Не стало большого русского поэта, удивительно тонкого и милосердного человека Валерия Федоровича Дударева.
Невольно вспоминаются его строки:
Воздушных шаров суматоха.
Удар фейерверка вдали.
Танцуя,
по мостику вздохов
Кого-то еще повели.
Вздохнешь и подумаешь:
эка
Нам невидаль данный фокстрот.
Зажмурься –
и нет человека!
Ты ангел.
И лодка плывет.
Каждый раз, общаясь с Валерием Дудуревым, я поражался его доброте, молодости, спортивности и, конечно, искреннему великому таланту. Талант проскальзывал во всем: в общении, в доброжелательности, в той близости, которая возникала с этим большим человеком. Существует понятие личного пространства. Той дистанции, на которую душевно человек подпускает другого человека. Дударев подпускал близко. Это было от внутренней силы. Только могучий талант, уверенный в себе творец не боится доверительного общения с другими.
Вклад его в русскую культуру огромен. Он был автором многих книг: «На склоне двадцатого века» (1994), «Где растут забытые цветы» (1997), «Ветла» (2001), «Глаголица» (2004), «Интонации» (2010). И это само по себе бесценно. Получал премии: Александра Невского, Сергея Есенина, Бориса Корнилова и многие другие. Он был смелым мыслителем и философом. И много лет в нелегкие времена нес на себе тяжесть и ответственность сохранения такого уникального для русской словесности журнала как «Юность».
Мы встречались много раз...
Чтобы провести вечер с веселой и дружной компанией редакционных работников, нужно было знать о маленькой тайне, известной только своим. Приходить днем бесполезно. Мало того, что Дударев всегда в разъездах (его рабочим местом была вся страна). Но и передавать рукопись опасно – запросто может затеряться в кучах бумаг. Такой журнал на страну один, а желающих в нем напечататься – сотни тысяч. Сейчас этот маленький секрет можно раскрыть. По вторникам, очень поздно, часов в десять вечера собирались все друзья. А их у редакции было много. Разных возрастов, состояний, профессий, разной известности и славы.
Сколько раз это бывало. Я иду по 1-ой Тверской-Ямской, прохожу эти высоченные, удивительные, напоминающие дворцы, сталинские здания, вот незаметная заветная дверца. Десяток раз я проходил мимо, и приходилось возвращаться обратно. Спросить не у кого. Коренных москвичей почти нет. Да и не интересуется литературой никто. Лестницы крутые и высокие; подниматься тяжело, особенно с сумками и гитарой. Нужно пройти дверь редакции (там все равно никто не ответит) и подниматься до упора.
Первый раз я пришел в гости к редакции, неточно зная, когда все-таки они собираются. Открыл дверь мне Геолог. Это был очень колоритный персонаж – своеобразный Шишок, домовой редакции «Юности». Он исполнял обязанности портье, курьера, сторожа, грузчика, электрика, сантехника и прочее. Поскольку прозвище Геолог прочно приросло к этому персонажу. Домовой редакции обладал тактом, добротой и большим чувством юмора. Никакой другой работы у него не было. И, практически, он жил в редакции. У него была маленькая комнатка слева от входной двери, дверь в нее всегда была открыта. Домовой смотрел за всеми передвижениями и четко все отмечал.
Итак, Геолог встретил меня на пороге верхнего этажа редакции.
– И кого бы вы хотели повидать?
– Дударева.
– А вам назначено?
– Полагаю, что да.
– Полагаете?
– Да.
– И вы хотите ждать?
– Да.
– Ну, ждите.
Прошло полтора часа. Никого не было.
Я сидел в коридоре. Из комнатушки на меня как старый седой ворон, наклонив голову, смотрел Геолог.
Внезапно меня озарила мысль.
– Слушайте, у меня тут коньяк и закуска. Что сидеть просто так? Давайте выпьем.
– И таки что же ми еще ждем?
Моментально появились тарелочки. Но не успели мы опрокинуть по рюмочке, как в коридор вошел Дударев.
– Так, – начал он строго. – Это как же вас угораздило выпивать прямо в коридоре редакции? А если придут посетители? Вы бросаете тень на редакционный коллектив.
И, улыбнувшись, добавил:
– Пошли ко мне в кабинет.
Мы втроем выпили в кабинете. Через несколько минут появились еще гости и общение началось.
Люди всегда собирались интереснейшие: поэты и писатели со всей России, гости из Белоруссии, предприниматель из Германии, путешественник с темнокожей подружкой, представители старых московских семей с громкими фамилиями. Ходила почти постоянно очень пожилая известная актриса с потрясающей для ее почти девяноста лет юной фигурой. Она держалась прямо, словно только что окончила институт благородных девиц и имела поистине осиную талию. Приходила эта актриса с очаровательными маленькими рассказами-зарисовками, которые сама же и иллюстрировала. Кстати, на какой-то из встреч ей достался мой сборник, и она с удовольствием цитировала мои строки. Валерий Федорович очень интересно рассказывал о своих многочисленных поездках:
Венеция.
Люди и лодки.
Чужая дилемма и суть.
Молитвы нелепы,
нечетки.
Размыты
раздумья и путь.
Смеркается.
Лодочник ловкий
Сшибает с туриста деньгу.
Печальны послушные лодки
И мы на своем берегу.
Все дело в забытой октаве,
Которая вызовет дрожь,
Когда из земли разнотравий
В морскую страну попадешь.
Вообще, постоянно звучали стихи, я пел свои песни, пели что-то совместное, в основном, русские романсы. Каждый рассказывал какую-то свою историю. Я описываю все эти встречи, не называя имен, и потому, что не хочу кого-то обидеть невниманием, и потому еще, что все это описание характеризует самого Валерия Федоровича. Он был сердцем, песней этой компании, он собирал этих людей, авторов журнала, отбирал их. Это было отражение его души.
Чрезвычайно интересными были философские разговоры. Вспомним строки Валерия Федоровича:
С модернами и канонами,
С черным стихом и белым
Поэзия – дело новое!
Старое, в общем, дело!
А как зачарованно звучат эти строки:
Замри, как замирает ель!
Умри, как тень на дне колодца!
Как начинается метель –
Жизнь бесконечная начнется!
Ее природы не постичь –
Нет тайны вечного движенья.
В нем предстоит всего лишь жить,
Стать ремеслом и отраженьем…
Но Дударев мог быть не только увлечен, но и беспристрастен.
Однажды после похорон на Переделкинском кладбище Евгения Евтушенко, мы собрались в редакции, так сказать, внепланово. Поминали «мятежного поэта».
– А вы помните первые стихи Евтушенко, напечатанные в «Юности»? – спросил Дударев.
Он открыл огромные книжные шкафы, заветный клад редакции. В них переплетенные как большая советская энциклопедия, хранились все вышедшие номера журналов «Юности», за все годы. Нашлись и первые подборки Евтушенко. В них юный Евтушенко, заставший Иосифа Виссарионовича еще в добром здравии, восхищался Великим Кормчим, который в заботе о стране не спит в Кремле и поэтому маленькому Евгению так хорошо спится в его кроватке.
Когда журнал напечатал мою подборку, я принес в редакцию две больших банки красной икры, нарезанные батоны, масло и коньяк. Наготовил множество бутербродов. После это стало традицией.
– У нас еще ни один автор так публикацию не справлял – улыбнулся Валерий Федорович.
Я благодарил его за опубликование моих стихов, он спокойно сказал:
– Так хорошие же стихи .
И добавил:
– Самое сложное сделать подборку.
И действительно, в отобранных Валерием Федоровичем моих стихах проявился облик совершенно другого автора, не такого, каким я выступал на страницах многих других «толстых» изданий. И со временем я стал все более ощущать в себе этот новый, найденный Дударевым, образ.
В конце вечера булка кончилась, а икра и масло остались. Я обратил на это внимание своего соседа путешественника. Он улыбнулся и ответил: «Значит, жизнь удалась!»
С разрешения Валерия Федоровича я напечатал его стихотворения в нашем журнале «Холм поэтов». И мне особенно приятно было опубликовать его пронзительные, полные любви и печали строки, посвященные России:
Так-так.
Начинается новое время.
Но что остается от ближнего древнего парка?
Пустяк!
Неразумно и вредно
В усадьбах искать:
вот качается арка,
Весь портик и даже колонны немножко.
Внимать:
вот торжественно гибнут фасадные балки,
С фронтоном карнизы и даже окошко
У самой земли, где робеют две галки,
Гортензия, кошка. А дальше – дорожка.
И снова дорожка…
В моей стороне не сыскать –
не сберечь классицизма.
О, сколько в ней лишних веков и мелодий!
Но если опомнишься –
в этом судьба и Отчизна,
И даже великая вроде…
Очень тяжело Валерий переживал нехватку финансирования журнала. Он все время искал пути, как бы продлить жизнь легендарного издания, повысить его популярность, найти спонсоров. Но «великие мира сего» не очень-то стремились помочь «знамени молодежи».
Однажды я услышал диалог работников редакции.
– В Питер сколько будем экземпляров отправлять?
– Двести.
Это на весь Петербург 200 читателей получат журнал? Я совершенно растерялся.
Мне кажется, вся эта напряженная обстановка, постоянное сражение за жизнь журнала сыграли немалую роль в том, что прекрасный русский поэт и просто друг ушел так рано.
Так странно увидеть рябину без ягод!
Печальные ветви темны.
Но ветер примчится –
напорист и сладок –
С какой – не понять стороны.
В последней надежде душа
встрепенется
И вспомнит…
Не знаю о ком.
Ярослав КАУРОВ, Нижний Новгород
«Литературная газета» первой сообщила о смерти нашего друга и постоянного автора Валерия Федоровича Дударева. До сих пор не можем поверить в то, что его больше нет…