Григорий ШУВАЛОВ
Поэт, литературный критик. Родился в 1981 году в пос. Ладва в Карелии. Окончил Литературный институт им. А.М.Горького.
Стихи печатались в журналах «Москва», «Дети Ра», «Наш современник», «Подъем», «Родная Кубань», «Вологодский ЛАД», «Бельские просторы», в «Литературной газете», «Литературной России» и др. изданиях, переведены на английский, болгарский, вьетнамский, китайский и якутский языки.
Член Союза писателей России, автор книги стихотворений «Весточка» (2017).
* * *
Вся вкривь и вкось застроена Москва,
куда ни глянь – кругом головоломка.
Провинция по жизни не права,
а здесь для всех подстелена соломка.
В Кремле китайцы, в ГУМе – кавардак,
Покровского собора пирамидка,
а где стоял гостиничный барак –
для селфи забабахана открытка.
Пойду на мост, ведущий в никуда
пропавшие навеки поколенья,
пусть черная московская вода
укроет память пеною забвенья.
Потух пожар бушующий в крови,
и сам себе я повторяю снова:
«Барахтайся, барахтайся, живи,
любую пошлость одолеет слово».
* * *
Зима. Нет снега в декабре.
Ополоумела природа.
Траве неясно на дворе
какое нынче время года.
Ах, где бы снега взять взаймы
под настроенье никакое?
Земля устала без зимы,
ей очень хочется покоя.
Лежать мечтается полям
под лебединым одеялом.
Здесь в городе всего навалом,
но нет житья снеговикам.
Блестит искусственный каток,
на конькобежцев зырит зритель,
его не радует итог,
где вместо снега заменитель.
Бредет усталый человек
во тьме с работы до ночлега,
его душа желает снега,
но потерялся где-то снег.
* * *
Все уйдет, но сожалеть нелепо,
только как забыть?
Даже сигаретный дым уходит в небо,
что тут говорить.
Мы навеки врезаны в столицу –
нет пути назад.
Мы еще поедем за границу,
подкопив деньжат.
Впереди закатная полоска –
молодость прошла.
Подожди троллейбус у киоска
и не помни зла.
Литинститут
Здесь льют, как воду в глиняный кувшин,
учения серебряную влагу
и ставят плюс искателям причин,
которые испортили бумагу.
А вместо славы грубая печать,
ничтожный штамп за божий дар и милость.
Нас научили мыслить и молчать,
а мы живем, чтоб что-то получилось.
* * *
Этой ночью мне спать не давал соловей,
он всю ночь распевал для любимой своей.
Если б мы с тобой ночью сидели вдвоем,
я бы тоже, наверное, пел соловьем.
Но спокоен отныне мой скорбный приют,
больше певчие птицы здесь гнезда не вьют.
Впрочем, песня меня бы уже не спасла –
в моем сердце не лед, а осколок стекла.
Замолчи соловей и людей не морочь,
пусть глаза мне закроет косматая ночь,
упаду мертвецом я в объятия сна,
мне гораздо нужней темнота, тишина.
Ну а ты улетай, чтобы встретить зарю,
и не слушай, безумец, что я говорю.
* * *
Меня вокзалы сделали поэтом,
гремящие по рельсам поезда.
Я в первый раз задумался об этом,
из дома уезжая навсегда.
Печально пело радио в вагоне,
и я глядел на голубом глазу,
как догорал закат на небосклоне,
и неумело сдерживал слезу.
И вот опять я еду в неизвестность,
хотя готов заранее ответ,
и музыка окутывает местность,
и кажется – вдали тепло и свет.
Мне все еще мерещится свобода
и верится: подруга не предаст,
а за окошком буйствует природа,
она куда безжалостнее нас.
* * *
Мне повезло, дела мои неплохи,
я на ногах уверенно стою,
и поздний яд сомнительной эпохи
еще не тронул молодость мою.
Еще горит в груди огонь желанья,
и я не сожалею ни о чем –
я испытал любовь и расставанье,
и смерть стояла за моим плечом.
Я разлюбил бездушных и строптивых,
похожих на холодную зарю,
я счастлив был недавно в этих ивах,
а нынче с равнодушием смотрю.
Ушла вода, и обнажились мели,
притихли у причала корабли,
и все, что в этой жизни не сумели,
мы словно крошки со стола смели.
* * *
Сижу, мешаю колу с виски –
да растворится в сердце тьма.
Влюбиться, что ли, в толкинистку
и вместе с ней сходить с ума.
Я б с ней гонял на фестивали,
носил кольчугу и топор,
а мне бы песни распевали
про край далекий Валинор.
Забыв о ремесле позорном,
я б целовал ее плечо
и сам назвался Арагорном,
а может, кем-нибудь еще.
Когда я выходил из дома,
Эльфийки мне б махали вслед
и крепко руку жали гномы,
лишь потому, что я – поэт.
Сижу, мешаю колу с виски,
промилле булькают в крови,
и где-то ходят толкинистки,
моей не ждущие любви.
* * *
С утра проснешься на работу,
а день такой же, как вчера.
Попил чайку, прогнал зевоту,
уж на работе быть пора.
Идешь и думаешь о разном:
о смысле жизни, о судьбе,
о нашем мире безобразном,
и вдруг привидится тебе,
как будто ты один в ответе
за этот дикий вертоград,
но так же умирают дети,
и так же нищие смердят,
низы молчат, верхи воруют,
сосед спешит за наркотой,
и так же женщины торгуют
своей фальшивой красотой.
Бушуют войны и раздоры,
в умах разруха и бардак,
и бесполезны уговоры
и обещанья райских благ.
И ты уже придумал кары:
болезни, бедствия, потоп,
готовишь бури и пожары
и истребление нон-стоп.
Готов разрушить все на свете,
сам свет тебе уже не мил.
Но вот во двор выходят дети –
и ты прощаешь этот мир.