Жан Бахыт. Достояние души. – Алматы: «Жибек Жолы», 2018 г., – 268 с., 1500 экз.
Я знакома со многими стихами удивительного поэтического сборника «Достояние души», ибо стихи не имеют границ и неподвластны жестким рамкам карантина. Знакома по международным поэтическим фестивалям Евразии, на которых не раз выступал поэт Жан Бахыт (Бахытжан Канапьянов), и по его книгам, вышедшим в разных странах мира.
Бахытжан Канапьянов редко пишет притчи. Но романтическую притчу «Урюк и тополь» можно считать одним из манифестов поэта, спрятавшего в ней свое понимание назначения поэзии в любые времена, особенно в эпоху, когда на смену короткой оттепели приходят заморозки, или холодновато-тягучий, как болотная жижа, застой, или пандемия:
… Люди не познают вкуса моих плодов.
Но они почувствовали весну
раньше обычного.
Цветы мои
живут в глазах людей,
ибо устали они зябнуть в холоде долгой зимы.
Спрятана в этой притче и еще одна важная для поэта, родившегося в городе Кокшетау и учившегося в ауле Сырымбет, мысль – вечный спор аула с городом, живой природы – с каменным монстром. Ведь у тополя – своя важная миссия: «Он уже пускал белый пух на мостовые города». Природа пытается смягчить и гармонизировать все вокруг, как, впрочем, и поэзия, несущая гармонию в этот прекрасный и яростный мир.
Жан Бахыт постоянно пытается соединить несоединимое, и это, на мой взгляд, придает особое обаяние его оригинальной поэзии. В стихах он естественно опирается как на традиции «тихой лирики» (не случайно одно из его стихотворений начинается со слов «Золотая тишина»), так и на творческий опыт шестидесятников с их темпераментной, искромётной публицистичностью. Недаром столько лет он близко дружит с замечательным мастером, последним из их блистательной когорты – поэтом и мудрецом Олжасом Сулейменовым.
Так, в стихотворении «Медео» стремительный марафон горожанина, внутри которого, казалось, «спираль движения звенит, / щекочет нервы», пленника давно намеченной цели с «оценкой в баллах и в очках», понимающего, что «ключами все заведено», натыкается на тихую заводь степной, аульной, подлинной жизни: «…где вечен запах кизяка / И дым над речкой, / Пастушка на холме легка / Среди овечек». Не случайно среди примет творчества в одноименном стихотворении поэт противопоставляет внешней суете «на листе узор прожилок», ибо он бережно хранит «с корнями связи». Его девиз: «Жить настоящим. / Как этот лес – корнями пить / Земную влагу. / И сквозь листву лучами лить – / Свет на бумагу».
И поэзия дальних дорог («В дороге даль земная гложет…»), далеких путешествий (вспомним лирическую миниатюру Жана Бахыта «Кочевая звезда» и его признание «Я кочевник с авиабилетом…») неожиданно сталкивается на страницах книг Канапьянова с ласковой поэзией родного дома (стихотворение «Старый дом»), правда, помнящего и годы тревог, страданий и бед («Был за окнами сталинский тракт…»).
Но мы понимаем: именно в родных степях, рядом с горным ручьем дано поэту услышать не только «музыку неба торжественно и молчаливо», но и тяжелую поступь времени в масштабах всей вселенной: ушедшего ХХ века и приходящего ему на смену ХХI. Осваивая новую реальность, Жан Бахыт придумывает новые слова, неологизмы: «векзаметр» – «вектор Вселенной», или «компьютодор», чтобы заставить нас задуматься поглубже о том, как на наших глазах «миф вплетается в явь», а «…виртуальный мир, что в мониторе, / витийствует под знаком сатаны».
Так, стихотворение «Земная баллада о космосе», посвященное Чингизу Айтматову, переносит нас на затерянный в степях перрон крошечной станции Тюре-Там, который проезжает любой поезд, следующий по маршрутам «Москва – Ташкент», «Москва – Ашхабад», «Москва – Алма-Ата». Поэт осторожно нащупывает и помогает нам услышать спрятанную в экзотическом топониме степную музыку: «Тюре-Там…». Рядом с летчиками возникает и старушка-казашка в стареньком платье из хан-атласа, что «прячет смятые деньги в цветистые рукава», пытающаяся продать на полустанке маленькие дыньки. Бережное внимание к простому человеку – еще одно наследие шестидесятников (сразу вспоминается: «людей неинтересных в мире нет…»).
Пройдет совсем немного времени, и в стихах Жана Бахыта появятся драматические мотивы. Поэт побывает в мёртвой зоне на Припяти (в 1986-1988 годах он – участник ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС), и ему, как и мудрым организаторам фонда «Невада – Семей», станет ясна неумолимо приближающаяся трагедия казахских аулов, окружающих полигон и обречённых на мучительное молчаливое вымирание. Об этом – «Плач смуглой луны»:
Ночь перед взрывом подземным, знаю,
что скорби полна.
В ночь перед взрывом я вижу –
смуглая плачет луна.
Слезы её золотые в радиоактивном стогу.
Как на рентгеновском снимке аул,
что на том берегу.
Дмитрий Мережковский отнес бы поэта Жана Бахыта к поэтам «ночного зрения»: почти в каждом его стихотворении мы сталкивается с ночным пейзажем или вечерней зарисовкой. И это понятно – в ночи живет тайна, и ее присутствие в стихах поэта – еще один знак подлинной поэзии.
Работа в кино, учеба на Высших сценарных курсах одарили поэта умением и в стихах оригинально монтировать кадры («В долине таял образ дня, / Рождались тени. / Куст превращался возле пня / В рога оленя»), строить дальний и ближний планы, выписывать лирический сюжет свежо и увлекательно, одной ёмкой деталью создавать запоминающийся образ: «…и в полумраке белая пеленка, / Как белый флаг притихшей суеты», «мы впрягаемся в быт / и вертим лебёдку судьбы», «Мелькнула цыганкою в шали / Бездомная муза моя». А по сюжету небольшой поэмы «Кочевница», состоящей из трех разновременных частей, переносящих нас в различные эпохи, вполне можно было бы снять остросюжетный короткометражный фильм.
В пейзажной лирике и в сюжетных балладах Жана Бахыта царствует энергия знакового поэтического жеста, создаваемая обилием глаголов и отглагольных форм, за которыми ощутимо проступает сильная и деятельная личность автора.
Совсем иначе, по другим законам живет любовная лирика поэта. Его лирические миниатюры согреты трогательным в своей чистоте чувством и словно нарисованы тонким, деликатным пером по белоснежной рукотворной бумаге. Здесь все хрупко, нежно и требует трепетно-бережного прикосновения: «Дыхание моей любимой / Качнуло тишину слегка. / Быть может, ангелом хранима, / Что входит в образ мотылька».
Автор книги «Достояние души» отважно обновляет поэтический словарь, органично включая в него самую современную лексику («сейсмологический зенит», «кислородная подушка», «инфаркт», «космический гравий», «радар», «дискета», «стенограмма», «виртуальный мир», «монитор», «терапия точек»).
Естественно ощущает себя поэт в координатах европейской культуры (в его сердце звучит и «медный… траур Шопена», и Гомер протягивает дружественную руку батырам из древнего казахского эпоса). Поэт не признаёт лилипутов – с гигантами он чувствует себя на равных. Поэтому лирический герой поэта так легко становится «частицей Амстердама». Автор этих стихов очутился в мире давно знакомых, любимых образов и творцов («Мне кофе подаёт рембра̀ндтовская дама», «И героиня Рубенса на вахте / Помилует меня в последний час», «Мне Питер Брейгель дал такое средство…»).
Писатель с достоинством оспаривает в миниатюре «Когда теряют мастера» уязвимый афоризм Б.Л.Пастернака, зацитированный до дыр. А в стихотворении «На мотив детских книг» поэт противостоит спорному призыву Мандельштама «Только детские книги читать, только детские думы лелеять», понимая, что, следуя этому совету, невозможно избавиться, взрослея, ни от льстивой улыбки, ни от потомственного страха «печальных зрачков».
«Концы стихотворений обязательно должны уходить в небеса», – считала Белла Ахмадулина. Жан Бахыт – из тех, кто услышал сердцем этот мудрый совет. Судите сами:
И, прячась строкою в дискету,
Проступит на той стороне
Тот образ, что виден поэту
В небесном предутреннем сне…
Книга «Достояние души» состоит из трех разделов – «Дорога столетий», «Высокогорье» и «Тюркские мотивы бытия». Естественным образом её дополняют поэтические переложения Жана Бахыта из казахского фольклора, Махамбета, Абая, Шакарима, Мыржакыпа Дулатова, Ахмета Байтурсынова, Магжана Жумабаева, Мукагали Макатаева. Именно поэтические переложения, а не просто перевод с языка на язык. Так когда-то великий Абай перекладывал образы Пушкина, Дельвига, Лермонтова, Полонского, Бунина на язык поэзии казахской степи.
Настоящие стихи, родившись в одной географической местности, уже не принадлежат только месту своего рождения, они бродят, кочуют по времени и пространству, находя и умножая почитателей поэтического таланта Жана Бахыта.
Лола ЗВОНАРЕВА, доктор исторических наук, секретарь Союза писателей Москвы
Предлагаем вниманию читателей несколько стихотворений из сборника:
* * *
Достояние души.
Из небесного архива
Канцелярия решит,
Что дозволено для чтива.
Что дозволено, что нет,
Что звездой сгорит в пространстве,
Что таит глубинный свет,
Свет кочевья после странствий.
Может, вечностью дыша,
Уведет с земного края,
Чувствами переполняя,
Разрывая мрак, душа.
Притча осени
Когда с утра дождливая погода,
Когда с утра ты в спешке ищешь зонт,
Мне по душе такое время года,
Пусть мертвый в доме отдыха сезон.
Я преступлю закрытую границу,
Я заведу волшебную тетрадь.
В ней будет жить заветная страница,
С которой только надо начинать.
Все остальное выйдет непогодой,
Все остальное ночью смоет дождь,
Досадуя, что он теперь не в моде,
Ты зонтик первой встречи подаёшь.
Я перейду на полутон рассказа,
На повесть я с подтекстом перейду.
А впрочем, это всё не для показа,
Не стоит перекраивать судьбу.
Ошиблись вновь синоптики в прогнозах,
Нам остается на ночь загадать.
Мне этот дождь, как поэтичность прозы,
Да только вся исписана тетрадь.
* * *
Не завидуй ближнему,
Не завидуй дальнему,
Что тебе отмерено,
Быть тому сполна.
Будут дни веселые,
Будут дни печальные,
Будет жизнь долгая...
Холмик. Тишина.
* * *
Звезда молчит со мной наедине.
Волна спешит, спешит волна к волне.
О волны, волны, вы по звёздам сверьте
Необратимый этой жизни путь.
Он далеко за морем где-нибудь
Соприкоснется с горизонтом смерти.
Мотивы Абая
I
Не знаю, как я жил до нынешнего дня,
И пройдено, и видено немало.
В любви и в спорах сердце отпылало,
Покой в душе моей. Былого нет огня.
Что в этой жизни остается для меня?
Мне, грешному поэту, не пристало
Себя Аллаху посвятить, стихи кляня;
Аллаха мое сердце не искало.
Приумножать стада, увольте, не хочу.
И степью управлять, увы, не по плечу.
Не облегчить людские мне страданья.
И свои мысли, и живую речь –
Все это в СЛОВО остается мне облечь.
Тебе, о Человек, мои признанья!..
II
Не изменить судьбы, увы, не изменить,
Смех, игры, похвала, пиры, друзья, творенья
И женщина, чью страсть, казалось, не забыть –
Все это жизни мимолетные явленья.
Вкусивши раз, нам не уйти от наважденья,
Влечет и губит нас невидимая нить.
Пусть зыбок этот мир, нам незачем тужить;
Дано судьбою это чувство пресыщенья.
О быстротечность счастья! – Начало и конец.
И пусть ты, мусульманин, мудрец или глупец,
Аллаху все одно, нет разницы большой.
Зря ищешь свой приют ты в хаосе пространства,
Живому существу нет в мире постоянства.
Изменчив человек – и сердцем, и душой.
Поздравляем!
Указом Президента Республики Казахстан Касым-Жомарта Токаева ряд казахстанских литераторов удостоены высокого звания – «Лауреат Государственной премии имени Абая». Среди лауреатов и поэт Жан Бахыт (Бахытжан Канапьянов).
Сердечно поздравляем поэта Бахытжана Канапьянова, давнего автора и собственного корреспондента «ЛГ» по Республике Казахстан с заслуженной наградой, желаем ему крепкого здоровья и дальнейших творческих успехов.