Олег АЛЁШИН
Поэт, член Союза писателей России. Проживает в Тамбове. Окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А.М. Горького в Москве.
Автор нескольких поэтических сборников, печатался в журналах «Москва», «Подъем», «Наш Современник», «Молодая гвардия», альманахе «День поэзии» и других периодических изданиях.
***
В моем саду дни теплые так редки.
Последний плод озяб на голой ветке.
На чем он держится – понять мне не дано,
Лишь наблюдаю каждый день за ним в окно.
Он словно выжидает то мгновенье,
Которое предшествует паденью.
Печально мне, наверно, от того,
Что некому ладонь подставить под него.
Майский жук
На шаткой лестнице – жасмин в моем саду,
И майский жук летит куда-то, как в бреду.
Что изменилось здесь? Наверно, ничего,
Но если не считать старенья моего.
Забавы детские припомнила рука:
Я на лету сбил шапкой майского жука.
Вселил его в пустой от спичек коробок
И к уху приложил нехитрый погремок:
Предавшись обреченно вечной суете,
Карабкался куда-то пленник в тесноте.
И все казалось мне, не знаю от чего,
Что это светлый шорох детства моего.
* * *
Дубовый дом. Наверх ведущие ступени.
Там есть окно моих счастливых сновидений.
Что видно в нем? Ночным дождем омытый летний сад,
И яблоки разбросаны повсюду невпопад.
Не прибран с вечера скрипучий стол под вишней,
Пчела над чайной чашкой кружится чуть слышно.
Я помню день, когда по лестнице однажды
Взбежал сюда... Тот миг не повторится дважды.
Я распахнул окно, но не застал здесь никого…
А может быть, и не было прихода твоего?
Тайная вечеря
(в рембрандтовом освещении)
Все готово: и хлеб, и вино на столе.
Отпечаток пыльцы на закатном стекле
Растревоженной бабочки. Говор чуть слышный.
Край одежды, что цвета несорванной вишни.
Остальное сокрыто в глубинах теней
Среди робких и редких горящих огней.
Вот оса мимо окон летит, желтогруда –
Прячет жало в ночи поцелуя Иуды...
Отцу
…выпил он вина, и опьянел, и лежал
обнаженным в шатре своем.
Бытие, глава 9
Я сел, придвинув стул к столу,
Но мы с тобой не стали ближе.
Ты все молчал, прижав к углу
Затылком боль, что нами движет.
Я отвернулся в темноту,
Боясь намека осужденья,
Когда увидел наготу
Твоей души. Но отчужденье
Нас странно сблизило в тот час.
И, сохранив в себе сыновство,
Я тенью от случайных глаз
Прикрыл души твоей сиротство...
***
Хочу вернуться в Царское село,
Но ради праздного скитанья.
Пока еще по-летнему тепло
Иного нет во мне желанья,
Как разыскать беспечный уголок,
Где наступает вечер синий;
Сплету лебяжьему пруду венок
Из шороха старинных лилий.
Увы, уж нет тех черных лебедей,
Воспевших царственную Леду.
С холодным мрамором в тени аллей
Продолжу тихую беседу,
О том, как пригубил в седые дни
Источник бронзовой Пьеретты.
Ее озябшие к утру ступни
Моей рукой теперь согреты.
***
Воздушных ям сказитель в шлеме – старый летчик.
Зашкаливает неисправный страха счетчик.
При этом хочется какой-то умной высоты.
Зачем меня трясти? Мой сон, желания – просты.
Огромный синий глаз с бельмом – иллюминатор –
Но без зрачка, уставился, как провокатор
Свободы – равной точке невозврата. Но внизу
Легчайший ветер поднимает в небо стрекозу.
Быть между небом и землей – не состоянье.
А что тогда? Скорей похоже на желанье
Найти опору в воздухе. И брошенный кирпич
Пытается, как может, равновесие постичь.
Есть равновесие восторга и улыбки
И даже правильный ответ в любой ошибке;
Есть равновесие в полях цветка и мотылька
И женских спутанных ночных волос и ветерка.
Воздушных ям сказитель в шлеме – старый летчик
Зашкаливает неисправный жизни счетчик.
Измерил лентой штопора немую глубину
На дне нашел не истину, – но тихую вину.
***
У свежевыжитых огней пустынного квартала
Осадок осени и отблеск черного металла.
Течет не время – это дождь – всего лишь состоянье
Полутонов, полунамеков и полуизгнанья
Из прошлого, где ветер обобрал тепло до нитки
В какой-то темной подворотне. Виды из открытки
Дают понять, что есть у осени альтернатива:
На солнце жизнь всегда размеренна, нетороплива.
Здесь нескончаемый сезон коротких перебежек
И сквозняки уже не входят в перечень издержек
Ночных стояний возле окон. Уличный прохожий
В трико на брейгелевского охотника похожий,
Ведущий в стылой топи рой дворняг полуголодных,
Сливаясь с чернотой дерев и улочек безродных.
Дверей и ветра – суть – академическая сшибка.
Вдруг понимаешь, время – легкая полуулыбка,
Прикрытая средневековом капюшоном…
***
В Питере морозно. Лают две собаки.
Смотрит царь серьезно. В инее Исакий.
Был сегодня в доме, где живет сам Пушкин.
– Барин на прогулке, – говорят старушки, –
Как ушел лет двести – так не кажет носа,
А впустить не можем в кабинет – без спроса.
Вышел я неспешно… Час уже вечерний…
Только натоптал у Пушкина в передней…