Кажется, этот человек знает всё. Его эрудиции могли бы позавидовать самые просвещённые мыслители. Он не раз доказывал свои уникальные способности, триумфально побеждая в самых разных интеллектуальных играх. И в особом представлении классический одессит с московским штампом в российском паспорте не нуждается. Наш собеседник – советский и российский публицист, писатель, телеведущий, политический консультант, коллекционер макетов оружия и просто ходячая энциклопедия Анатолий Вассерман.
– Анатолий Александрович, в детстве вы были «ботаником», проводящим время за книгами?
– Я был примерно таким же, как и сейчас, книжным человеком, до сих пор люблю это занятие более всех прочих. Первую книгу не помню, но читать по слогам научился в три с половиной года, в четыре читал уже бегло. Конечно, пытался играть во всякие подвижные игры, но у меня не очень получалось, да это было и опасно для жизни. У меня в разное время бывало немало сосудистых опухолей. Они доброкачественные – если и растут, то медленно и безопасно для окружающих тканей. Но всё же их мне удаляли: при ударе клубок мелких сосудиков даёт крупное кровотечение. Одна опухоль – на крыле носа – обнаружилась сразу после рождения. Врачи побоялись её трогать, но предупредили, что даже случайный удар по носу может быть для меня смертельно опасен. Это и предопределило мой образ жизни.
– После школы вы поступили в Одесский институт холодильной промышленности, стали инженером-теплофизиком. В чём причина такого выбора? Как-то не верится, что вы боялись конкурса в престижные московские или киевские вузы.
– Сначала я и поехал поступать в МГУ, на механико-математический факультет, но не хватило полбалла. Вернулся в Одессу и поступил в технологический институт холодильной промышленности. Отец, теплофизик с мировым именем, очень хотел, чтобы я продолжил его специальность. К тому же в те времена на почве очередной арабо-израильской войны отношение к евреям в Союзе было весьма прохладным, во многие вузы евреев и вовсе не брали, а в одесском институте была уверенность, что здесь меня искусственно валить не будут.
– Публицист Станислав Белковский как-то заметил, что «эрудированный – это нахватавшийся нечеловеческого объёма формальной фактуры, как знаток Вассерман, который всё знает, но ничего не понимает…». Умный и эрудированный – это разные вещи?
– Конечно, разные: эрудиция – всего лишь сырьё для работы ума. Но Белковский и в этом случае не прав. Он входит у меня в список «китайских компасов». Первые компасы в Китае указывали не на север, а на юг, и европеец, пользуясь таким компасом, должен двигаться в сторону, противоположную его указаниям. Наши игры потому и называются интеллектуальными, что вопросы в них не «на знание», а «на размышление». В каждом вопросе есть зацепка, позволяющая «раскрутить» его и выйти на ответ, опираясь на общеизвестные факты. Рассуждения, необходимые для этого, довольно нетривиальны. Но есть несколько типовых схем размышления – их мало-мальски опытный игрок прокручивает в голове прямо по ходу чтения вопроса. Если вопрос укладывается в комбинацию таких схем, то зачастую ответ готов уже к концу чтения вопроса. Со стороны кажется, что человек знал ответ заранее, на самом же деле он не знал, а, как принято говорить в нашем спорте, вычислил. Белковский думает поверхностно, ему кажется, что всё это «чистые знания». А знаний там не то чтобы совсем нет, но несравненно больше размышлений, чем со стороны кажется Белковскому. И не только ему, это распространённое мнение об участниках интеллектуальных игр. Но распространённое мнение не всегда значит – верное.
– Впервые вы появились на всесоюзном экране 14 октября 1989 года в команде знатоков Бориса Ерёмина в клубе «Что? Где? Когда?», затем мы видели вас в команде Виктора Мороховского на «Брэйн-ринге». Тогда зритель и узнал, что в Одессе живёт один из самых эрудированных жителей СССР. И – вы проснулись знаменитым?
– Нет, знаменитым я проснулся не тогда, а через год, в 1990 году, после игры, где наша одесская команда под капитанством Злотникова победила киевскую команду капитана Орлова. Показ был в субботу вечером. Утром в воскресенье мы с мамой пошли на Новый базар, от нашей одесской квартиры там где-то километр. Этот километр мы шли больше часа. Буквально на каждом шагу нас останавливали, интересовались подробностями игры, и, конечно, просили автограф. Думаю, маме всё это было приятнее, чем мне. А в игре 14 октября 1989 года на всесоюзном ТВ меня особо и не заметили. Кстати, в том же 1989 году при моём участии разработана теория игровых амплуа, роль капитана здесь особенно важна. Мне, например, просто противопоказано быть капитаном, у меня совершенно иной, не подходящий для этого склад характера и стиль игры.
– Осенний сезон 1989 года проходил по появившимся летом того же года правилам спортивной игры?
– Да, их разработали братья Латыповы. Правда, оказалось, что на спортивные игры неинтересно смотреть со стороны. В спорте команды соревнуются не с авторами вопросов, а между собой. Все отвечают на одни и те же вопросы письменно, чтобы не помогать и не мешать соперникам. У кого больше верных ответов, тот и сильнее. Но здесь нет самого «вкусного» для телезрителя – минуты обсуждения. Вот так и случилось, что есть телевизионная игра «Что? Где? Когда?» и спортивная.
– В июне 1991 года команда Одессы проиграла, и вы вместе с Борисом Бурдой были лишены права играть в элитарном клубе. В 1995 году команду амнистировали, вы были в зале среди знатоков, но больше не садились за знаменитый круглый стол с «коняшкой». Вы поссорились с Ворошиловым?
– Никакой ссоры не было. Эта игра совпала со временем, когда шли довольно жёсткие споры – даже интриги – вокруг соотношения ТВ и спорта. Дело в том, что на «Брэйн-ринге» манипулировать результатами гораздо сложнее, чем в телеигре. Это не означает, что Ворошилов что-то подтасовывал, чтобы «вытащить» любимчиков или «утопить» непонравившихся. Этого не было, но он всегда честно говорил: мне нужен счет 6:5 – всё равно, в чью пользу. Ему, человеку телевидения, было важно создать интригу, вызывающую у телезрителя неослабевающее напряжение.
Владимир Яковлевич был руководителем жёстким, даже авторитарным, но он никогда не пошёл бы ни на какой подлог. Другое дело, что, зная, кто из игроков чем интересуется, редакторская группа могла – по его указанию, конечно, – подобрать несколько достаточно лёгких вопросов или, наоборот, выдать вопросы, лежащие вне сферы интересов всей команды. Можно дать вопрос с размытой, нечёткой формулировкой ответа и, в зависимости от обстоятельств, засчитать или не засчитать ответ. Много чего можно сделать интереса ради, интриги для. А вот на «Брэйн-ринге» это всё сложнее, и потому вокруг «Брэйн-ринга» и спортивных соревнований сформировалось много игроков, морально независимых от Ворошилова. В тот момент, в 1991 году, ему надо было показать, кто в доме хозяин, чтобы игроки поняли, что главный тут – он. И игра 3 июня 1991 года сложилась так, как сложилась.
Уже позже, проанализировав ход игры, мы убедились, что это была именно манипуляция для давления на игровую тусовку. Что касается вылета из элитарного клуба, Ворошилов часто это практиковал, чтобы обосновать появление новых игроков. Одно время я часто ездил на игры в чайный домик в Нескучном саду, но потом перестал, появились другие дела. Хотя, конечно, смотрю игры по телевизору.
– Выходит, мы не видим вас там не из-за конфликта с Ворошиловым?
– С ним конфликта не было. А вот после его смерти действительно разгорелся конфликт вследствие разных взглядов на то, в какой мере телевидение может и должно контролировать спортивное движение. Напомню, что Ворошилов одновременно возглавлял и фирму «Игра», и Международную ассоциацию клубов «Что? Где? Когда?». После его смерти фирму возглавила последняя официальная жена Владимира Яковлевича, редактор передачи «Что? Где? Когда?» Наталья Стеценко. Новое руководство попыталось полностью контролировать спортивные игры, включая финансы. Встал вопрос о том, что надо бы организаторам спортивных турниров платить отчисления фирме за использование бренда «Что? Где? Когда?». Этот товарный знак в своё время был зарегистрирован на имя Ворошилова, потом он передал его в распоряжение Ассоциации клубов, но после смерти Владимира Яковлевича товарный знак оказался в распоряжении фирмы «Игра». Некоторое время из-за всего этого был довольно жёсткий конфликт. Я в этом конфликте выступал безоговорочно на стороне спортивного движения, чем основательно испортил отношения с фирмой: они восстановились только спустя несколько лет.
– Все эти игры – способ заработать или скорее возможность интеллектуального самоутверждения Анатолия Вассермана?
– Главное для меня – сам процесс игры, он мне очень приятен. Я не зря упомянул, что наше спортивное движение держится на чистом энтузиазме, здесь люди получают от игры удовольствие. Да и в призовых играх о деньгах совершенно не думаешь: здесь ты полностью сосредоточен на игровом процессе. Начнёшь думать о деньгах – отвлечёшься от игры и проиграешь. Но выигрыши, конечно, были. Скажем, в «Своей игре» я выиграл «Тойоту», а в «Автомобильном кубке» в 2008 году – «Киа». Правда, водить не пытался, я для этого слишком рассеянный, и сразу попросил дать мне выигрыш в деньгах, за вычетом налогов. За «Тойоту» получил 20 тысяч долларов, за «Киа» – 8 тысяч долларов.
– Вы человек с техническим образованием и аналитическим, «инженерным» складом ума – и в то же время производите впечатление гуманитария. Кто же вы на самом деле – «физик» или «лирик»?
– Сейчас я занимаюсь гуманитарными делами, но вы правы: по складу ума я скорее инженер, тяготеющий к точным наукам. Но уже в конце восьмидесятых годов начал понемногу интересоваться политикой: во времена перестройки от политики просто некуда было деться. Тогда и убедился, что мне вроде есть что сказать по этому поводу. Вот так и получился симбиоз «физика» и «лирика». Постепенно начал влезать в политику, появились публикации в прессе.
– Помните свою первую статью?
– Первая опубликованная статья называлась «Независимость от здравого смысла», она появилась в «Одесском вестнике» 23 ноября 1991 года и призывала на референдуме 1 декабря того же года голосовать против независимости Украины. Увы, все мои прогнозы, опубликованные в этой статье, так или иначе сбылись. Говорю об этом с сожалением.
– В 1994 году вы проиграли выборы в Раду, на выборах в Госдуму VII созыва в 2016 году заняли в своём округе второе место и после этого уже никуда не баллотировались. Это разочарование в политике или трезвая оценка своих сил?
– Ко времени выборов в 1994 году я накопил неплохой опыт поражений в спорте, и это я воспринял как ещё одно поражение. Но то, что у меня не получилось в 2016 году, не значит, что я не попробую ещё раз. Для этого нужно только, чтобы были выборы, причём желательно общефедеральные, поскольку в каких-нибудь муниципалитетах я просто завязну. Я и на Украине избирался в Верховный Совет, а не в Одесский городской совет. Потому что очень многие проблемы локальных уровней – следствия проблем глобальных. И если я кинусь решать глобальные проблемы на локальном уровне, я мало что смогу сделать. Ещё Владимир Ильич Ульянов предупреждал, что тот, кто пытается решать частные задачи, не разобравшись сперва с общими, обречён то и дело наталкиваться на последствия этих нерешённых общих задач, не имея даже представления о том, откуда эти последствия взялись и как с ними справляться. С учётом этого я и буду баллотироваться – в чём, честно говоря, не очень уверен, ведь ко времени ближайших федеральных выборов мне пойдет уже шестьдесят девятый год.
– В Одессу не тянет?
– Тянет, конечно. Но после государственного переворота 22 февраля 2014 года я в Одессу не совался. На следующий день после переворота мне надо было закончить кое-какие дела в Одессе, и я полетел туда самолётом, потому что опасался ехать на поезде через Киев. Сейчас на Украину не поехал бы, там многие меня знают, и я знаю многих, и уверен, что в лучшем случае – если мне очень сильно повезёт – меня убьют немедленно после пересечения границы.
– Почему такой невыразительной была реакция знаменитых московских одесситов на сожжение нацистами людей в Одессе 2 мая 2014 года? Наши одесситы чего-то боятся?
– Многие, вероятно, боятся лишиться возможности приезжать к родным и близким. Но куда важнее, что единой позиции по этому преступлению нет даже в самой Одессе, не говоря уж о тех, кто знает о ходе событий даже не по теленовостям, а по бродящим среди одесситов слухам – порою очень странным. Вдобавок значительная часть публичных личностей России – в том числе и одесситов – составляет единую тусовку, где приняты догматы тоталитарной секты «либералы», искренне верующей в пагубность всего русского и соответственно приветствующей любой ущерб русским. Кстати, я тогда публично осудил это преступление украинских нациестроителей. И с тех пор при каждой возможности напоминаю о преступной сущности самой идеи «украинцы – не русские».
– Что произошло с Украиной? Почему именно самый близкий русским народ вдруг стал заклятым врагом русских?
– На Украине сложилось всё понемногу. Тут, конечно, и сознательное целенаправленное воспитание Антироссии, и «переписывание» всего подряд. Проект «Украина не Россия» предложен и долго культивировался Польшей. Идея заведомо ложная, но чего не сделаешь ради политики. Ещё в 1864 году польский политик, а под конец жизни и священник Валериан Анджеевич Калинка призывал сделать всё, чтобы украинцы перестали быть русскими. А непосредственно в процессе «европейского Майдана» и в Москве, и в Киеве очень увлеклись идеей сработать против методики теоретика «ненасильственного движения» и «цветных революций» Джина Шарпа, изложенной в его вышедшей в 1993 году книге «От диктатуры к демократии».
Поскольку сущность этой технологии в том, чтобы противопоставить «злую власть» «тихим и мирным демонстрантам», практически всё противодействие перевороту свелось к демонстрации того, что власть мирная, а те, кто против неё выступает, – кровавые преступники. Это удалось показать весьма наглядно. Но противник резко изменил тактику и переключился уже на прямое насилие, начав с «сакральных жертв» – то есть сознательного убийства «своих» для того, чтобы потом свалить эти убийства на «чужих».
Кстати, в 2012 году я предсказал Борису Ефимовичу Немцову роль такой же сакральной жертвы, вычислив тогда, что из всех кандидатов на эту роль именно Немцов – самый удобный для своих подельников. Я сознательно употребляю здесь этот уголовный термин. К сожалению, мой прогноз сбылся через три года… В дни Майдана никто ни в Москве, ни в Киеве не ожидал, что активисты пойдут на такое «переворачивание доски» и стремительно перейдут от «мирных протестов» к настоящей бойне. Словом, сложился целый букет неблагоприятных обстоятельств, и я бы не стал выделять в этом букете какой-то один дурно пахнущий цветок. Работа по созданию «украинской нации», которую начинали ещё большевики, но потом заморозили, убедившись, что она крайне разрушительна, практически доведена до конца сейчас.
– Вернёмся к вашей истории. В 2015 году вы подали заявление о приёме в российское гражданство, и 27 января 2016 года Указом Путина стали гражданином России. Смена гражданства была как-то связана с тем, что 18 сентября 2015 года Следственный комитет СБУ возбудил против вас уголовное дело «за сепаратизм»?
– Я всегда выступал за воссоединение Украины с остальной Россией и полагал, что призыв к воссоединению будет воспринят с большим вниманием, если исходит от гражданина Украины. А потом, когда уже произошёл переворот и началась гражданская война, я пришёл к выводу, что теперь уже совершенно всё равно, от кого будет исходить этот призыв, и подал заявление о российском гражданстве. Это было месяца за два до возбуждения против меня уголовного дела на Украине.
– Вы как-то сказали, что «независимая Украина опасна для всех своих граждан». Национальные государства обречены на исчезновение в обозримой исторической перспективе?
– Не думаю. Очень многие явления сохраняются всерьёз и надолго, даже если они существуют в качестве пережитков. Но почему я считаю мононациональное королевство худшим вариантом, чем многонациональная империя? Опять придётся обратиться к экономике. Известно, что разделение труда повышает его производительность. Это происходит не всегда и не при любых обстоятельствах, а сейчас уже практически исчерпана большая часть доступных нам способов разделения труда. Но один способ ещё остался неиспользованным – то самое повышение разнообразия, о котором я говорил в своей статье «Глобализация – это разнообразие». Чем больше разных народов с разными возможностями и разными потребностями сосуществуют в условиях одного государства, тем больше у этого государства возможностей для эффективного ведения хозяйства.
Сейчас говорят о мине замедленного действия, подложенной Лениным под российскую государственность, но эту мину заложил Керенский. В 1917 году Временное правительство провозгласило Россию республикой, и эти государства автоматически оказались свободными от каких-либо обязательств перед Россией. Временное правительство сделало всё, чтобы развалить державу на куски, да и Гражданскую войну начали близкие к нему люди. То, что большевикам удалось собрать страну воедино хотя бы в формате конфедерации, то есть с правом выхода, – это было натуральное чудо. Все эти национальные требования начали культивироваться ещё при Временном правительстве, которое охотно признавало сепаратистов вроде самозванцев из Киевского Центрального совета. И с этими самозванцами правительство Керенского вело переговоры, официально признав их представителями несуществующего «украинского народа»!
Тогда против этого выступали жители практически всех южнорусских городов и сёл, на которые претендовали деятели Центрального совета, эти люди считали себя русскими, а свою землю – Россией, они не желали учить какую-то непонятную «мову». Но Временное правительство хваталось за «раскрутку» любых сепаратистов.
– Но и советская «украинизация» была направлена на «дерусификацию» Украины, против общерусского самосознания, и именно большевики внесли решающий вклад в создание массового «украинца» как альтернативу единству русского мира…
– Это правда. Но большевики надеялись таким образом показать всему миру, что социализм способствует развитию и процветанию малых народов. Но уже в 1932-м году – во время голода по всей Европе, включая значительную часть СССР – оказалось: чем успешнее руководитель занимается украинизацией, тем хуже он справляется со всеми прочими делами. Тогда «коренизацию» остановили, но отменить не смогли: слишком уж много авторитета самой партии было вложено в нациестроительство, и полная его отмена поставила бы под сомнение прочие решения высшего руководства страны.
Продолжение – в следующем номере «ЛГ»