Нина ЯГОДИНЦЕВА
Поэт, культуролог, профессор Челябинского государственного института культуры. Секретарь Союза писателей России, член Совета по критике. Член Координационного совета Ассоциации писателей Урала. Руководитель Литературных курсов ЧГИК.
Автор более 30 изданий: стихов, учебников по литературному творчеству, монографий, вышедших в России и Германии, электронной книги литературной критики, переводов с азербайджанского и башкирского языков, аудиодисков, а также более 700 публикаций в литературной и научной периодике России, Испании и США.
Лауреат всероссийских литературных премий им. П.Бажова, Д.Мамина-Сибиряка, Международного конкурса переводчиков тюркоязычной поэзии «Ак-Торна», всероссийских конкурсов «Лучшая научная книга – 2007», «Творческий учитель – одаренный ученик», журналов «Урал», «Наш Современник», «Бельские просторы», «Русское слово» за лучшие поэтические публикации, сайта «Российский писатель» – за литературно-критические статьи.
* * *
Всю ночь гудели самолеты
За тучами, над высотой.
Светились окна словно соты
С начинкой нежно-золотой.
В меду таинственном тонули
Заботы и печали дня,
Но небеса стояли в гуле
И острых высверках огня.
Тянуло дымом от окраин –
Горел весенний сухостой.
Вся ночь была печальным раем
С начинкой нежно-золотой.
И в этой ласковой печали
Казался гул еще острей…
И долго свет не выключали
Во тьме грядущих новостей.
* * *
Роскошь тишины, спора нищета ли…
Что ни затевай, нету с нами слада.
Боже, приюти в небе наши тайны –
Смутные слова, вспугнутые взгляды.
Раз уж наделил радостью-бедою,
Если подарил все, о чем молила, –
Пусть они живут под Твоей ладонью
В маленьком саду, в бузине-малине.
Пусть они поют, праздно-невесомы,
В радости своей обреченно-вешней:
Выйдешь утром в сад, хмурый, полусонный,
А они в листве крылышками плещут…
Им не уцелеть в городской опале:
Сколь ни береги – были да пропали.
Пусть живут с Тобой там, куда манили –
В маленьком саду, в бузине-малине.
* * *
Степь отдыхала от жары. Она, закрыв глаза на вдохе,
Глядела в странные миры, во тьмы ушедшие эпохи.
За поворотами реки, блестящими полукругами,
Дрожали словно поплавки едва приметные курганы.
Тень проносили облака, и чудилось: под облаками
Большие рыбины-века во сне колышут плавниками
И тьма спускается к воде – но этой жажде не напиться.
И в каждой капле – по звезде, и в каждом выдохе – по птице...
Не оттого ли тяжелы часы степного предвечерья?
В тугие связаны узлы тысячелетние кочевья,
И в каждом птица и звезда из родника или колодца –
Но позабыты невода, и ячея сухая рвётся,
И с колчанами белых стрел выходят ветры брат на брата…
У горизонта хлеб горел, и дым стоял над ним горбато –
Стоял, клонясь над полем битв, где боль еще не доболела,
И там, где сердцу должно быть, безмолвно солнце багровело.
* * *
Попивая лихой коньячок из горла:
– А ты знаешь, какой она прежде была!
Как любил-горевал, миловал-погибал,
Как беспечно ночную черемуху рвал!..
Что мне делать, Господь, с этим горем чужим?
Он поэт, он умрет через год с небольшим
От сердечного приступа в доме пустом –
И теперь только я буду помнить о том,
Как любил-погибал, как черемуху рвал,
Коньяком суррогатным тоску заливал…
Все по силам, Господь, ибо Ты милосерд.
Мне сказали: полицию вызвал сосед.
Дверь взломали под вечер. В раскрытом окне
Полыхала метель и металась в огне.
Он ничком бездыханно лежал у стола…
Я не знаю, какой она прежде была,
Как пылала и пела, сводила с ума
Вся в огнях и черемухе майская тьма,
Как любила, лгала и была неверна –
Но черемуха шествует мимо окна,
Торжествуя, пылая, маня и казня,
И на ветках ее не убудет огня.
* * *
Д.
Никуда не денешься: просто – да хитро…
Обронила денежку около метро.
Даже не заметила, что там за пятак.
Ладно, в Шереметьево доберусь и так.
Ах, душа-провинция, сердце-регион!
У меня провинностей ровно миллион
И стремленье слабое сильным угодить –
Мне столичной славою не за что платить.
Сытый снежной кашею, пригород обмяк.
Да у нас по-вашему не прожить никак!
Все бы вам оставила, что у вас в цене –
Ведь у нас-то набело, что у вас вчерне.
А живешь-надеешься только на добро.
Обронила денежку около метро –
Ладно, в Шереметьево добралась и так.
Даже не заметила, что там за пятак…
* * *
Январь у моря – сон во сне:
В далекой северной стране
В станице с именем Буранная
Вздымает ветер гриву рваную
И сбрасывает седока
Ничком в густые облака.
И тот летит сквозь пену снежную,
Пронизывая муть кромешную –
Летит сквозь время напролом,
Глаза прикрывши рукавом…
Пустынный пляж. Чужие, синие,
Толкают берег волны, с силою
К его ногам бросаясь ниц…
Ты море? – Море. – Поклянись!
Волна выносит страшной клятвою
Какую-то железку, смятую
Немыслимою глубиной,
Таящей морок ледяной....
Январь. Проснуться ли, очнуться ли,
Но все равно пора туда,
Где свет плывёт по снегу блюдцами,
Пока не рвутся провода,
Где больше не о чем печалиться,
Как проглядеть до солнца муть,
Где шаг – и сразу твердь кончается,
Но больше некуда шагнуть.
* * *
Одуванчики, лопухи,
Море солнечной шелухи
На краю городского сада…
Так и носишь с собою впрок
До грядущего снегопада
Золотистый сухой клубок.
Мать-и-мачеха, череда,
Незабудки для никогда…
По горячей асфальтной кромке
Подорожник, угрюмый страж:
У него разговор короткий –
Что потребует, то отдашь.
Сколько в камень ни забирай –
На земле прорастает рай,
Возвращается пядь за пядью:
Повилика да зверобой…
Сядет бабочка на запястье –
Уведет тебя за собой
Под акацию да сирень,
Где посвистывает свирель,
Сердце робкое подзывая,
Крошки солнечной подложив…
Так улавливает живая
Жизнь, угадывая, кто жив.
* * *
То рыдает, то хохочет – живу душу береги! –
Оторвался колокольчик от малиновой дуги.
Разошелся майской птицей – да забило снегом рот:
Оторвался, покатился на обочину в сугроб.
Налетела мелким бесом понизовая пурга,
Месяц выставил над лесом розоватые рога,
Навалился душной ночью на дорогу-колею,
Разбудил обиду волчью на глухую жизнь свою…
Мчались молча – и домчали до ближайшего огня.
Горше не было печали в этой жизни у меня:
Колокольчик, друг сердечный, серебристо-заливной,
Звон ли твой, уже нездешний, день и ночь летит за мной,
Оглушает эхом дальним, до земли клоня ковыль –
То дорожным, то кандальным, то набатом вековым…
* * *
Оглядываясь беспечно на дальние голоса,
Спохватываясь поспешно: оглядываться нельзя! –
Чувствуешь: ближе, ближе, уже над самым плечом
Легких листочков книжных шепоток ни о чем.
И всплескивается, ярок, словно бы наяву,
Запах румяных яблок, падающих в траву,
И клювом стучит синица в надтреснутое стекло,
И прошлое счастье снится, не ведая, что прошло:
Скрипнувшей половицей, радостью – кто пришел?
Яблочной половинкой, влажным еще ножом,
Ложечкой в звонкой чашке, солнцем из всех щелей…
Летнее мое счастье, непроходящее!