02 марта 2022 года исполнилось 75 лет со дня рождения сельского учителя русского языка и литературы из Тульской области, поэта Владимира Сергеевича Суворова (1947-2002).
Он родился в Удмуртском селе Кизнер в семье учителей. В начале 1950-х годов семья будущего поэта перебралась в Тульскую область и поселились в маленьком городке Сокольники, расположенном рядом с индустриальным гигантом Сталиногорском (ныне Новомосковск). А затем все они перебрались в расположенное поблизости село Гремячее.
Володя начал писать стихи еще школьником. С его стихами познакомися сам Самуил Яковлевич Маршак, который подарил мальчику свою книгу с трогательной надписью: «Володя, будь великим!».
А в 9 классе Владимира Суворова приняли в литературное объединение города Сталиногорска.
Несмотря на свою молодость, Сталиногорск был крупным культурным центром. С ним было связано творчество таких литераторов, как прозаик Глеб Васильевич Алексеев (1892-1938), написавший роман «Роза ветров» о строительстве Сталиногорского химкомбината, поэт Николай Иванович Дементьев (1907-1935), сочинивший в 1933 году небольшую поэму «Мать», где, по-видимому, впервые в советской литературе была подчеркнута преемственность между дореволюционной и послереволюционной Россией. После войны в ссылке в Сталиногорске жил выдающийся русский поэт Ярослав Васильевич Смеляков (1913-1972). Здесь он написал свои лучшие стихи.
Все это способствовало высокому уровню местной литературы и литературной жизни.
Участие юного Володи Суворова в литературной жизни Сталиногорска не обошлось без неприятностей. Так, накануне пасхи 1961 года он принес в редакцию местной газеты стихотворение про Христа и Иуду:
Вошел Иуда, кепчонку снял.
Сказал: «Сегодня Христа продал.
Несладко будет теперь Христу,
Вон, прибивают его к кресту.
Ты слышишь стоны? Ты слышишь стук?
Не пожалеют христовых рук.
Исусе, хватит творить добро.
Тебе – распятье, мне – серебро.
Пусть предал брата – не упрекай.
Жаль, только плата невелика».
Ушел Иуда, пропал, исчез.
А утром чудо:
Христос воскрес!
Редактор газеты расчувствовался и опубликовал стихотворение юного дарования. За что поплатися занимаемой должностью.
После окончания школы Владимир Суворов поступил на Филологический факультет Тульского педагогического института, затем учился в Литературном институте в Москве. После окончания Института работал сельским учителем в селе Гремячем и поселке Красный богатырь. Работая учителем, он создал в школе школьный театр и агитбригаду, которые были широко известны в Тульской области. И писал стихи, попутно вдохновляя своих учеников на самостоятельное литературное творчество.
Любимыми поэтами Суворова были Сергей Есенин и Николай Рубцов.
Первая книга стихов Владимира Суворова «Нить» вышла в 1987 году в Тульском областном издательстве, вторая («Тебя мы звали домом...») в 1992 в Новомосковске. Книга «Тебя мы звали домом...» по итогам читательского опроса, проведенного газетой «Литературная Россия», была признана Книгой года. В 1992 году Суворов был принят в Союз писателей России.
В 1988 году он пишет глубоко антипедагогичную поэму «Наташа», рассказывающую о зарождающейся любви молодого учителя и ученицы. По слухам, эта поэма пользовалась и пользуется очень большой попуярностью среди юных барышень Тульской области.
В 1990-х годах Владимир Сергеевич был признан наиболее выдающимся поэтом Тульской области. Его стихи пользовались большой популярностью среди местных жителей. Однако за пределами области творчество Суворова было мало известно.
В начале 2000-х годов поэт тяжело заболел. И тогда губернатор Тульской области Василий Александрович Стародубцев обратился к жителям области с призывом собрать деньги на лечение поэта. И первым внес крупную сумму. Но медицина оказалась бессильна. 18 августа 2002 года в возрасте 55 лет Владимир Сергеевич ушел из жизни. Он был похоронен на сельском кладбище на берегу реки Прони.
Сергей БАГОЦКИЙ
__________
Владимир СУВОРОВ
***
Мама, мама,
Я подстрелянная птица,
Как на землю, мама, падать тяжело.
Был высоко,
Но свинцовая крупица,
Перебила, мама, правое крыло.
Мама, мама, долго были мы в разлуке.
Ты услышишь, ты почувствуешь пальбу.
Я паду тебе на ласковые руки,
Ты снеси меня, калечного, в избу.
Знаешь, мама, слишком многого просил я,
Слишком чистым видел этот небосклон.
Знаешь, мама, слишком долго над Россией
Не кончается охотничий сезон.
Ярославу Смелякову
Я тоже этим воздухом дышу,
Где он дышал, где он молчал сурово.
Всем площадям, любому этажу
Я вновь читаю строчки Смелякова.
Пусть труден хлеб и неприветлив дом.
Что дом и хлеб в тоске исповедальной.
Но стоит жить, коль в городе моем
Поэт почтен доской мемориальной.
Но стоит жить открыто, налегке,
Чтоб тебе руки братски подавали,
Чтоб, отразвишись в зеркале – строке,
В каком-нибудь рабочем пареньке
Блестнет поэт, как антрацит в отвале.
***
Верилось, что это навсегда:
Полыханье солнечного диска,
Сонная, недвижная вода,
Девушка, сидящая так близко.
Ты сняла доверчиво платок,
Тронул косы ветер присмиревший,
И коснулся нежный локоток
До руки моей отяжелевшей.
Что случится? Что произойдет?
Но пока не кончилась дорога,
На руке моей не зарастет
Золотое пятнышко ожога.
***
Еще Земля
Прошедшим дышит,
Но вновь беда над головой.
И кто расскажет,
Кто напишет
О битвах третьей мировой?
Никто!
Пустыня...
Клочья сажи...
И контур женщины во мгле.
Никто!
Творцы и персонажи
В едином сварены котле.
Наташа
(поэма)
1.
– Но все-таки
Вы предали меня.
А помните,
Нам говорили в школе:
Нельзя прожить ни месяца,
Ни дня
За просто так,
Чужой не зная боли.
И вот болит.
И в тягость я семье,
Все учат,
Как по сердцу полосуют.
А по ночам
Я словно в колее
Глубокой
И колеса в ней буксуют.
Мне эти дни
Особенно горьки,
И каждый час
Так долго-долго длится.
Минуты,
Как пугливые зверьки,
Рассыпались,
Чтоб в доме
Затаиться.
Я не хочу
Ни плакать, ни вздыхать,
Но все мне душно,
Дома, в поле душно.
Я знаю,
Вас нетрудно отыскать,
Боюсь услышать голос
Равнодушный.
Боюсь, что проживу
За просто так.
Без мысли,
Без высокого глагола.
Я знаю,
Развалившийся ветряк
Боится вспомнить
Радости помола.
2.
Судьба пустой
Телегою гремит,
Под горку еду!
Не остановиться!
Но вдруг ударит
И ошеломит
Письмом жестоким
Бывшей ученицы.
...Загладино.
Крапива и осот
У дома,
Где стоял я на постое.
Я в том селе
Учительствовал год,
Один, как волк,
И в творческом простое.
Бывало,
Надерзят ученики,
Бредешь уныло
На подворье вдовье,
Какие-то
Пекла мне колобки
Хозяйка,
Тимофеева Прасковья.
Старушка!
Уж не видит ничего.
Но хлопотала,
Жарила, варила.
Такое было
Древнее вдовство,
Что имя мужа
Напрочь позабыла.
Я засыпал.
В раскрытое окно
Светил фонарь,
Подвешенный у склада.
А по ночам
Мне виделось одно:
Раскольников,
Разлитое вино,
Раздавленный
Чиновник Мармеладов.
И угольком
Среди печной золы
Мерцала жизнь
Привычно и упорно.
Мне снились
Петербургские углы
И Соня
В одеянии позорном.
3.
Его герои
Мучали меня,
Как тяжкий бред,
Как исповедь больная.
Я крылья жег
У страшного огня,
Все Достоевским
В жизни проверяя.
Вот помню: утро,
Выгонят овец
И небеса
Очистятся от хмури.
А я лежу и думаю:
Конец.
Умру,
Как гражданин кантона Ури.
Вот Свидригайлов
Трогает висок,
Вот Девушкин
Вымучивает строки...
А вот старушки
Добрый голосок:
– Сергеич!
Опоздаешь на уроки! –
Идешь, скрипишь
Убогими дверьми.
А небеса
Сияют влажно, славно...
Ах, утро!
Что за утро, черт возьми!
Что ж, поживем,
Прасковья Николавна!
И пусть коптит
Калечный керогаз,
И пусть наш быт
Ничто уж не украсит,
О Соне Мармеладовой
Рассказ
Я нынче
Поведу в девятом классе.
4.
Урок окончен.
Пусто и темно.
Поспорить не с кем,
Не с кем поругаться.
И как мне быть,
Когда не суждено
До этих душ
Заносчивых добраться.
Любезные мои ученички!
Что любите
До самоотреченья?
Но лучше мне
Побои и тычки,
Чем Ваших глаз
Холодное свеченье.
На боль, на крик,
Мне верилось с трудом –
Ответом были
Шум и смех веселый.
Еще не раз
Вот этот мертвый дом
Я назову в забывчивости
Школой.
И впрямь, зачем
Словесный тот туман,
Поскольку вам,
Взрослеющим до срока,
Какой-нибудь
Семенов Юлиан
Дороже
Достоевского и Блока.
Войду в избу,
Запнувшись о порог,
Припомню день,
Потраченный без толку,
Так испеки,
Прасковья,
Колобок,
Чтоб покатился
Прямо в зубы к волку!
5.
Я уходил
За маленький лесок,
Спускался тропкой
К застывавшей речке,
И под ногами
Тоненький ледок
Трещал сердито,
Как растопка в печке.
Там берег был,
Поросший ивняком,
Седые камни,
Лодка кверху днищем.
Там думалось
О самом дорогом,
Чему никак
Названия не сыщещь.
Там думалось:
Не зря в такую ночь
Горит звезда
Над этим сельским миром.
Там верилось,
Что в силах ты помочь
На свете всем
Обиженным и сирым.
Там Родины
Надежная рука
У пропасти
Меня попридержала.
И таяла,
И таяла тоска,
Как тает снег
От солнечного жара.
6.
Уж соловей –
Поэтова родня –
Девичьему покою
Угрожает.
Наташа Белозорова меня
До дома
Ежедневно провожает.
Не знаю как,
Но стала мне близка
Та девочка
С повадкою нездешней.
Как староста бессменный
Литкружка,
Как слушатель
Речей моих поспешных.
Уже вставали
Первые цветы,
Чтоб встретить нас
У бабкиной калитки.
Наташа!
Так беспомощно чисты
Твои литературные попытки.
И эти строчки
Перевороша,
Я находил достойного
Так мало.
Но важно то,
Что юная душа
Уже открыто
Миру сострадала.
А в мире этом,
В дальнем далеке,
Из нашей яви
Различима еле,
В семейном,
Драдедамовом платке
Лежит и плачет
Соня на постели.
Она полдня
Стояла на ветру.
Кого молить,
К каким
Припасть иконам?
Наташа!
Обними свою сестру,
Ей в каторгу
Идти за Родионом!
7.
Но все же ты
Должна меня понять.
Мне не забыть,
В каком живем мы веке.
И ты – я думал –
Сможешь променять
Наш литкружок
На танцы в дискотеке.
Иди, Наташа,
К сверстникам своим.
Зачем решать
Проблемы мировые?
А мы опять
О чем-то говорим...
Мне ошибаться в людях
Не впервые.
Но вот и нашим
Встречам
Вышел срок,
И мне пора
Своим заняться делом.
Уже один
Столетний педагог
Нам вслед перстом
Грозит окаменелым.
Пускай грозит!
На белые листы
Мы перепишем жизнь
До основанья!
8.
Наташа!
Как беспомощно горьки
Твои глаза
В минуты расставанья!
Я вырубил
Крапиву и осот
У дома,
Где я год
Зачем-то прожил,
Не взяв
Педагогических высот,
Людской покой
Ничем не потревожив.
Я уезжал.
Жила моя родня
В селе близ Тулы,
Каменного града.
Там книжка
Выходила у меня,
Такая запоздалая награда!
Прасковья Николавна,
Не грусти!
Обнимемся на
Горькую разлуку!
Твоим лугам
Уже не зацвести,
Дай, поцелую
Старческую руку.
Так выйдем, золотая,
На порог,
Где горизонт
Горит рассветной кромкой.
Еще не шел я,
Но уже продрог.
Согреют - знаю –
Колобки в котомке.
Ну что ж, прощайте,
Здешние места,
На ветлах
Почерневшие скворешни,
Лесок да речка,
Церковь без креста,
Да девочка
С повадкою нездешней.
9.
И вот письмо...
Не видно берегов.
Туман.
Туман над местностью
Безлюдной.
Так не покинь
Своих учеников,
Чтоб не дышали
Затхлостью запрудной.
Мне жаль детей,
Теряющих отцов.
Так оглянись,
Пока еще не поздно.
В ответе ты
За тысячи птенцов,
Коль им горьки
Отеческие гнезда.
Наташа!
Тот урок не повторить!
Когда душа
Над книгою лечилась.
Но мне твоим
Наставником не быть.
Прости, родная,
Так уж получилось.
Когда судьба нас
За руки брала,
Подумал я, прошедшее итожа:
Вот если б ты
Постарше чуть была,
А я бы
Лет на десять помоложе...
Кто виноват,
Что волосы белы,
Что жизнь –
Совсем
Не книжные страницы?
Мне снились
Петербургские углы,
А нынче - что же –
Ничего не снится.
Ты со свиданья
Счастлива, как все,
Придешь домой,
Промокшая до нитки.
Нетоптаны,
Во всей своей красе
Стоят цветы
У бабкиной калитки!
1988