Александр НЕСТРУГИН
Родился в 1954 году в селе Скрипниково Калачеевского района Воронежской области.
Стихи публиковались в журналах «Подъем», «Дон», «Наш современник», «Молодая гвардия, «Роман-журнал ХXI Век», «Московский вестник», «Простор» (Казахстан), «На любителя» (США), «Южное сияние» (Украина), «Новая Немига литературная» (Белоруссия) и других. Также публиковался в «Литературной газете».
Автор девяти книг поэзии и прозы. Лауреат премии воронежского комсомола им. В.Кубанева в области литературы (1988), всероссийской литературной премии «Имперская культура» им. Э.Володина (2008), международного литературного конкурса им. А.Платонова «Умное сердце» (2012).
Член Союза писателей России.
Живет в райцентре Петропавловка Воронежской области.
Русская судьба
Кому – батист и шелк,
Кому – сатин простой,
Кому – тот снег, что шел
Вчера – густой-густой!
И проблески небес
Сквозь годы-времена.
…И – каждому – отрез
Шинельного сукна…
* * *
Слабеет темнота заплечная;
Где вяз в воде, где берег крут,
Сазаны, выходя со «свечками»,
Седой заре поклоны бьют!
И с кручи дуб глядит – Добрынею,
Хоть край – живою ниткой шит
Его корней… И жизнь обрывную
Подмытый берег не страшит.
Она листвы полет над кручею –
Зажала в желуде литом!
И желваки гоняет кручево
Угрюмоглазых омутов…
Не чужое
Николаю Алешкову
1.
Делаю я многое неловко –
Там, где город водит хоровод.
Только деревенская сноровка
Все еще в руках моих живет!
Вот со сценой, скажем, напряженка:
Будто бы стою на сквозняке.
Ну, а топорище и ножовка –
Как влитые, точно по руке!
Прогоню щепу, ножовкой вжикну, -
И задумки внучкины сбылись!
Коля, как ты думаешь, привыкну
К людям выходить из-за кулис?
Как я тяжело стихи читаю…
Будто на уливе чернозем
Штыковой лопатою пластаю –
Чуть не полгектара за разо`м!
А ведь говорю я – не чужое…
Но из детства – и через судьбу –
Все несут доярки ведра с жомом,
Тащат в ря`днах силос на горбу.
А в щелястой кузне (через выгон –
Два шага) с утра и дотемна
Железяку жизни Васька Цыган
Правит, выцепляя из горна`.
Мне, как в той щелястой кузне, чадно:
Может, зря я пред людьми стою?
Может, слишком мелко и нарядно
То, что легким перышком кую?
Иль напрасно на себя серчаю?
…Как слова мне губы холодят!
Из далеких лет односельчане
В детские глаза мои глядят.
2.
Что осталось? Лишь недуг да хворость.
Густо зеленевшие вчера,
Высохли слова мои, как хворост
Возле обмелевшего Хопра.
То, что было стежкой к бате, к маме,
То, что жизнь держало, как в плену,
Догорев, лишь сизыми угля`ми
Ночью смотрит в очи на Дону.
Ночь. И перевоз не докричаться.
На болотах – выпи крик больной.
Но не хочет родина прощаться.
Остается родина со мной.
Мамин вздох: излуки да лиманы…
Полынок на батином следу.
…И опять на строчки жизнь ломаю –
И на угли сизые кладу.
P. S.
Идешь, на меня похожий…
М.Цветаева
Крапива жива – стрекаясь,
Похожая на траву…
Я – пальцами резких пауз –
Ткань речи на смыслы рву!
Безумствую ли, бунтую?
Не вызнавший – не перечь!
Я этим рваньем бинтую –
Что в слове нельзя сберечь….
Что строчками не рябило
На выстуженном листе –
Темнело лицом рябины
Сквозь раны ее кистей!
И все, что сквозь бинт сочится,
Алеет сквозь рвань темно,
С тобой – или с ним! – случится,
И будет – судьбе равно.
Святою водой кропили…
Зашили травой уста…
А я все кричу – крапивой,
Кладбищенскою крапивой,
Касающейся креста…
* * *
Лежу, молчалив и недужен,
Почти
Не от мира сего.
Никто мне не нужен, не нужен!
Да рядом и нет никого.
Придут – мне им плакаться, что ли?
Им, слезы уставшим скрывать?
…А Коля… А Дмитриев Коля
Присел, не спросясь, на кровать.
Отпущен на час небесами, –
В халате иль правда крылат? –
Присел он на краешек самый…
Молчим. А стихи – говорят…
Ягоды
Памяти, восторгу и стыду
Прошлое летит в глаза половой.
«Вертолетик» крутится кленовый.
Спеет тёрен в Крюковом саду.
В парке школьном лист кленовый шит
Золотом… Но манит дикость сада.
Тёрен, что морозцем тронут, сладок,
Хоть и рвет рукав терновый шип.
Стынет шепот: «Ветку наклони…»
Я клоню, клоню, клоню, а после…
Смотрит юность девочкою взрослой -
Зябко ей! Ведь мы в саду одни.
Почему она опять молчит?
Неужели ничего не скажет?
Тёрен сладок, только губы вяжет,
И во рту потом всю жизнь горчит.
Порошит былое – до слезы,
Как ни щурься – встречь летит половой.
Выцвел, вымерз тот листок кленовый,
Но все так же ягоды сизы…
* * *
Когда твой голос
Нижет льдинки фраз
И взгляд сквозит застуженным законом,
Вселенная, что состоит из нас,
Сжимается
В груди моей
До кома.
Риска
Все та же, вроде, ценностей шкала,
Но там, где смутой сбиты, стерты риски,
Ты вместо звезд рисуешь купола,
Он – вышки ставит вместо обелисков.
И рвут сердца, и застят нам глаза
То мавзолей, то лет расстрельных мощи.
Но риску, что и мой отец врезал
В сороковых, я нахожу – на ощупь…
И вновь они встают передо мной,
Согретые победным алым стягом,
Не ставшие ни страхом, ни виной, –
Звезда, и серп, и молот – над рейхстагом.
* * *
Не спрашивай, туманная слеза,
Хватало ль мне, кропателю стишков, –
Земли, во тьме крутящейся устало,
Для радости…
Да мне «через глаза»
Просевших льдов, и праздничных «пушков»
В обветренных ладонях краснотала,
И молодой воды излук –
Хватало!
Навстречу мне он выходил из лоз…
Родной до схваток горловых, до спазм,
Не торговал разлив ознобом в розлив.
Но вместе с ним – я до обрывов рос…
Да, я, наверно, никого не спас
Рванувшись слепо к высям горним: «Аз
Есмь!»
Но – вздрогнул каждой талой веткой вяз, –
И вздрогнул век, ловя обрывный воздух
Его ветвями… И – открыл глаза.
И не меня, а небеса увидел!
А много ль счастья мне за это выдал,
Не спрашивай, бессонная слеза.