Началось оно, отнюдь, не сегодня
Наш эксперт
Борис Глебович Галенин родился в 1947 году в Москве. В 1970-м окончил механико-математический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. Кандидат технических наук. Член Общества изучения истории отечественных спецслужб, автор книги «Царская школа».
– Борис Глебович, что, по-вашему, привело к нынешнему удручающему уровню знаний русского языка школьниками?
– Дело не только в ЕГЭ. Перед нами скорее результаты многолетних, ещё со времён империи, системных шатаний в практике образования и в его идеологии. Стратегию начального образования невозможно оторвать от стратегии самосохранения народа как типа цивилизации и этнической общности.
Культура русского народа, по крайней мере до первых десятилетий XX века, была основана на культуре православия, воплощённой не только в богослужении, но и в обыденной жизни. Языком этой народной культуры был церковнославянский. Нам сейчас трудно поверить, но меньше века назад подавляющее большинство населения огромной страны говорило, думало и читало именно на церковнославянском языке. Том самом, который сегодня стал непонятным для потомков, отсюда и дискуссии о переводе языка Церкви на язык улицы – ещё одна черта торжествующего смесительного упрощения.
– Но на Западе говорят: у вас, русских, не было регулярной школы, университетов, одна академия, да и та была основана европейски ориентированным епископом Петром Могилой.
– Ответ дал Павел Алеппский, записавший свои впечатления от встречи в 1654 году с русской вселенной, «по которой путешественник должен ехать четыре года вдоль и поперек». Он писал, что воеводы на Руси люди учёные, знают законы, философию, рассуждают логично: «Они приобретают знания от наставников, к ним приезжающих, от патриархов и архиереев, коих они обыкновенно расспрашивают… если кто из них воспрещает им что-либо, то воздерживаются от этого, не упорствуют, но стремятся увеличить свои знания, ибо мы видели… тысячи больших книг, кои они охотно и много читают днём и ночью». Автор уловил систему образования – наставничество.
Та самая смесь французского с нижегородским, о которой в начале XIX века говорил герой Грибоедова, стала языком образования лишь в начале века XVIII. Тогда-то нас и стали упрекать, что-де, регулярной школы не было…
– Известный и успешный современный русский профессор-филолог, преподававший в США, рассказывал, что американцы даже кланяться с ним перестали, когда он отказался продолжить контракт с одним из их университетов, получив кафедру в московском вузе.
– Для них это вполне естественно. Какой-то русский отказался продолжать приобщаться к системе преподавания в сияющем граде на холме?!
Если у католиков была ненависть к России, как к царству, поднявшему знамя «восточной схизмы», то у кальвинистского протестантизма включается другой механизм. Каждый из протестантов, например, англичан, может быть нам лучшим другом, но вместе они – лютые враги России. А ведь именно протестантское немецкое образование было взято у нас когда-то за основу. Позже, с разрушением СССР, мы пошли по американскому пути, а в их обществе сильны тенденции радикального шотландского кальвинизма с концепцией предопределения. Она, как известно, гласит, что Бог наперёд определил посмертное воздаяние для каждого человека: если ты богат, тебе уготовано место среди праведных, если беден, то, как говорят герои их боевиков, «отправляйся в ад»…
Эта концепция определённым образом способствует воспитанию механической работоспособности. Однако она же, будучи основой школьного образования, воспитывает стремление к победе любой ценой – ведь на кону вечная жизнь, спасение души… Мало кто, конечно, заглядывает так глубоко, но победа, допустим, в матче двух школьных команд, достигнутая грязной игрой, считается приемлемой и желательной. Кальвинистский бог победителей не судит.
– Как в современных условиях не потерять собственную культуру?
– В начале 90-х мы одним махом отринули все традиции русского, имперского и советского образования. Перешли на совершенно чуждые нам концепции. Но хочу напомнить. В 1995 году специалист Международной образовательной программы фонда Сороса В. Сойфер писал, что к 1914 году «в России сложилась первоклассная система гимназического и университетского образования. Россия выходила на передовые позиции в мире. Несомненно, что Кембриджский, Оксфордский, Гейдельбергский университеты представляли собой учебные и научные институции самого высокого уровня. Но они собирали сливки со всего мира и оставались редкими островками высочайшего знания. Подавляющее же большинство учебных заведений западных стран плавало в море посредственности. Классическое гимназическое образование в России выделяли уникальные особенности… Обучение всех гимназистов и в Москве, и в Тобольске, и в Одессе… на примерно одинаковом уровне открывало оканчивавшим гимназии дорогу в мир вообще и в мир науки и культуры в частности».
Соросовский специалист признаёт уникальность – не копированность – русской системы образования, которая открывала дорогу в широко понимаемый мир – а это означало конкуренцию. Царская школа давала устойчивое образование, способное отвести всяким влияниям, порой важным, их системное место, применить их, в том числе и в странах, откуда «влияло».
Но и имперское образование вольно или невольно провоцировало отлучение православного человека от православной церкви. А последствия этого явления вышли далеко за рамки собственно образовательной системы.
Беседу вёл Сергей Шулаков
Факты
По данным переписи населения 1897 года, средний процент грамотности в России составлял 21,1%, при этом среди родившихся до отмены крепостного права он был 14–15%, а среди родившихся позже – не ниже 50%. К 1917 году грамотность среди призывников (а служили в основном крестьяне) выросла до 80%.
16 (3) мая 1908 года принят закон об обязательном начальном обучении с поэтапным введением в течение 10 лет.
В 1920 году создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по ликвидации безграмотности (ВЧК ликбез). К 1939 году среди граждан в возрасте от 9 до 50 лет оставалось менее 10% неграмотных.