В феврале 2015 года ушел из жизни замечательный русский поэт Лев Болдов. Он ушел непростительно рано. 17 июля 2019 года ему бы исполнилось 50 лет. Уже почти пять лет его нет с нами, но он и его поэзия продолжают жить в памяти друзей и почитателей его творчества.
Недавно изданный к 50-летию поэта сборник воспоминаний людей, хорошо знавших Льва, а также его друзей и приятелей носит название «Ромашковый привкус разлуки». Так называется одно из стихотворений поэта. Привкус ромашковой горечи от разлуки со Львом ощущается у всех авторов воспоминаний и посвящений, хранящих память о поэте.
Лола Звонарева, секретарь Союза писателей Москвы, доктор исторических наук, академик РАЕН и ПАНИ пишет: «…только Римма Казакова, высоко ценя его стихи, могла помочь ему выйти на уровень всероссийской известности, если бы не смерть писательницы… Возможно, именно ее поддержка продлила бы жизнь талантливому поэту…»
Лев Болдов был коренным москвичом. Как вспоминает московский поэт и театральный критик Сергей Былинский, его стихи пронизаны духом Москвы, его Москвы – болдовской. В калейдоскопе московских улиц, в неповторимом колорите двориков, переулков, кафешек, скверов он ощущал себя, как рыба в воде. Здесь же у него формировался надежный фундамент. Это была база, на которой проявился и достроился его характер. И как следствие, – реализация заложенных способностей и потенциала нашли свое выражение в его поэзии.
В приватных беседах впечатляла широта его кругозора. По мнению симферопольца, его друга Льва Авсияна, «трагическая несовместимость поэта с миром угадывалась в междустрочиях многих его стихотворений». Внутренняя гармония Болдова, натыкаясь на суровую прозу жизни, рождала в нем чувство безысходности и отрешенности. Обладая обостренным чувством справедливости, поэт страдал от несовершенства этого мира. Будто он залетел сюда случайно, по какой-то нелепой ошибке:
Мне здесь немыслимо уже.
Бессмысленно уже
На этой выжженной меже,
На мертвом рубеже.
С другой стороны, урбанистическая структура мегаполиса давила, мешая сосредоточиться, и порою заставляла бежать из Москвы в разные города России (где у него было множество друзей и почитателей), чтобы набраться свежих впечатлений. Лев умел дружить, любил и ценил друзей. Круг общения у него был чрезвычайно широк. Его харизма привлекала людей разных профессий и разных возрастов. Рядом с ним всегда было тепло и уютно. Как пишет Сергей Былинский, «Лев Болдов обладал даром, не перетягивая одеяло на себя, быть центром. Стоило ему появиться где-либо, – все внимание невольно переключалось на него. Это была какая-то магия, присущая ему одному».
Вспоминает Ирина Ганжа, ведущий библиотекарь отдела редкой книги Центральной библиотеки им А.П.Чехова в Ялте, составитель и редактор поэтических сборников Льва Болдова, ставшая впоследствии его женой: «…На его вечерах собирались разные творческие люди, порой избегавшие встреч друг с другом. Но Лев обладал удивительным даром объединять их в единое братство».
В Ялте, которая стала для него вторым домом, он обретал душевный покой, равновесие и новых друзей. Из воспоминаний его ялтинских друзей Нила и Юлии Вахницких: «Лев считал Крым своей духовной родиной, и нет ничего удивительного в том, что он, в конце концов, стал настоящим крымчанином…» Вместе с Нилом и Юлией поэт путешествовал по крымскому побережью, с восхищением открывая его для себя. Ялта стала последним его земным пристанищем. Здесь же он и похоронен. Так, как он и хотел:
…И когда я исчезну, зарываясь в летейскую тину,
Бесприютной беглянкой сюда возвратится душа,
Чтоб кружить неустанно по ялтинскому серпантину,
Этим морем и солнцем, и зыбким покоем дыша…
Знания Льва в области философии, математики, психологии, захватывающий воображение интерес к истории поражали глубиной. Но при этом он самоотверженно и преданно служил Слову. И главное – он умел управлять Словом. Сам Болдов так пишет о себе:
…Себе признайся честно: был же выбор,
Хоть ты его с презрением отверг.
Ты мог бы в кабаках сорить деньгами
И нежится в барханах женских тел,
Ты мог бы быть – с твоими-то мозгами –
Покруче многих, если б захотел!
Вольно ж тебе, над рифмами шаманя,
В услужливые веря чудеса,
Сидеть на кухне с фигою в кармане,
С оплаченной путевкой в небеса!
«Его поэзия корнями уходила в русскую классику», – пишет в своих воспоминаниях москвичка Наталья Баженова, член-корреспондент Петровской Академии наук и искусств. Далее она отмечает: «Лев писал не то, чтобы часто, но всегда отточено, конструировал стихотворение, как математическую формулу…» Каким-то непостижимым образом в нем уживались и сотрудничали интеллектуальная и эмоциональная составляющие. Парадоксальное сочетание: с одной стороны – прагматичный математический ум, с другой – душа настоящего романтика и мечтателя.
Сергей Геворкян, московский организатор поэтических вечеров в Каминном зале ЦДРИ вспоминает в статье «Львиная доля»: «…самая корневая особенность моего друга заключается в том, что он был стопроцентным, беспримесным, природным романтиком. Быть романтиком – значит, спорить с реальностью, не соответствовать ей, противоречить любой конъюнктуре, не беречь себя, идти до конца и умереть раньше времени… Такова уж его доля. Львиная. Ни одного другого романтика такого уровня в нашем поколении, да и в следующем, я не знаю. Увы!..»
«Сергей Былинский отмечает, что Лев «не гонялся за модными тенденциями в стихосложении, не экспериментировал с формой, не облекал свои стихи в трендовое постмодернистское варево. Его образы, будь то природа, или слегка уловимая эмоция не отягощены лишними эпитетами, понятны и четко выверены…» А московский поэт Лев Козовский, автор эссе о Болдове, отметил, что «…пронзительные стихи он писал с поразительной простотой, отбросив новомодные литературные игры, когда маловразумительные метафоры и концепты заслоняют собой задачу поэта».
В поэзии Болдова отсутствует экзальтация, пафос. Его поэтический голос очень спокоен, доверителен, иногда ироничен. В нашу историческую эпоху это очень важно.
У Льва поистине классическое чувство меры. Каждая строка выверена с математической точностью, логически обоснована. Нет лишних слов, ничего не несущих. Благодаря особенностям его мышления и мощному интеллектуальному потенциалу, его поэзия уникальна. Ялтинский друг Болдова Игорь Вульфиус отмечает, что в поэзии Льва присутствует «изумляющая откровенность, разрушающая стереотипы, философичность и гражданственность, лишенные голой публицистики. Он был иронично-грустен в своих самопризнаниях и достаточно категоричен и резок по отношению к убогой серости и пошлости».
Удивительное качество любого поэта читать свои стихи наизусть. Возможно, это свойство памяти, а может, это происходит, когда стихотворение сливается со своим автором настолько, что становится с ним одним целым. И тут следует отметить еще одну особенность Болдова. Лев блестяще читал свои стихи наизусть, завораживая слушателей неповторимыми, только ему свойственными интонациями и заряжая пространство своей энергетикой. Как вспоминает московская поэтесса Галина Брусницына, «прочная, яркая, неповторимая ткань» стихов Льва, которые он так виртуозно исполнял, воздействовала на слушателей магически, вызывая у них состояние восторга.
Харьковчанка Инна Можейко, которая присутствовала в харьковском Чичибабин-центре, где поэт выступал, пишет: «Лев Болдов читал свои стихи без излишней аффектации, без поэтического завывания, но чувствовалось, что каждая строчка, каждая интонация выверена: он точно бил в цель – в души людей каждым словом, каждой паузой…» А журналист и музыковед Александр Супрун из Запорожья заключает, что «во Льве сошлись два выдающихся таланта – поэта и исполнителя».
Из воспоминаний москвича Александр Карпенко, афганца, награжденного орденом «Красной звезды», выпускника Литературного института им. А.М.Горького, автора ряда критических статей о творчестве Льва Болдова: «Наша встреча в буфете ЦДЛ запомнилась тем, что в этот же день в Большом зале выступал Евгений Евтушенко, а в Малом – Лев Аннинский. Но мы зачарованно слушали Болдова и, казалось, не торопились примкнуть к именитым писателям». Галина Брусницина пишет в своих воспоминаниях: «…не могу поверить, что его нет уже так много времени… Потому что он есть. Его стихи навсегда впечатаны в отечественную литературу. А его глаза – нездешние и такие «свои» – в наши души. Навсегда».
Болдов вписал свое имя в русскую культуру, и теперь всегда будет звучать его голос, честный и непримиримый, голос поэта, не поддавшегося множеству соблазнов…
Тамара ЕГОРОВА, г. Ялта