «после», времени, в котором правда попадает под запрет. А жизнь продолжается под девизом «невзирая ни на что».
Владимир СПЕКТОР