Публикуем очередной блок стихов членов Молодежного лито «Молот О.К.» и Творческого союза «Ассоциация литераторов – АБГ» (Тбилиси, Грузия).
Первую часть читайте ЗДЕСЬ.
Вторую часть читайте ЗДЕСЬ.
Молодежное лито «Молот О.К.» и Творческий союз «Ассоциация литераторов АБГ» (Тбилиси, Грузия) сформировались в середине «нулевых по инициативе» Анны Шахназаровой и Михаила Ляшенко, издававших в то время поэтический журнал «АБГ».
Лито «Молот О.К.» (молодежное объединение литераторов, обитающих в Тбилиси – о'кей) было основано в 2005 г., а с учреждением в 2007 г. «взрослой» «Ассоциации литераторов – АБГ» (АБГ – начальные буквы грузинского алфавита), вошло в нее в качестве коллективного члена.
В издательском активе объединения серия персональных стихотворных книжек под грифом «Библиотечка «Молотка», коллективные сборники, с января 2009 г. выходит ежемесячный «Лист О.К. АБГ».
Одно из магистральных направлений работы объединения – перевод новой грузинской поэзии, увенчавшийся изданием сборника (2012), в значительном объеме включенного в «Антологию современной грузинской поэзии», Москва, 2014 г.
Следует отметить участие членов объединения в ряде международных конкурсов и фестивалей, регулярное участие студийцев в мероприятиях Фонда СЭИП, а также широкий спектр публикаций в профильных изданиях Грузии, России и зарубежья.
Елена ШАХНАЗАРОВА
По окончании филологического факультета Тбилисского государственного университа (ТГУ) работала гидом в Тбилисском бюро путешествий, корреспондентом газеты «Экономическая неделя» и информационного агентства Грузинформ-ТАСС.
Стихотворения публиковались в литературных альманахах «Ямская слобода» и «Кавказский экспресс» (Россия), «Путь дружбы» и «Крестовый перевал» (Германия), в литературных периодических изданиях Грузии.
УШЛИ ШТОРМА В ДВЕНАДЦАТЬ БАЛЛОВ
* * *
И в эпоху застоя это было со мною –
что-то очень простое. Как все под луною.
Под луной, на рассвете, был дымок в сигарете,
и сиреневый ветер, и цветок на берете…
Вдохновенны поэты, безмятежны застолья.
Мы не знали, что это – эпоха застоя.
Августовское
Закрой глаза – увидишь звезды.
Открой – щербатый потолок.
Скромней и проще стали тосты
и строже – жизненный итог.
Ушли шторма в двенадцать баллов,
остались – баллов до пяти.
Открой глаза: звезда упала.
Закрой глаза – она летит!
Сюжет
Закатом ветер управлял…
Он помнил прежние поверья
и так прицельно хлопал дверью,
как будто в прошлое стрелял.
Петлял запутанный сюжет
в горах, где дерзкие мужчины
стреляли вовсе без причины
под звон бокалов и ножей.
Я там кухаркою была,
и эта роль мне – да, по нраву!
Отдав корону и державу –
не сожалеть же о балах!
И жизнь без чисел и без дат
была азартна, как охота,
когда коней пришпорит кто-то
и в гривах пенится закат…
И я была, конечно, с тем,
кто в скачке первый – по сюжету!
Легенды стерты как манжеты…
Но не совсем. Но не совсем.
* * *
Дожили до весны… Ну вот и ладно.
Визжит в саду напротив детвора.
Звучали вальсы в ракушке эстрадной
в саду напротив… словно бы вчера.
Кружили пары ситцевых времен,
а мы глазели, сидя на заборе…
Эпоха стынет в мамином трюмо,
как пятнышко на лбу от детской кори.
Все детские болезни левизны
мы пережили, словно вирус стадный –
вражду племен, безумие войны…
Дожили до весны – ну вот, и ладно.
Новые Аргонавты
Нам о времени напомнит бой часов
в сонной ратуше весьма преклонных лет…
Может, время запирают на засов
в городке, где море есть, а горя нет?
Видишь – кончилась троянская война,
видишь – Байрон пьет «Метаксу» за углом,
снова плещется эгейская волна
под скрипучим аргонавтовым веслом.
Этот город черепицею покрыт,
хороводит вечной путаницей крыш,
здесь и лестниц крутизна – деталь игры:
то карабкаешься в жизни, то летишь.
Нам летать еще – во сне и наяву,
и платить высокой мерой по счетам…
Но цикады в том в саду звенят-поют,
что не пройдена последняя черта.
На прощанье хлещет летняя гроза –
водопад ступеней-улиц поутру…
Время сдвинется. Вернемся мы назад.
Пару легких шхун пришвартовав в порту.
* * *
Мне все равно. Расплачиваться вскладчину:
за ненависть, за крики, за разгон.
Не лето, а полжизни зря потрачено,
не город, а скандальный полигон.
А был он тихим, ласковым и бережным,
держал за ручку и учил: ходи…
Веселый, бесшабашный и безденежный,
не знавший тайны лампы Алладин.
За то, что было – благодарность вечная!
Приму с тобой и глупость, и вину.
И расплачу`сь. Но память, искалечена,
Бредет, сутулясь, в прошлую войну.
Потоп
На завтра был обещан сильный дождь.
Нас слишком много (твари не по паре),
кто верил не прогнозам, а гитаре,
кого смешили зонт и макинтош,
и скрип калош, и человек в футляре…
Пусть мудрый кто-то запасал дрова.
Зачем? Последний день летел к закату.
Мы собирались вместе, как когда-то…
Так оркестранты, паузу прервав,
взрывают зал прощальною токкатой.
Мечтой – взлетала звуков канитель,
судьбой – лежала дека на плече…
Мы так и не успели в тот Ковчег,
где избранные твари, в суете,
делили место, пищу и ночлег.
Юлия КЛЮЧНИКОВА
Родилась в Тбилиси. В 2011 году окончила переводческий факультет, а затем и аспирантуру Пятигорского государственного лингвистического университета. Как поэт, дебютировала в тбилисском альманахе филологов-русистов «ЛиК». Печаталась в различных поэтических сборниках и литературных альманахах.
Автор двух стихотворных книг. В октябре 2016 года за сборник стихов «Хрустальные вазы» удостоилась премии «Золотой диплом» на международном фестивале «Золотой Витязь».
«И Я ТОЖЕ БЫЛА В ТОМ ПОЕЗДЕ И МОЛИЛАСЬ…»
* * *
А за окном гул вертолета,
И ты бежишь к нему навстречу,
Лишь у седьмого поворота
Твое присутствие замечу.
Беги, беги, моя потеря,
Не обернешься – не заплачу,
Скорее заново поверю
В одностороннюю удачу.
Поймать тебя я не успею, –
Скользнет рука по оболочке,
Раздавит хрупкую идею, –
И за попыткой снова точка.
Но там, за долгим поворотом,
Ты, как обычно, поскользнешься
И, вторя гулу вертолета,
Ко мне, как было уж, вернешься.
* * *
Я за промахи, выдохи, вздохи и охи эха,
Где так нервно смеются, сутулясь в ночном вагоне,
Где вливается жидкость с градусом и со смехом
Разбиваются рюмки, и брызжет сок лимона
Прямо в челюсть кому-то, спящему где-то с краю,
Под напевы колес и железные свисты рельсов,
А под ухом слышится: «Я еще отыграюсь!»
И как матом его, чтоб играть уже не хотелось.
Как серьезная женщина в форме садится рядом,
Слева пьяный мужик предлагает ей: «Выпей, тетя!»
Как она наливает чай, на него не глядя,
А потом оглушает криком: «Я на работе!»
Но бывает и так, что сидишь и читаешь Блока,
И порою становится грустно и даже скучно,
Но щелчок, и в момент ослепленная чьим-то оком,
Замечает его, устремленного прямо в душу.
И уже через час они, словно Адам и Ева,
В тихом тамбуре хочется ждать непонятных сказок,
И не важно, что ты лишь интрижка, а он твой первый,
Это, друг мой, любовь, а она поглощает сразу.
Вот и утро, дождливое утро со вкусом чая,
Проводница спросонья будит всех, матерится,
А ты смотришь ему в глаза и уже скучаешь,
Твердо зная, что сказка ночи не повторится.
Да, мой друг, это жизнь безумная и хмельная,
Отрезвленная сутью проблем, чередой трагедий,
В ней так много войны, и я просто не понимаю,
Как любить ее, если в ней умирают дети.
Да, мой друг, но я все-таки верю в слепое чудо,
И я тоже была в том поезде и молилась,
Чтобы стали добрей и терпимей друг к другу люди,
Чтобы та проводница больше не материлась,
Чтобы этот мужчина, похожий слегка на Адама,
Не бросал ее, не искал себе новой жертвы…
Вот и все, я приехала, друг мой, любимая мама!
И пишу смс-ку: «Ну как ты, ну что ты, ну где ты?»
* * *
В городе пахнет хвоей, снегом и серпантином,
Люди транжирят в «шопах» разный остаток премий,
Город окутан снова праздничной паутиной
Длинных гирлянд и елок. Вдруг наступает время –
Красит зима природу в розово-серебристый,
Пачкает воздух пылью, ветром ласкает крыши,
Где-то еще остались, но опадают листья.
Надо б кому-то верить, чтобы подняться выше...
В городе пахло жизнью, стал он немного строже,
Стал экономить счастье, верностью позабытый,
Хочется снова верить только Тебе, мой Боже,
Чтобы вперед и прямо, не подавая виду.
* * *
И вновь измученный пассаж
С его избитым ре бемолем
Съедаешь пальцами, как фарш,
На каждом пальце по мозоли.
В стаккато просится восторг,
Но он с усталостью повенчан,
Ты оживить его не смог,
Замерзли скованные плечи.
Живой и радостный форшлаг
Сменило грустное тенуто,
Да, иногда бывает так,
Перестаем мы верить в чудо.
Надоедает исполнять
Из года в год одно и то же
И по крупицам собирать
На нитку жизнь по бездорожью.
Дай Бог, что будет все не так,
И мне дадут в предсмертной пьесе
Сыграть восторженный форшлаг
С моим любимым до диезом!
Михаил ЛЯШЕНКО
Художник по первой профессии, как литератор публикуется с 90-х годов прошлого века. Родился и учился в Воронеже, в настоящее время проживает в Грузии, в Тбилиси. Инициатор и руководитель ряда местных литературных начинаний (журнал русской поэзии в Тбилиси «АБГ» и «Литературно-аналитический Лист ОК АБГ», соучредитель и руководитель молодежного лито «Молот ОК!», председатель правления Ассоциации литераторов «АБГ» и др.).
Стихи и статьи публиковались в журналах «Знамя», «Эмигранская лира», «День и ночь», «Дети Ра», «Футурум ART», «Зинзивер», «Русский клуб», «Альтернатива», «АБГ», «Русское поле», в альманахах «Мтацминда», «Мансарда», «Ямская слобода», «Под небом единым», в ряде коллективных сборников и в других местных и зарубежных изданиях. Автор четырех поэтических книг.
К ПОЛУНОЧИ СМЫСЛ УСКОЛЬЗАЕТ
Жатва
Но тот, кто двигал, управляя
Марионетками всех стран,
Тот знал, что делал...
Александр Блок
Записные подлецы
Во главе обеих армий.
Алла Поспелова
Обут-одет народ, накормлен,
– огромный, – он переогромлен
бурлящей на огне страной,
чтоб жить свободой катакомбной
перед вселенской гекатомбой,
не первой, а уже второй.
Но до второй не дотянуть –
кому? – неведомо. Но многим.
А тем, кто смог, что ж, – добрый путь
и – по протоптанной дороге
плечом к плечу, миллион к миллиону,
повзводно и побатальонно –
те самые – недолюбив,
не докурив той папиросы –
и, как ни ставь свои вопросы,
отечество собой прикрыв.
И нет, не праздным был порыв,
дошедший к нам из той поры,
где пелось: Вспомним поименно!
Но только сколько их, – миллионов,
и – да, отдать им долг и честь,
пред каждым преклонив знамена, –
но прежде надо бы их счесть –
двадцать один иль тридцать шесть?
А мысль ютится потаенно,
что, может, в самом деле, семь…
Нет слов, коль не было б совсем!
«Мы за ценой не постоим», –
как сказано. Не постояли.
Раз у вождей сердца из стали,
и ведомо все только им.
Звезда с звездою – тайный стык.
Их на верховные посты,
как пешек, к краю продвигают,
они свои заданья знают –
заданья – понимай – просты:
чем больше дашь земле приплода,
чем больше изведешь народа,
тем выше вознесешься ты,
ты сам и трон твой устоит,
и поле будет колоситься.
Да, кровь людская не водица,
а столп природы, монолит.
А «звезды» эти иль «отцы»,
Вершители... –
Скорей, лишь зомби,
обер-капо при гекатомбе,
а, в крайнем случае, жрецы, –
пусть им обещана и вечность,
власть и владений бесконечность.
Обманут ведь…
Такой вот сев
и урожай на минном поле.
Но ведь мы верим, что по воле
спасутся все…
…Спасутся ль все?
2019
* * *
Наш утонченный эротизм
тебя в лягушку обратил,
конечно же, в ту, что царевна,
и растревоженная ревность
зовет придворных к топору,
дабы возвышенно и гневно
свистать на Яндекс-точка-ру.
Сецессион
Мне Параджанов говорил…
«Прозренчество начала века...» –
чем не начинка для строки?
И дальше: «Вписан жест руки
в сакральный абрис человека…»
А вот маэстро говорил,
что все оттуда односложно,
все эти жесты рук и крыл,
шторм ученических чернил –
надуманно, крикливо, ложно
плюс пух лебяжий из перин
на бутербродный маргарин.
Из цикла ВОКЗАЛ, Тбилиси, 90-е
*
К полночи смысл ускользает
в бок и петляет, как заяц.
Иль это я так петляю? –
юнкером – как показалось –
вальсом скользя в центре зала…
Ну, а реальность сползала
в сумрачный воздух вокзала,
и проститутка глазами
все мне про ночь рассказала.
*
Как барабанной дробью, дрожью мелкой –
так осыпается со стен побелка
при легком тектоническом толчке, –
вот так и я толкусь на этом пятачке,
или верчусь – конечно же, как белка.
и чуть быстрее часовая стрелка,
чем я ей в этот вечер наказал.
И вот, поди ж ты – после полночи вокзал,
пожалуй, безопасней, чем под вечер –
в час предложений, спроса, в час их встречи,
поскольку разбирают всех, кто ждали,
и вот ни пьяных драк и ни кинжалов,
ни знаков обещающих в глазах
и, словом, как поэт сказал:
этсетера, этсетера, базар-вокзал…